— Обережно, мля!
— Огонь, огонь! — кричит коммандер, не отрывая глаз от планшета.
Бах! Бах! — мины ложатся на наш ВОП — там, дальше, возле блиндажей, у них опять перелет, и это настолько же прекрасно, как и белый дым сгоревших пороховых, вяжущий мерзкой слюной язык и окутывающий нас густым облаком. Рация что-то пищит, но я не слышу, в голове звенит, ручку повернуть — и затвор сыто лязгает, закрываясь.
— Не дергай, мля! — шипит Серега, вглядываясь в полуприцел на ПГОК-9. — Выстрееел!
Я не отвечаю — я шагаю вбок, взвожу спусковой и бегу назад. «По настанове» я должен отойти вбок и присесть на колено, но на это нет времени. Бах! — и свист уносящейся гранаты. Назад, назад, выдернуть из укладки ящика пороховой, разобрать от упаковки, аккуратно примостить… Гала бежит вперед и заряжает СПГ своим, уже собранным выстрелом, я слышу сквозь писк это классическое «Обережно, мля!» и тут же «Выстрееел!». Дым, поднявшаяся пыль, пустой ящик отлетает в сторону, ааа, чччерт, последний, быстрее, быстрее, собрать-скрутить — и обратно, семь шагов, положить выстрел, открыть затвор, поддеть ножом хвостовик, схватить рукой в неудобной перчатке, отшвырнуть железку и аккуратно вставить…
Бббах!
Ставший твердым воздух пинает в затылок, земля бьет в левый бок, опрокидывает. Не больно. Не больно, не больно, не больно, ура, мне не больно, значит, не попали, я подтягиваю под себя ноги, переваливаюсь и встаю. СПГ валяется на боку, аааа, черт, хана, наверное, прицелу, Серега, Серега… Серега сидит, вытянув ноги, и беззвучно матерится. Гала… нет, не вижу, а Танцор…
Ббббах!
Остатки порохового дыма, заменившего воздух, выбивает из груди, броник, кажется, схлопывается, не оставляя между плитами ничего, я хочу вздохнуть и не могу. Страх — запоздавший, липкий, тяжелый — наваливается глыбой, я бы закричал сейчас — да не могу я, не вдыхается, и глаза почему-то немножко режет.
«Не паникуй», — медленно и раздельно говорю я про себя. Нет, не этот я — какой-то другой «я» приходит в черепушку, лениво оглядывается, пинает тараканов, вздыхает и говорит: «Не паникуй, мля».
Вдооооох. Долгий, как скрежет камня по лезвию ножа, и противный, как пот, стекающий по коже и капающий с носа в сухую пыль. Поднимайся. Поднимайся, все нормально, поднимайся.
— Подиймайся, мля! — орет в ухо Серега, я подтягиваю ноги и, скривившись, подымаюсь на колено. А вот теперь больно. Но меня просто садануло о камни, все нормально, все — нормально. Не паникуй.
— Помогай! — Президент пихает меня, я поворачиваюсь и хватаю СПГ за ствол. Ффу, блин, ручки раскладываются со скрипучим щелчком, мы привстаем и подымаем нетяжелое тело гранатомета. Вроде целый, только серый, прибитый пылью. Выставить. Оглядеться. Еще раз вдохнуть.
— Это «бэха» работает, — сбоку выворачивает Вася, подымает голову вверх, высматривая квадрик. — «Бэха» выехала, поня́л? Ты как?
— Поня́л, — автоматически отвечаю я. Точнее — хриплю, белой пылью, оказывается, забито горло, нос, рот, да и вообще — весь я. — Норм. Де Гала?
— Работаем дальше, она не стреляет. Давай, заряжай. Гарант?
— Виставив. Заряжай.
— Все, бэка нема, в нычку…
— Вооооздуууух! — вдруг толкает меня коммандер, я спотыкаюсь, но прыгаю… пытаюсь прыгнуть в сторону камней. Ббббах! Толчок в спину.
— Работаем! — Вася подымает голову. — Каску надень, дебил! Бэка зара поднесут!
— Но щас-то его нема!
— Воздух! — теперь орет Президент.
Мы снова ныряем за камни.
Сепарская «бэха-копейка», последняя оставшаяся на «Амонскладах», выехала из капонира и накрыла давно, судя по всему, прибитую позицию нашей «Берты». Плюсы: стреляет медленно, да и полет гранаты слышно. Минусы: все остальное. Сидим? Сидим.
— Тре выходить, квадрик садится.
— Хай садится на автомате.
— Я с краю запускал, кувыркнется в карьер.
— Мля…
Бах! Бах! Две мины на опорник. Надеюсь, пацаны в блиндажах, надо проверить… ааа, мля, рация валяется где-то там, возле гранатомета. Ббббах! Пыль впивается в камни, я вжимаюсь ниже, потом плюю и ложусь на спину. За огромной серой глыбой переговариваются Президент и Гала.
— Задолбали, — шипит коммандер, задрав голову вверх. Из дымного неба, ласково подвывая моторчиками, спускается ненаглядный «фантик», приходится-таки подняться и схватить игрушку за тонкие «ножки». От будет тупо, если сейчас опять граната прилетит…
— Валить отсюда надо, Николаич. — Я сплевываю пыль, обнимаю квадрик и начинаю скручивать винты. — Шо мы тут торчим?
— А до «Чарли» ты телепортируешься? — Вася выключает пульт.
Бах! Бах!
— Надеюсь, все по норам. Смотри. Бэха бахнет — и ходу, до «Чарли» триста метров. Пробежимся.
Вася молчит, я опять сползаю на землю и вытаскиваю помятую пачку. Фууууух, руки дрожат, и в башке звон не проходит. Из-за камня появляется рука и требовательно щелкает пальцами. Я сую желтую зажигалку в пачку и вкладываю в ладонь. Рука исчезает и больше не возвращается, только слышно «Мляааа… Шось я заїб@вся…»
Бах! Снова пыль, мелкие камни щелкают-свистят в воздухе. Не, точно валить отсюда надо, до тропинки…
— ….. — говорит Вася, оглядывавший площадку, — …..!
С узкой и кривой тропинки, выходящей на площадку с СПГ, вываливаются двое минометчиков. Впереди пыхтит и крякает высокий здоровенный Михалыч, топая ножищами, броник самыми краешками боковушек едва сходится на пузе, слишком маленькая кепка с нашивкой-флажком «по-дембельски» едва держится на затылке, в руке теряется АКС с почему-то отстегнутым, волочащимся ремнем. За ним — маленький Андреич, тоже в бронике и тоже без каски. Автомат висит за спиной, из рыжей бороды воинственно торчит сигарета. Между ними — ящик ОГ-9, Михалыч прет буром, и Андреич едва успевает, вцепившись двумя руками в деревянную ручку.
Бах! Резкий взрыв рыхлит мелкие камни, Михалыч сплевывает, не сбиваясь с шага, и целеустремленно прет к «сапогу». За ними показываются Вуйко и Козачок, тянущие последний ящик из «нычки». Следом шагает-приплясывает Прапор, он видит Васю, радостно машет ему рукой. На ВОП падает еще пара мин.
Вот так. Обстрел, не обстрел, мина упала, «бэха» там тщится нас нахлобучить — похеру. Пацанам сказали принести бэка — пацаны принесли. Все, принимай-распишись.
— …. — говорит ротный, поворачивается ко мне и щелкает пальцами, точь-в-точь как Президент. — Батарейку.
— Мля, — я протягиваю последний заряженный аккум и начинаю накручивать лопасти обратно. — Вот и свалили.
— Не гунди, — говорит Вася и вдруг улыбается. Странной, кривой улыбкой. — Гала! Заряжай. Серега, давай, не спи. Дальность два-шестьсот, вторая вешка, лево четверть оборота.
— Смысла эспешку колупать последними раке… гранатами? — Я становлюсь на колено и вижу, как Прапор сдергивает проволочки и распахивает ящик.
— Нахер мне та эспешка? — протягивает Вася. «Вооооздух!» — кричит кто-то, мы пригибаемся, пацаны скачут за камни, и коммандер за секунду до взрыва успевает сказать: — Выставляй «фантика». Я хочу «бэху».
— Мля.
День
— Мда…
— Ну так даже красивше. Смотри, як оригинально.
— Мда…
— И, главное, теперь никогда не перепутаем. Тот — зеленый, а этот — черный.
— Мда…
— Васяяяя… Та хватит «мдакать», осмысленное шо-то скажи.
— Комбат выеб… Комбат будет несчастлив.
— Мда…
Гранатомет — черный. Краска обгорела, нет, не вся, но бо́льшая часть СПГ — матово-черная, и мы дружно тупим, сгрудившись возле остывшей «Берты», и только наглотавшийся дыма Президент кашляет, противно, резко, пытаясь выплюнуть легкие. Гранатомет стоит, чернея посреди серого камня, и если бы не ямка за ним, груда хвостовиков, пустые ящики и дурацкий цвет, то ни за что не поверишь, что час назад тут была маленькая, локальная, никому не известная война.
— Шо Саныч? — Я провожу рукой по стволу и смотрю на перчатку. Нет, не мажется.
— Ща… Хвалил. Шматко! Шо с контактной?
— Моємо… — Шматко, зачем-то зажав отвертку в зубах, протирает чьими-то носками контакты. — Стіраємо… Вродє нормально.
