Каждый раз, садясь есть, Мари-Лора чувствует, что предает папу.
Даже те, кто вернулся, вернулись совсем другими: они старше, чем должны быть, как будто были на другой планете, где время течет быстрее.
— Есть вероятность, — говорит Этьен, — что мы так ничего и не узнаем. Надо быть к этому готовыми.
Мари-Лора слышит голос мадам Манек: «Обязательно надо верить».
Они ждут все лето: Этьен с одной стороны, доктор Жеффар — с другой. И однажды августовским вечером Мари-Лора ведет дядю и доктора Жеффара по длинной лестнице, на солнце, и спрашивает, безопасно ли сейчас перейти улицу. Они отвечают: да, и она ведет их по набережной к воротам ботанического сада.
На дорожках перекрикиваются дети. Неподалеку играет саксофон. Она останавливается перед зеленой беседкой, гудящей от пчел. Кто-то где-то сейчас придумывает, как скинуть капюшон горя, но Мари-Лоре это не по силам. Пока не по силам. В конце концов, она всего лишь девочка-инвалид без дома и без родителей.
— Что дальше? — спрашивает Этьен. — Обедать?
— В школу, — говорит она. — Я хочу пойти в школу.
Франк Фолькхаймер живет в Западной Германии, в пригороде Пфорцхайма, на третьем этаже, в доме без лифта. В его квартире три окна. Почти весь вид состоит из огромного рекламного щита, закрепленного на торце дома через улицу. На щите изображены нарезанные кружками колбасы — размером с Фолькхаймера, красные, розовые, серые по краям, украшенные веточками петрушки высотой с куст. По ночам четыре безрадостных электрических прожектора над щитом заливают квартиру странным отраженным светом.
Ему пятьдесят один год.
Косой апрельский дождь падает в лучах прожектора, телевизор моргает голубым светом. Фолькхаймер, привычно нагибаясь, входит из кухни в комнату. Ни детей, ни собаки, ни кошки, ни домашних цветов, очень мало книг на полках. Только журнальный столик, матрас и единственное кресло перед телевизором, в которое он и садится. На коленях круглая жестяная банка с печеньем. Он съедает их все: сначала цветочки, потом крендельки и наконец трилистники.
На экране черная лошадь помогает человеку выбраться из-под поваленного дерева.
Фолькхаймер устанавливает и чинит телевизионные антенны. Каждое утро он надевает синий комбинезон, тесный в плечах и короткий снизу, большие черные ботинки и отправляется на работу. Поскольку ему не нужны помощники, чтобы ворочать тяжелую раздвижную стремянку, и не нужны собеседники, Фолькхаймер почти всегда ездит на вызовы в одиночку. Люди звонят в головную контору, просят установить антенну или жалуются на помехи, на интерференцию, на то, что скворцы свили гнездо на проводах. Фолькхаймер приезжает, сращивает провода, снимает шваброй птичье гнездо, поднимает антенну повыше.
Только в самые ненастные, самые холодные дни он чувствует себя в Пфорцхайме как дома. Ему нравится, когда ветер задувает под воротник комбинезона, когда далекие холмы припорошены снегом, а деревья вдоль улиц (все одинакового возраста, высажены в один год после войны) блестят инеем. Зимними вечерами Фолькхаймер ходит между антеннами, как матрос среди натянутого такелажа. В синих сумерках видно, как внизу на улицах люди спешат домой. Иногда мимо проносятся чайки, белые на фоне темного неба. Легкий, привычный вес инструментов на поясе, запах нескончаемого дождя, сияние облаков — только в такие минуты Фолькхаймер хоть отчасти чувствует себя человеком.
Однако бóльшую часть времени, особенно в теплые дни, жизнь его выматывает: пробки на улицах, граффити на стенах, политика начальства. Все вечно грызутся из-за премий, доплат, сверхурочных. Иногда, в тягучую летнюю жару, Фолькхаймер задолго до зари расхаживает по квартире в резком электрическом свете рекламного щита и ощущает одиночество в себе как болезнь.
Он видит, как высокие ели качаются на ветру, слышит их протяжный скрип. Видит земляной пол дома, в котором вырос, алый рассвет за еловыми лапами. Иногда его преследуют взгляды людей, обреченных погибнуть через секунду, и тогда он убивает их снова. Мертвец в Лодзи. Мертвец в Люблине. Мертвец в Радоме. Мертвец в Кракове.
Дождь стучит по окну, по крыше. Перед сном Фолькхаймер спускается на три лестничных пролета к почтовому ящику в подъезде. Он не забирал почту больше недели, сегодня там, помимо рекламы и счетов, лежит толстый конверт от ветеранской организации в Западном Берлине. Фолькхаймер уносит все в квартиру и распечатывает конверт.
Три разных предмета сфотографированы на одинаковом белом фоне, к каждому прикреплена аккуратная бирка с номером.
14-6962. Брезентовый солдатский мешок, серый, с двумя лямками.
14-6963. Игрушечный деревянный домик, раздавленный с одного угла.
14-6964. Тетрадь в мягкой обложке, на которой написано одно слово: Fragen[52].
Домик ему незнаком, вещмешок может быть чей угодно, а вот тетрадь узнается с первого взгляда. В нижнем углу чернильной ручкой выведены инициалы: «В. П.». Фолькхаймер двумя пальцами трогает фотографию, как будто тетрадку можно вытащить и пролистать.
Он был просто мальчишка. Как они все. Даже самые рослые.
В письме объясняется, что организация ищет ближайших родственников погибших солдат, чьи имена неизвестны, чтобы передать им вещи. У организации есть основания полагать, что он, оберфельдфебель Франк Фолькхаймер, командовал подразделением, в котором служил хозяин вещмешка. Сам вещмешок был найден в американском лагере для военнопленных во Франции, в округе Берне, в 1944 году.
Знает ли он, кому принадлежали эти вещи?
Фолькхаймер кладет фотографии на стол и стоит, уронив мощные руки. Он слышит рычание мотора, стук дождя по будке. Звон комаров. Топот сапог и многоголосые мальчишеские крики.
Треск помех, потом выстрелы.
Но это же не по-человечески, оставлять его так? Пусть даже мертвого.
Какое же у тебя будущее…
Он был маленький, белобрысый, с торчащими ушами. Когда мерз, застегивал воротник и прятал руки в рукава. Фолькхаймер знает, чьи это вещи.
Ютта Ветте преподает алгебру шестиклассникам в эссенской школе: переменные, теория вероятностей, параболы. Одевается каждый день одинаково: черные брюки с нейлоновой блузкой, бежевой, серой или голубой. Иногда, под очень хорошее настроение, желтой. Кожа у нее бледная, а волосы по-прежнему белы, как бумага.
Муж Ютты, Альберт, добрый, медлительный, лысеющий бухгалтер, коллекционирует игрушечные паровозики и возится с ними все свободное время. Они уже отчаялись иметь детей, но в тридцать семь Ютта все-таки забеременела. Их сыну Максу шесть лет, он любит собак, копаться в земле и задавать вопросы, на которые невозможно ответить. В последнее время у Макса новое увлечение: он складывает из бумаги замысловатые самолетики. Приходит из школы, встает на колени на кухонном полу и с неизменным, почти пугающим упорством складывает самолетик за самолетиком, проверяет разные формы крыльев, хвоста, носа. Очевидно, больше всего ему нравится сам процесс, превращение чего-то плоского во что-то летающее.
Начало июня, четверг, учебный год почти закончился. Они всей семьей в бассейне. Небо затянуто серыми облаками, в лягушатнике галдят малыши, родители болтают между собой, читают газеты или дремлют. Все хорошо. Альберт, в плавках, с полотенцем на шее, стоит перед буфетом и думает, какое мороженое взять. Макс плывет неумело, молотя руками по воде, и часто оглядывается — смотрит ли на него мама. Наконец он вылезает, заворачивается в полотенце и садится рядом с нею. Макс худой, маленький, с торчащими ушами. На ресницах блестят капли воды. Смеркается, холодает; купальщики собираются семьями и идут к велосипедам или к автобусной остановке. Макс с хрустом жует печенье из картонной коробки.
— Я обожаю печенье-зверушек, Mutti[53], — говорит он.
— Знаю, Макс.
Альберт отвозит их домой на маленьком громыхающем «НСУ Принц-4». Ютта достает из сумки стопку итоговых годовых контрольных и садится на кухне их проверять. Альберт ставит воду на макароны и начинает жарить лук. Макс достает из ящика лист чистой бумаги и начинает складывать самолетик.
В дверь стучат: раз, два, три.
У Ютты бешено колотится сердце. Карандаш зависает над тетрадью. Какие глупости! Это просто соседка, приятельница или Анна, маленькая подружка Макса, которая вместе с ним строит сложные города из пластмассовых кубиков. Только Анна стучит иначе.
Макс, держа самолетик в руках, несется к двери.
— Кто там, малыш?
Мальчик не отвечает — это значит, что пришел кто-то незнакомый. Ютта идет в прихожую и видит, что в двери стоит великан.
Макс скрестил руки на груди, потрясенный и заинтригованный. Самолетик лежит на полу у его ног. Великан снимает кепку. Его огромная голова блестит лысиной.
