Дед Хвыля грозит ей пальцем.
— Не слухай оцей жинки, товарищ генерал, бо вона з роду дурна. А тикали мы от нимца з переправы…
И он рассказал Ватутину, как на переправе угнанный немцами народ попал вместе со своим конвоем под бомбежку. Конвоиры перепугались, попрятались, а народ в это время разбрелся потихоньку да полегоньку — кто в гай, кто в степь, а кто в балку. Так и утекли.
— Все ушли? — спросил Ватутин.
— Ни, де там! — ответил старик, горестно покачав головой. — Богато людей погнали вороги!
Он отбросил окурок, тут же взял у адъютанта новую папиросу и опять жадно закурил.
— Куда же теперь идешь, дедушка? — поинтересовался Ватутин.
— До дому.
— А что, хата у тебя цела?
— Ни, хати нема.
— А что есть?
— А ничого нема. Тилько ридна земля да добре життя!..
Старик так бодро и спокойно произнес эти слова, что Ватутин улыбнулся.
— Ну, счастливого пути, дед! — протянул он старику руку и попросил адъютанта: — Дайте-ка ему еще тютюну на дорогу.
Машина тронулась и стала медленно пробиваться сквозь толпу. Те, кто еще не видели Ватутина, тянулись, чтобы взглянуть на него, поклониться.
— Товарищ генерал! Товарищ генерал! Подождите трохи! — вдруг закричал кто-то из самой гущи толпы.
Ватутин обернулся и увидел, что к нему, расталкивая людей локтями, пробираются два паренька. Их старые, рваные пиджаки перетянуты ремнями. В руках по автомату.
— Затормози, — сказал Ватутин шоферу. — Что за люди?
Парни подбежали к машине, смущенно остановились. И Ватутин увидел, что перед ним совсем еще мальчики, лет по шестнадцати-семнадцати, не больше, запыхавшиеся, с загорелыми, обветренными, вспотевшими лицами.
Мальчики стояли плечом к плечу, словно чувствовали себя в строю.
— Что вам, ребята? — спросил Ватутин.
— Партизаны мы, товарищ генерал!
— Партизаны? — Ватутин внимательно поглядел на пареньков. — Что ж, у вас весь отряд из таких хлопцев состоит?
— Ни. Тилько мы, разведчики, молодые. А то у нас всякий народ — и старики и жинки… И дид Хвыля з нами.
— С вами? Какой же это дед Хвыля?
— А вот, что тут, на дороге, стоял. Вы еще с ним разговаривали.
— Этот самый старик? Да его же немцы из села вместе со всем народом угнали? Разве он партизанил?
— Эге ж, товарищ генерал, — сказал один из юных партизан. — Он хочь и на селе жил, а дуже нам помогал: за немцами следил, нас прятал…
— Как же ваш отряд называется? Большой он?
— Отряд наш зовется «Октябрьская революция». А уж сколько в нем народу, то мы одному только командующему скажем. Ватутину, генералу. Как бы нам до него добраться, товарищ начальник? Очень нужно!..
— Ну, если очень нужно, так я за него.
— Це як же?
— А очень просто. Я и есть Ватутин, генерал.
Партизаны удивленно переглянулись, словно не веря, что вот так, на дороге, можно встретить самого командующего. Большой начальник, командующий фронтом! Его не сразу найдешь, да и могут не допустить до него. А тут — встретили и запросто поговорили!.. Им в отряде никто и не поверит…
— А хиба ж вы и вправду Ватутин? — спросили пареньки, всматриваясь в генерала.
Автоматчики, сидевшие позади Ватутина, засмеялись. Этот смех успокоил молодых партизан.
— До вас, товарищ генерал, нас и послали, — начали они торопливо объяснять, проникаясь доверием к Ватутину и ко всем, кто сидел с ним в машине. — Отряд наш переправу подготовил. В зарослях лодки собраны, бочки, плоты!..
— Вот кстати! — воскликнул Ватутин. — Это вот настоящая помощь! Спасибо вашему отряду, ребята!.. — Он повернулся к адъютанту: — Посадите хлопцев в машину. Пусть едут за нами.
Машина тронулась к Днепру. А навстречу ей все шли и шли люди, возвращались из фашистской неволи…
4
Еще во время боев под Курском гитлеровское командование, очевидно предвидя возможность поражения своих войск, усилило строительство мощной линии укреплений на западном берегу Днепра. Отсюда, с высокой, обрывистой кручи, открывался далекий обзор. Отсюда было удобно обороняться, высматривать на другом, низком, берегу важные цели. И теперь гитлеровцы полагали, что после долгого отступления на запад их войска смогут отдохнуть и перегруппироваться, — русским не удастся преодолеть Днепр. Большинство населенных пунктов у побережья немцы превратили в опорные пункты и узлы сопротивления с круговой обороной. На каждой высоте установили доты с пушками, каждый бугор приспособили под пулеметные гнезда. Дороги и поля, где могли пройти танки, они густо заминировали, а в лесах устраивали завалы. Новая крепость стала на пути наших войск Но если овладеть ею, славный, древний Киев будет освобожден!
Ночь становится все темнее. Дует резкий, холодный ветер, косо летят крупные капли дождя. Где-то в тучах с ноющим звуком проходят вражеские бомбардировщики. С западного берега Днепра взвиваются белые ракеты и нависают над рекой, освещая воду призрачным, бледным светом. Огоньки игристо перебегают по волнам, и темными пятнами проступают островки и кусты, склонившиеся над водой.
Вот с западного берега, через весь Днепр, протянулась струя трассирующих пуль. Стремительно несется пунктир из красных, зеленых, белых искр. Слышен тревожный стук пулеметов. И вдруг откуда-то из-за рощи немцам начинает отвечать автоматическая пушка: она бьет трассирующими снарядами, и уже не искры, а огненные птицы одна за другой летят через реку. Яркие вспышки озаряют сизое небо и сизую осеннюю воду. Р-ррру, р-рру!.. — грохочут где-то обвалы, и далеко по реке разносится тяжелый гул. Это рвутся бомбы.
Ватутин, зябко поеживаясь, идет к землянке. В эти решающие ночные часы он почти все время в войсках. На широком фронте идет переправа через Днепр.
Враги не знали, где начнется переправа, и нервничали, растягивали свои силы, метались. Разведка доносила, что они то укрепляют один участок, то снимают с него войска и бросают их на другой. Нельзя давать врагу передышки. Необходимо тщательно скрыть от немцев основное направление удара. Пусть противник гадает, где будут наступать главные силы.
В темноте к Днепру подходят новые и новые части, движутся темные громады орудий, слышен сдержанный говор солдат.
Ватутин идет узкой тропинкой, уводящей в глубь небольшой рощи. Из темноты его тихо окликает часовой. «Сталинград!» — так же негромко отвечает и Ватутин. «Сталинград» — это пароль нынешней ночи.
Пробежав по небу и озарив края туч, над рощей склоняется луч прожектора, и на мгновение причудливым узором возникает над головой переплетение сучьев.
— Сюда, сюда, товарищ командующий! — говорит офицер, идущий за Ватутиным. — Вот мы тут расположились, проходите.
Но Ватутин и сам видит неясные очертания землянок под деревьями. Около них стоят люди.
По ступенькам Ватутин спускается в землянку. Крепко срубленная, она сразу приняла обжитой вид. У стены сложены вещевые мешки, рядом с ними пристроились телефонисты. Посередине землянки небольшой стол, за которым сидят подполковник Федоренко, офицеры, седоусый человек в полувоенной форме и те два паренька-партизана, которых утром Ватутин встретил на дороге. Тут же присутствует и еще один человек, при виде которого командующий невольно улыбается. Это дед Хвыля. Он пьет чай из большой эмалированной кружки, притулившись у края стола. Фигура старика по-военному подтянута. Он опоясан широким солдатским ремнем с двумя подсумками, полными патронов, а рядом с ним стоит прислоненная к стене винтовка.
Увидев Ватутина, Федоренко поспешно встает. Встают и остальные. Дед Хвыля расплескал чай и косит глазами на лужицу, которая, расплываясь, грозит подмочить карту местности, разложенную у другого края стола. Ватутин слышит, как Федоренко шепнул седоусому:
— Командующий фронтом!..
— Я вижу — тут военный совет! — весело говорит Ватутин, делая знак, чтобы все сели. — Какое решение принято?
Седоусый прикладывает руку к козырьку фуражки:
— Разрешите представиться, товарищ командующий фронтом! Командир партизанского отряда «Октябрьская революция» Фролов.
Ватутин подходит к нему. И они здороваются, пожимая друг другу руки, при этом небольшая кисть Ватутина чуть не скрывается в огромной, темной от загара ладони партизана.
— Силен! — говорит Ватутин одобрительно.
— Рабочие руки, — добродушно отвечает партизан.
— Откуда вы?
— Из Донбасса. С шахты «Ирмино».
— Шахтер?
— Да.
— Как же сюда попали?
— Судьба занесла… В сорок первом во время отступления ранили, чуть не пропал. Вот дед Хвыля выходил! — Партизан кивает на старика, который в эту минуту украдкой рукавом смахивал чай со стола. — Потом партизанить стал… Собрал отряд. Сначала маленький. А как люди порасслышали — так и пошли к нам. Сейчас у нас в отряде двести семьдесят человек… Разрешите доложить о действиях отряда?
