— Не тоскуй, сынок, он скоро приедет. — Нушаферин вытащила из коробки мандарин. — На вот, кушай, да ручки сначала вымой и лицо, а потом чай будем пить.
После чая Тофик побежал к барашку, приласкал его:
— Проголодался? Я сейчас тебе травки принесу. А пока вот хлебушка покушай. Я тебе сегодня много травы принесу. Ведь за тобой надо ухаживать, чтобы ты не похудел. Понимаешь, нам придется тебя зарезать, когда папа приедет, ведь у нас будет много гостей…
Барашек поглядел на мальчика и вдруг жалобно заблеял. Тофику вдруг стало нестерпимо жаль барашка. Зачем его резать? Он такой хороший!
— Тофик, ай Тофик, где ты! — позвал соседский мальчик, просунув голову в калитку. Пошли за травой!
— Да буду я вашей жертвой, смотрите, далеко не ходите, что поблизости, то и нарвите, того и довольно, — напутствовала их Нушаферин. — Вот эту сетку набьете, и хватит.
Нушаферин бодрилась и других подбадривала, а самой так хотелось увидеть сына, что каждый час ожидания казался ей вечностью, и с тех пор как получили письмо от Ази, она не отрывала взгляда от дверей, и ей все казалось, что вот-вот Ази шагнет во двор, но тень сына не появлялась у дверей. Садилось солнце — она все ждала, ложась спать, говорила со вздохом: «И сегодня не приехал». Но завтра-то он, где бы ни был, уж обязательно появится, ведь если его отпустят, он нигде задерживаться не станет, полетит прямиком в родное гнездо. А терпения уже не хватало, и сердце то и дело сжималось болезненно, и билось порой как сумасшедшее. Ждали Ази все, и поэтому некому было утешить старую женщину, сказать: «Что ты суетишься, разве этим можно ускорить его приезд? Хоть он и генерал, да ведь и над ним начальники есть, может, что-то помешало, задержало, вот наберись терпения и жди». Но Нушаферин не спала ночами, все прислушивалась, все ей казалось, что только она заснет, а Ази и приедет. Когда с улицы доносился шум машин, сердце ее снова начинало усиленно биться. «Ай аллах, как бы было хорошо, если бы из этой машины вышел Ази! Сделай милость, аллах, помоги мне, я уж все сердце надорвала…; Разве трудно тебе сделать так, чтобы и я порадовалась хоть разок?» Она садилась в постели и ждала: вдруг машина остановится против дома? Готовая вскочить и броситься открывать дверь, она, обессилев, падала на подушку, когда машина, не останавливаясь, проносилась мимо.
— Бабуля… Ай бабуля… донесся зов Тофика. Старушка проворно спустилась во двор. Тофик плакал, сидя под деревом, а соседский мальчик, бледный, стоял по другую сторону дерева.
— Ты что плачешь, да будет бабушка твоей жертвой? — Нушаферин хала подняла Тофика, стряхнула с курточки пыль.
— Меня баран боднул, бабушка.
— Мы кормили его, — вмешался соседский мальчик, и я нечаянно наступил ему на копыто, а он взял и боднул Тофика.
— Вай, только этого не хватало, — воскликнула старушка. — Куда боднул? В ногу? Ну, это ничего. Но сколько раз я тебе говорила, что он может ударить тебя рогами. Видишь, что бывает, когда не слушаются. Ну, не плачь, да падут твои слезы на могилу бабки! Не сегодня-завтра приедет отец, мы зарежем этого злого барашка.
— Я больше к нему не подойду, бабушка. Но не надо его резать, он хороший.
— Ну, ладно, не надо. Но если вы будете тут около него вертеться, я стану беспокоиться и не смогу делать свои дела. Идите, играйте возле дома.
— Бабушка, а мы тебе поможем…
— Спасибо, родимые, сидите тут, я сама все дела переделаю.
Рза шел в райком крайне встревоженный, с каким-то недобрым предчувствием.
Несмотря на ранний час, первый секретарь райкома Мамедбейли уже ожидал его в своем кабинете.
Сначала Рза не поверил услышанному от секретаря; ноги словно приросли к полу. Секретарь пододвинул ему телеграмму.
Сомнений больше не оставалось.
— Что за горе стряслось над нами!.. Значит, Ази в ближайшее время приехать не сможет?
Только теперь понял Рза, зачем его срочно вызвали в город.
Мамедбейли сидел чернее тучи.
— Понимаешь, не знаю, как сообщить это матери?! Язык не поворачивается. Она готовится к встрече сына, ждет, а тут…
Получив вчера вечером телеграмму о тяжелом ранении генерала, Мамедбейли приказал начальнику почтового отделения держать это втайне от его семьи, и срочно вызвал в Ленкорань Рзу, чтобы с ним посоветоваться.
— Ты им ближе всех. Тяжелое поручение я тебе даю, но более подходящего человека нет. Жена молодая, этот удар еще кое-как перенесет, а мать, да еще такая больная… Помоги нам в этом деле… Я, знаешь, до утра не сомкнул глаз. Что будет со старухой?! Получила похоронку на одного сына, еще слезы не успели высохнуть, а тут такое известие. Конечно, долго делать вид, что ничего не знаем, нельзя, сказать надо, но их, понимаешь, надо как-то подготовить.
Рза не мог прийти в себя.
— Никогда я, товарищ Мамедбейли, не чувствовал себя таким беспомощным, как сейчас. Что делать, ума не приложу. Нушу-хала ждет сына с часу на час, глаз с ворот не сводит. Жена тоже. Дети… Я боюсь, что не сумею сыграть роль… Дескать, ничего страшного, и так далее… Может, подождать еще день-два? Той порой прояснится…
— Подождать-то можно, но вдруг дойдет эта весть, до них помимо нас? Начальник почты человек крепкий, за него я спокоен, а ведь девушка, которая приняла телеграмму, могла сказать кое-что домашним, а там по цепочке пойдет, не уследишь. Возможные слухи надо опередить.
Больше часу бродил Рза по улицам города, стараясь не попадаться на глаза знакомым и никак не решаясь вернуться к Аслановым. Только на улице, опомнившись, Рза понял, что напрасно взвалил на себя эту ношу, однако было поздно, секретарь райкома надеется на него, вернуться в райком и отказаться от поручения просто немыслимо. А пока то да се, найдется кто-нибудь, у кого плохая весть легко вспорхнет с языка. А такой слушок хуже подлой пули, заставшей человека врасплох. Да, надо идти, надо опередить всех и осторожно намекнуть матери и жене о случившемся.
Как он это сделает, Рза просто даже не представлял себе.
Во двор Аслановых он вошел так, будто кто-то силой втолкнул его с улицы. «Возьми себя в руки, иди, как будто ничего не случилось, не бойся сказать правду, ведь свели не ты, то другие все равно сообщат, и тогда будет v хуже».
Едва Рза открыл калитку, барашек узнал его и побежал навстречу, насколько позволяла веревка.
Рза машинально погладил его.
А Нушу была тут как тут и глядела на него с ожиданием. Рза почувствовал, что не может языком пошевелить. Как смел он погасить горьким известием ту радость, которая придавала такую живость всему, что делала в эти дни старая женщина; к ней едет сын, теперь единственный сын, всеми уважаемый и почитаемый, ее сыночек Ази!
— Что молчишь, Рза? Может, за барашком плохо смотрели? Тофик его обхаживает…
— Нет, Нушу хала, барашек что надо… Даже резать жаль…
— Вижу, о другом думаешь, Рза… Ты чем-то расстроен, сынок?
Нушаферин заподозрила что-то неладное, подошла к Рзе, заглянула ему в глаза.
— Ей-богу, тебя будто подменили, Рза. Совсем не похож на того Рзу, который только что смеялся и шутил. Может, у тебя неприятности какие? Зачем тебя вызывали в райком, да еще так рано?
— Секретарь вызывал по колхозным делам. Сама знаешь, без неприятностей не обходится… — Рза старался оттянуть объяснение и отвлечь Нушаферин от подозрений.
Баран крутился вокруг хозяина. «Даже резать жалко…» — вдруг вспомнила старуха как бы случайно оброненные Рзой слова. Вез — не жалел, а тут вдруг говорит такое… Она оттолкнула барана.
— Хватит тебе, нашел время блеять, дай послушать, что мужчина скажет. Большие неприятности?
«Ну, раз всполошилась и в обморок не упала, можно сказать», — решил Рза.
— Да с колхозными-то делами ничего, наладится, поговорил, пожурил, совет дал, и все. Я уж уходить собрался, а он говорит: знаешь, скажи тетушке Нушу и сестрице Хавер, что приезд генерала откладывается, придется немного подождать.
— Ази задерживается? — Нушу хала, опечалившись, задумалась. — Откуда секретарь знает об этом?
Телеграмма пришла в райком.
— Кто прислал? Почему в райком?
— Как почему? Да ведь его ждут все, а не только мы с вами, тетушка Нушу. Торжественную встречу готовят. Он знает об этом, потому и известил, чтобы знали. Служба, оно дело такое…
Нушаферин, опустив голову, дрожащими руками теребила конец шали. Мало похожи на правду уклончивые слова Рзы! «Или я не понимаю, или он чего-то путает и скрывает».
Рза дымил папиросой.
— Говоришь, Ази телеграмму в райком дал? А нам? В райком дал, а нам не дал? Что, у него дома своего нет, или мать с женой его обидели? Нет, Рза, сынок, я не ребенок, могу отличить искренность от лжи. Не лги мне, Рза! Ведь ты что-то скрываешь?
— Правда, мать, скрывал! Боялся тебя расстроить. А дело обстоит так: несколько дней тому назад Ази ранило. Он велел домой не сообщать, чтобы вы не тревожились…
