Вконец измотанный ночными бдениями, выбившими организм из нормального физиологического ритма, Карл попросился в отпуск.
Сначала он отправился в Берлин. Но столица рейха не была теперь тем местом, куда фронтовики, уставшие ходить в обнимку со смертью, могли на время сбежать от крови и трупов. Частые тревоги и налеты советской и англо-американской авиации делали Берлин обычным прифронтовым городом, где душа могла расстаться с телом почти так же свободно, как и на фронте.
Большую часть второго отпускного дня он провел в подвале, оборудованном под бомбоубежище. Некоторые жильцы перенесли сюда из квартир кресла и дремали в них, когда бомбы падали на отдаленные кварталы.
В третьем часу дня у подвальных старожилов исчезла сонливость. Близкие разрывы тяжелых бомб содрогнули убежище. Казалось, что фугаски рвутся над самой головой. Противный холодок страха подкатился к самому сердцу. Карл чувствовал, что еще чуть-чуть — и нервы, не выдержав, лопнут, как перетянутые струны. К счастью, вскоре разрывы прекратились. Затихло и пустопорожнее тявканье зениток. Радостно взвизгнула сирена, возвестив об отбое тревоги.
Когда Карл выбрался из подвала, жмурясь от дневного света, он не узнал местности. Его окружали груды развалин и пылающих коробок зданий. В воздухе носилась гарь и красноватая кирпичная пыль. С подъехавших «бюссингов» спрыгнули солдаты оцепления и рабочие команды с лопатами и кирками для расчистки засыпанных укрытий.
Из развороченного бомбой асфальта на тротуаре хлестал гейзер воды. Видимо, в этом месте проходили трубы водопровода. Среди руин осторожно, ощупью, пробирались санитарные машины в поисках пострадавших. Они же подбирали и трупы погибших.
«С меня достаточно», — решил Карл и направился укладывать чемоданы. Вечером он уехал в Вернигероде, в имение, где оседло поселилась баронесса Магда фон Риттен. Мать в Берлине появлялась и раньше редкими наездами. А теперь, когда бомбардировщики противника стали в берлинском небе частыми визитерами, баронессу в столицу нельзя было заманить никакими сокровищами.
2
К началу лета 1944 года под натиском советских армий германские войска оставили большую часть оккупированных территорий в России. Войска 2-го Украинского фронта вошли в Румынию.
Обострилось положение в Югославии и Италии, ширилось антифашистское движение в оккупированных странах Европы.
С высадкой англо-американских войск в Нормандии положение Германии еще более ухудшилось.
Наступал кризис. Одним из симптомов его было неудавшееся покушение на Гитлера, осуществленное одноруким полковником графом Штауффенбергом. Заговорщики пытались вывести Германию из тупика войны. Офицеры и генералы, принимавшие участие в заговоре, понимали, что, пока жив Гитлер, никто никаких переговоров с Германией вести не будет.
Прокатившаяся волна кровавых репрессий задушила заговор. У СС и СА прибавилось работы. Гитлер приказал выкорчевать всех, кто имел хоть малейшую причастность к заговору. На рекламных тумбах висели длинные списки осужденных к расстрелу.
Однажды в кабинет Карла без стука ввалились три эсэсовских офицера.
— Сдайте оружие! — приказали они.
— В чем дело? — удивился Карл, передавая им вальтер.
— Вы должны сейчас поехать с нами, — заявил незнакомый оберштурмфюрер, пряча пистолет в портфель. Всю дорогу Карл думал о возможной причине ареста, но ни к какому выводу не пришел.
В кабинете, куда Карла привели эсэсовцы, сидел старый знакомый Клаус Диппель, ставший штурмбанфюрером.
— Садитесь, фон Риттен, — сказал он, указав Карлу на кресло, стоявшее перед столом.
Карл сел, стараясь казаться спокойным. Но это удавалось с трудом.
— Надеюсь, курить-то мне можно? — спросил он.
— Кури, — буркнул Диппель, раскрывая досье.
Прикуривая от зажигалки, Карл почувствовал, как дрожат его руки.
— Вы были знакомы с неким полковником графом Шенк фон Штауффенбергом?
«Вон оно что!» — По спине скользнули холодные мурашки.
— Во время моего обучения в училище рейхсвера в Дрезден-Нойштадте я знал юнкера фон Штауффенберга. Но он обучался в соседней роте, поэтому мы близки с ним не были.
Диппель записал ответ в карточку допроса.
— Как часто вы встречались со Штауффенбергом?
— Я не могу назвать количество наших встреч… Мы же, повторяю, учились в одном училище. Но я был мало знаком с ним и регулярных контактов не поддерживал.
— Когда вы встречались последний раз?
Карл задумался.
— Последняя наша встреча была, — сказал он после долгой паузы, — в январе 1939 года в дворянском клубе на банкете в честь восьмидесятилетия его величества Вильгельма II. За банкетным столом наши места оказались рядом.
— О чем вы говорили с ним?
— Обычный светский разговор. Интересовался службой. Мы служили в разных гарнизонах. Сплетничали об общих знакомых. Больше я с ним не встречался. Я в это время был уже летчиком, а граф остался верен инфантерии.
— Значит, после 1939 года не встречался с ним? А не было ли попыток со стороны Штауффенберга восстановить знакомство, скажем, с помощью переписки?
— Нет, — твердо ответил Карл.
— Проверим! Подпишись вот здесь, — сказал Диппель, протягивая ему ручку.
— Ну, как жизнь? — поинтересовался штурмбанфюрер, давая понять, что официальная часть кончилась.
— Жизнь? Вот попал сюда и сразу вспомнил, что ты обещал меня заставить лошадки лепить из дерьма.
— Помнишь? — засмеялся Диппель. Он извлек из бара, вмонтированного в письменный стол, пузатую бутылку и налил рюмки. — Нет, Карлхен, окажись, что ты связан со Штауффенбергом, то запахнет не лошадками…
Диппель надавил кнопку звонка. Заглянул оберштурмфюрер, приезжавший за Карлом.
— Верни подполковнику оружие, — распорядился он. — Ну что — еще по одной на дорожку?
— Наливай. — Карлу еще не верилось, что он выкарабкался из этой истории. — А как поживает наша Лотта? — спросил Карл, чтобы заполнить затянувшуюся паузу.
Оберштурмфюрер, казалось, не торопился возвращать вальтер.
Диппель помолчал, что-то обдумывая, потом нехотя выдавил:
— Дней пять назад она погибла в автокатастрофе.
— М-да! — вздохнул Карл. — Смерть не разбирает ни возраста, ни пола, ни заслуг…
Про себя же подумал: «Бедная Лотта, она знала слишком много и этим избавила себя от старческих недугов».
3
— Откуда у тебя все это? — спросил Эрвин, закуривая болгарскую сигарету.
— Со складов интендантского управления, — улыбнулся Карл.
Эрвин посмотрел на шоколадную обертку.
— Трофейный. А мне на паек выдали соевые конфеты, дрянную колбасу и эрзац-сигареты, в которых не табак, а бумага, пропитанная никотином.
— Забери все полученное барахло, отвезем его назад. Я тебя познакомлю со своим лучшим другом. Он будет и для тебя делать приятные вещи.
Был тот редкий день, когда приятели занимались своими делами. На самолете Эрвина меняли двигатель, а Карла из-за простуды врачи не допустили к полетам.
Будущую ночь им предстояло провести не в воздухе, а в бетонированном подземелье командного пункта вдали от воздушных стрелков противника. Это невольно настраивало Карла на благодушный лад. Эрвина же потянуло в область философии:
— Послушай, Карл, — сказал он, глядя на мундир приятеля, висевший на спинке стула, — о чем может мечтать двадцативосьмилетний подполковник, награжденный Рыцарским крестом? Тебе не кажется, что ты и так достиг слишком многого? Пора сбавить темпы, чтобы сохранить свою шкуру. Какую цель ты ставишь перед собой теперь?
Карл задумался.
— Можешь не спешить с ответом, но говори только правду.
— Правду? Ну что ж, тебе можно сказать и правду… Во-первых, мне очень хочется сохранить, как выражаешься ты, свою шкуру без больших изъянов. Но только делать это не за счет выхода из игры. Видишь ли, Эрвин, я обнаружил в себе дьявольское честолюбие и не хочу, чтобы меня ценили ниже пикировщика Рюделя, которому фюрер нацепил Рыцарский крест с дубовыми листьями в бриллиантах. Во-вторых, мне хотелось бы, чтобы и другие «гончие псы» засверкали бриллиантами… Командир «бриллиантовой псарни» — звучит намного приятнее, чем просто командир «гончих псов». И в-третьих, мне к лицу белые отвороты, я как-то примерил генеральскую шинель Гуго фон Эккарта…
— И это все? — удивился Эрвин. — А где же высокие цели? Где идеи мирового господства нордической расы?
— О большем я пока не задумывался, — поскромничал Карл.
— Не слитком оригинальные мечты… Но боюсь, что и они не успеют осуществиться: во-первых, фюрер щедр лишь на Железные кресты, их роздано около четырех миллионов штук, а бриллианты достались пока лишь одному Рюделю; во-вторых, эти мечты могут не сбыться по другой причине, не связанной с щедростью нашего рейхсканцлера. Тебе не кажется, что мы находимся на пиру Валтассара и рука истории уже начертала огненные письмена: «Мене, текел, упарсин»?[85]
