Два человека поднимали изнутри обугленные балки и тяжелые камни и передавали тем, кто находился позади. Строители, как пожарная команда, перехватывали их по цепочке и взваливали на телегу.
Кристина осторожно приблизилась к крошащемуся краю бывшего подвала и заглянула туда, где мужчины раскапывали пепел и пыль. Исходящий снизу запах прелого горелого дерева напоминал вонь из вскрытой могилы. Мешанина расплавленных почерневших баков, искореженных стульев, обуглившихся труб и обломков здания создавала бугристый безжизненный пейзаж. Герр Вайлер, стоявший на неустойчивой куче развалин рядом с другими работниками, заметил девушку. Он вытер лицо платком, сунул его в карман брюк и направился к ней.
— Как отец? — поинтересовался он, прищурившись.
— Что вы имеете в виду?
— Я думал, он сегодня выйдет на работу, — объяснил герр Вайлер. — Он захворал?
— Nein, — ответила Кристина. — Утром папа ушел на стройку.
Герр Вайлер покачал головой:
— Его сегодня никто не видел.
От лица Кристины отлила кровь. Она представила себе, как Штефан пырнул ничего не подозревавшего отца ножом в пустынном переулке и как умирающий фатер лежит там в растекающейся луже крови.
Она бросила мешок с обедом и ринулась по булыжным улицам, зовя отца. Казалось, все вокруг двигались как в замедленном кино, в то время как она сама неслась в каком-то нервозном полете, словно насекомое. Она останавливала всех знакомых, которых встречала, хватала их за рукава одежды и спрашивала, не видели ли они отца. Некоторые отрицательно качали головами и выдергивали руки, словно Кристина была заразной; другие с ошалелыми от страха глазами отвечали «нет», как будто война еще не закончилась и она была сотрудником гестапо, который бросит их в тюрьму, если ответ окажется неправильным. Одна только жена сапожника потрудилась поинтересоваться, что случилось.
Увидев американский джип, неуклюже двигавшийся в ее сторону, Кристина встала на дороге и подняла руки вверх, чтобы остановить машину. Американцы были ее единственной надеждой. Им ведь интересно узнать о переодетом эсэсовце. Джип объехал ее и продолжил свой путь. Когда автомобиль проезжал мимо, она искала среди пассажиров лицо Джейка, но не увидела его. Второй джип затормозил и остановился, подняв клубы пыли.
— Джейк? — сказала девушка четырем американцам, надеясь, что они узнают имя.
Водитель покачал головой. Пассажир, сидевший на переднем сиденье, произнес что-то для нее непонятное и подал знак водителю ехать. Два солдата на заднем сиденье ткнули друг друга в бок локтями, усмехаясь и оглядывая Кристину с ног до головы. Один достал из переднего кармана «Херши» и протянул ей, посвистывая, словно призывал собаку. Кристина помотала головой. Солдаты разразились смехом, и водитель выжал сцепление. Кристина быстро подбежала к машине спереди и положила руки на капот, пытаясь придумать, как заставить американцев понять ее, — вдруг кто-то из них говорит по-немецки.
— Мой отец, — задыхаясь, выпалила она, — на него напал эсэсовец!
Пассажир на переднем сиденье жестом приказал ей отойти с дороги.
— Помогите! — продолжала девушка.
Водитель нажал на газ и воззрился на нее. Кристина охнула и отступила, приложив руку к сердцу и лихорадочно пытаясь вспомнить нужные английские слова.
— Father, — попробовала она произнести по-английски, но у нее получилось «фаддер», а слово «help» прозвучало как «хелф».
Солдат на переднем сиденье снял винтовку и направил ствол ей в голову, глядя на девушку твердым угрожающим взглядом. Кристина отступила от машины, бессильно опустив руки. По щекам ее лились слезы. Американцы укатили. Внезапно девушку осенило: «Даже если бы я и смогла объяснить солдатам свою беду, какое им дело до пропавшего немца. Мы все еще враги». Потом она вспомнила об аэродроме за городом, заполненном американскими машинами. Может, удастся найти там Джейка или кого-то, кто говорит по-немецки и сумеет помочь ей. Она постояла на дороге, пытаясь вспомнить кратчайший путь до авиабазы, а затем, дрожа и мучаясь от тошноты, направилась в восточном направлении.
Пройдя пять кварталов, девушка оказалась в той части города, что находилась ближе всего к аэродрому, — злополучном районе, который более других пострадал во время войны. Весь восточный конец города был стерт с лица земли, несколько кварталов превращены в руины. Обгорелые зазубренные бревна и расплавленные куски металла торчали вверх, как сломанные кости. Булыжные улицы, в центре расчищенные, здесь выглядели как красные извилистые реки, текущие между бугристыми берегами крошащегося кирпича и разбитого камня. Тут и там на полуразрушенных стенах виднелись надписи мелом: «Грета и Гельмут, мы живем у тети Хельги», «Возлюбленная дочь Аннализе Ниле, 4 года, погибла 4 января 1945 года», «Пропали без вести Ингрид, Рита и Иоганн, 32, 12 и 76 лет».
Кристина натянула ворот кофты на нос — ей чудилось, что она еще чувствует запах дыма, тлеющих углей и разлагающейся плоти тех, кого она когда-то видела в церкви, на улицах, в бакалейной лавке. Больше четырехсот человек в ее родном городе, включая детей разного возраста, были убиты во время воздушных налетов. Кристина спешно проследовала мимо рассыпанных груд камня и осколков стекла из разбомбленной кирхи, мимо старого кладбища с покосившимися или лежащими на земле расколотыми надгробиями. Воронки вдоль обочин дороги напоминали свежие могилы.
Наконец девушка вышла из города в поле, откуда открывался вид на расположенный в долине аэродром. Кристина заторопилась по направлению к нему.
Увидев КПП, она замедлила шаг. Только бы кто-нибудь из охранников понимал по-немецки и впустил ее. Сзади приближалась колонна военных грузовиков и танков, оставляя за собой столб пыли, похожий на грозовую тучу. Кристина отступила с дороги и стала махать людям в машинах в надежде, что кто-то из солдат сжалится над ней или решит, что она предлагает себя в обмен на шоколадный батончик или упаковку жевательной резинки. Девушка намеревалась попасть внутрь во что бы то ни стало.
Звук моторов ревел у нее в ушах, массивные гусеницы танков с грохотом вгрызались в землю. Американские солдаты скучились на крышах и в открытых кузовах грузовиков, как рой школьников, играющих на холме. Некоторые из них бросили взгляд на Кристину, но не более того.
Когда первая машина остановилась на КПП, Кристина пошла вдоль колонны, ища в каждом грузовике Джейка, но нигде не увидела знакомого лица. В последнем автомобиле сидел один водитель, высунув руку с сигаретой в окно, а голову откинув на высокую спинку сиденья. Девушка подошла к кабине и хотела заговорить, но тут заметила, что глаза солдата закрыты. Шофер явно находился на взводе. Он глубоко затянулся сигаретой, мощной струей выдохнул дым и с очевидным раздражением что-то пробормотал. Кристина поспешила к задней части машины: если в крытом кузове никого нет, она залезет внутрь, а если кто-то есть — сбежит.
К ее радости, кузов был заставлен деревянными ящиками. Девушка забралась наверх и забилась между откидным бортом и клапаном брезентовой двери. Сердце ее мчалось вскачь. В кузове было как раз достаточно места, чтобы кое-как примоститься между ящиками и боковым бортом. Кристина втиснулась на свободное место, стукнувшись локтем и головой, и в нос ей ударил запах солярки.
Мотор с визгом заработал, и грузовик медленно двинулся вперед, отчего Кристина билась о ящики, как мешок с мукой. Она обхватила руками голову и надеялась только на то, что грузовик не станут досматривать при въезде. Машина немного проехала и остановилась. Сквозь рычание мотора Кристина слышала голоса, водитель что-то говорил, потом последовали громкий хлопок и череда глухих тяжелых ударов. Кто-то откинул брезент, девушка вздрогнула и скорее почувствовала, чем увидела, как солдат проверяет нагруженный кузов. Она затаила дыхание и замерла.
Кристина уже решила, что проверка закончена, но тут грубая рука схватила ее и дернула наверх. Солдат закричал, вытащил пистолет и сделал шаг назад. Пока она перебиралась через задний борт кузова и спрыгивала вниз, охранники и оживившийся водитель держали ее под прицелом винтовок. Небритый военный пролаял ей в лицо что-то резкое. Она не понимала, что он говорит, но догадывалась, что попала в беду.
