— А ведь мог башку снести к чертовой матери!
— Эх, Леха! Леха! Мне без тебя так плохо… — Шестопал прохаживался по палатке с мокрыми штанами, в поисках, куда бы их повесить для просушки, и напевал песню, виляя голой задницей. За ним неуклюже прыгал веселый Дудай, маленький черный щенок, которого привез неделю назад неизвестно откуда Малецкий.
— Макс заткнешься, ты, наконец, или нет? Дождешься, я тебе хлебальник зашью! — пригрозил сержант Бурков, который писал домой письмо и никак не мог сосредоточиться.
В палатку четвертого отделения, откинув полог, просунулась лобастая голова старшего лейтенанта Саранцева.
— Бурков! Иди сюда!
Увидев обнаженного Макса, удивленно округлил глаза.
— Шестопал! Что это? В стриптизеры записался?
— Надо же когда-нибудь начинать, товарищ старший лейтенант! — откликнулся невозмутимо солдат.
Бурков нехотя оторвал зад от нар, спрятал недописанное письмо в нагрудный карман и с недовольным видом выбрался наружу. Саранцев протянул сержанту Буркову «мыльницу».
— Несколько кадров в фотоаппарате осталось. Скажи пацанам, пусть отщелкают. Скоро дембель. Память хоть останется.
Сержант Бурков, заглядывая в палатку, закричал:
— Братва! Четвертое отделение! Все сюда! Сниматься будем! Три кадра в нашем распоряжении!
— Ура! Ура! — заорал Максим Шестопал, вскакивая, как безумный с топчана, в напяленных только что кальсонах и размахивая сырыми штанами с огромным бордовым пятном.
— Дембеля! Все сюда!
— Я тоже хочу, — заканючил первогодок Игорь Прибылов
— Молод ишо! — отмахнулся от него Бурков. — Дембель — это святое! Еще нафотографируешься, служить тебе еще и служить, паря!
Обиженный солдат отошел в сторону. Слезы от обиды наворачивались на глаза.
— Ладно, зелень, подь сюда! Только божий свет не загораживай, не стеклянный!
Попросили Тольку Сердюка из соседнего отделения щелкнуть их. Тот, вооружившись фотокамерой, долго целился, понимая какое ответственное задание доверили ему.
— Ну, ты, папарацци хренов, разродишься, наконец?
— Толик пеняй на себя, если запорешь кадр! Лично выдеру!
— А я клизму из соляры поставлю!
— На кнопку плавно нажимай, не дергай!
— Не тяни резину!
— Мужики! Все замерли! Не моргать! Сейчас вылетит птичка!
— Квас, Дудая на руки возьми!
— Внимание! Все сказали: «Чииз!» — объявил Сердюк, вцепившись в «мыльницу».
— Чего сказали? — откликнулся Димка Коротков. — Ты чего там бормочешь, Студень!
— Это он по-английски! Сыр значит! — пояснил всем Миша Тихонов. — Чтобы улыбка у нас получилась! Губы, когда произносишь это слово, растягиваются! Вот так! Давай мужики! Все вместе! Чииз!
— Чиз!
— Чииз!
— Сыр!
— Российский!
— Чиз! Голландский!
— Смотри у меня, чтобы все вошли, — угрожающе предупредил широкоплечий Бурков, стоявший в центре в обнимку с Андреевым и Романцовым.
У палаток с угрожающим ревом резко затормозил «Урал». Из открытой дверцы, пробитой в двух местах осколками, высунулся Малецкий со сдвинутой на затылок шапке и отчаянно завопил:
— Ребята! Ребята-а!! Подожди-ите!! Я с вами!
Малецкий подбежал к группе солдат и присел на корточки рядом с Прибыловым. И тут раздался, щелчок.
Он так и не успел толком принять удобную позу. Но он все равно остался доволен, что попал в последний кадр.
— Эх, немножко б раньше! — сокрушался он, хлопая себя в сердцах по замасленному колену.
— Ничего, Малек, шибко не убивайся, не переживай, в следующий раз отснимем как надо, — успокоил водилу Валерка Кирилкин. — По высшему разряду, как в лучших домах Лондона и Филадельфии.
— Если б я только знал, я бы не гонял на блокпост.
— Да мы сами только, что узнали. Сара с чего-то вдруг раздобрился, фотик дал, доснять пленку.
Неожиданно из-за палаток выплыла квадратная фигура полковника Петракова. Он был явно не в духе. Его вечно багровая физиономия с большим шнобилем не предвещала ничего хорошего. Окинув солдат строгим взглядом, он сердито заорал:
— Что за сборище?! В конец распустились! Раздолбаи! Саранцев! Твои…?
— Так точно, товарищ полковник!
— Почему бездельничают? Не можешь им дел найти? Распустил подчиненных! Не солдаты, а стадо баранов! Шалопаи, вашу мать!
Саранцев пытался что-то сказать в оправдание, но полковник его не слушал.
— Дисциплины никакой! — отчитывал он молодого офицера. — Займи солдат! Пусть сортир новый соорудят! Старый совсем засрали! Ногой некуда ступить! Еще какой-то умник, додумался солярой все очки залить! Выполняй!
— Есть, товарищ полковник!
— Это еще, что за зоопарк здесь развели? — полковник, насупившись, уставился на неуклюжего щенка, который весело прыгал у ног сержанта Буркова, усиленно виляя хвостом.
— А ты тут, чего ошиваешься, обормот? — рявкнул он, увидев Малецкого. — Почту привез?!
— Так точно! Товарищ полковник!
— Так, какого же хрена ты тут прохлаждаешься, сукин кот!
Невысокий юркий Малецкий сорвался с места и стрелой помчался к брошенной у палаток машине.
Полковник сурово окинул все вокруг из-под нахмуренных бровей. Все в нем кипело, и готово было выплеснуться. Заметил Макса в кальсонах с облитыми компотом штанами в руках.
— Это еще, что за явление Христа народу? Засранцы в моем полку? Не потерплю! Обосрался со страху так не козыряй, дубина! Саранцев! Твой, что ли?
— Так точно!
— На кухню дристуна! Мать вашу! Пусть картошку чистит и не позорит высокое звание десантника!
Солдаты, вытянувшись, замерли, словно каменные изваяния.
— Слышь, Саранцев, — продолжал полковник распекать офицера. — Ты меня уже достал своим либерализмом! Вот ты у меня где! У тебя не рота, а настоящий балаган! Ну, а это что такое? — полковник подошел к побледневшему Витьке Дуднику и дернул за хэбэшку, торчащую комом. Из-под нее на землю посыпалось всякое барахло.
— Ну, блин, уроды! — полковник зло сплюнул и отправился дальше, в расположение пятой роты.
Через минуту вновь послышалось:
— Остолопы! Вашу мать! Где капитан Сутягин? Где его опять носит?
Спустя час после «разложения по параметрам» Шестопал и Квасов забрались в кузов к Мальку и там скрытые брезентом от посторонних глаз продолжили «день варенья». Говорили шепотом, чтобы никто не услышал.
— На всех делить, все равно ни то, ни се. Получается с гулькин нос на брата. А так, хоть с пользой, — промолвил Макс, разливая «чачю» по кружкам.
— Вот, банку тушонки у Сердюка стрельнул. Ну и жмот, скажу тебе. Сейчас мы ей родимой вспорем брюхо, — сказал Лешка, извлекая из ножен штык-нож и вытирая о рукав.
— Леха, ну ты прям как хирург Амосов, бля. Ей, богу! Еще марлевую повязку на морду нацепи.
— Скальпель! Пинцет! Тампон! Тампон! Спирт! Еще спирт! Огурец!
— Да, соленный огурчик был бы кстати.
— Зелененький, в пупырышках.
— И чтоб, хрустящий, маманя у меня умеет такие делать.
— Сейчас бы шашлычок для полного счастья.
— Или баранью ножку, нашпигованную чесночком, — размечтался Макс.
— Ну ты и загнул, Максим. Эх, хорошо сидим.
— Ага, — согласился Макс, выглядывая через дырку в брезенте на волю.
— Руба с Папашкой чего-то не поделили. Дюже лаются у палатки. Витька, хмырь, опять что-то спер, за пазухой прячет. Игорек Прибылов куда-то помчался. Будто за ним черти гонятся, наверное, «котелок» снова пробило.
— Это его со слив постоянно несет.
— Аллергия. Тут уж никуда не денешься.
— Хлеба жаль мало. Забыли у Тольки спросить.
— Мишка Тихонов со щенком забавляется. Неуклюжий бестолковый Дудай прыгает, все норовит его за икры ухватить. Забавный все-таки песик.
— А я его Чеченом зову, Бурков с Андреевым тоже.
— А по мне какая разница, что Чечен, что Дудай, что Шамиль, все одно — Чича. Вон, Сара показался, сюда идет, какой-то чересчур озадаченный. Получил, видать, у полкана вливание. Сейчас ребят, как пить дать, будет снашать.
— Наверняка, вздрючку очередную у «бати» схлопотал, — отозвался Алешка, колдуя над консервной банкой.
— За ним не станет. Последнее время злой как цепной пес.
— Макс! Макс, ты чувствуешь, паленным запахло?
— Да, верно, горит что-то.
— При чем где-то рядом.
— Погоди, я выгляну, узнаю, в чем дело.
Макс осторожно высунул из-под брезента голову. Посмотрел по сторонам, потом оглянулся на кабину и исчез обратно.
— Все в порядке. Малецкий на подножке сидит и на фанерках своих фамилию выжигает увеличительным стеклом.
— Неужели от этого так воняет?
— Он дыму напустил, будь здоров.
— Вот, Толик, гад ползучий! Подсунул свиную! Просил же его как человека! Ну, козел!
