С нами было шестеро пленных — лейтенант и пять солдат пехотинцев. Лейтенант бегло говорил по-немецки и шел с Ольсеном во главе колонны; все разногласия были временно забыты.
Чтобы как-то вознаградить себя за необходимость вести пленных, мы заставили двух солдат нести кастрюлю с забродившей брагой.
Ранним утром — солнце наконец-то выглянуло — мы обнаружили коттедж в швейцарским стиле — горную хижину, окруженную со всех сторон галереей; у входа стояли на часах двое немецких пехотинцев. Когда мы приблизились, вышли двое офицеров и встали, поджидая нас. Тот, что постарше, оберст-лейтенант[7], держал в глазнице нелепый, сверкавший на солнце монокль. Он вскинул руку в небрежном приветствии лейтенанту Ольсену и, когда мы подошли, снисходительно нас оглядел.
— Вот вы наконец и притащились — я ждал вас гораздо раньше. Я не прошу подкрепления, если у меня нет в нем нужды — а когда такая нужда есть, ожидаю, что оно прибудет немедленно. — Монокль его прошелся по нашим рядам, презрительно поблескивая. — Ну что ж, ваши люди выглядят весьма опытным сбродом — надеюсь, наше доверие будет оправдано.
Он вынул монокль, подышал на него, протер, вернул на место и обратился к нам через плечо Ольсена.
— Хочу предупредить, дисциплина у нас строгая. Не знаю, к чему вы привыкли где-то там, но здесь придется ходить по струнке. Хм!
Он кивнул, видимо, довольный тем, что высказался, и снова обратился к лейтенанту Ольсену.
— Разрешите представиться: оберст-лейтенант фон Фергиль. Командую здесь я. — Лейтенант Ольсен откозырял. — Я послал за подкреплением несколько дней назад. И ждал вашего прибытия уже давно. Однако, раз вы прибыли, дело для вас у меня найдется. Вон там, на опушке леса, высота семьсот тридцать восемь. В последнее время там наблюдается оживленная деятельность противника. Вы найдете поблизости левый фланг моего батальона. Непременно содержите в порядке линии связи.
— Слушаюсь.
Лейтенант Ольсен откозырял снова, приложив два пальца к каске.
Оберст-лейтенант широко раскрыл глаз и выпустил моноколь.
— Вы считаете, что отдали честь по уставу, лейтенант?
Ольсен встал по стойке «смирно». Щелкнул каблуками и молодцевато вскинул руку.
Оберст-лейтенант кивнул со скупым одобрением.
— Это уже лучше. Имейте в виду, разгильдяйства мы здесь не терпим. Это прусский пехотный батальон. Мы знаем, что есть что, и придерживаемся самых высоких требований. Пока вы находитесь под моим началом, жду от вас того же.
Он завел руки за спину и, нахмурясь, чуть подался вперед.
— Что за иностранное отребье вы привели сюда?
— Это русские пленные. Лейтенант и пятеро рядовых.
— Повесьте их. Мы не держим здесь такой швали.
Наступила пауза. Я видел, как лейтенант Ольсен с трудом сглатывает.
— Вы сказали — повесить?
— Вот именно! Что это с вами, приятель? Несообразительны или что?
Оберст-лейтенант повернулся на каблуках и прошествовал обратно в коттедж. Ольсен с угрюмым выражением лица проводил его взглядом. Мы все знали людей типа этого оберст-лейтенанта: помешан на получении Железного креста, в голове только мысли о личной славе и удовольствиях.
Русский лейтенант взглянул на Ольсена, приподняв брови.
— Ну, и что будет? — негромко спросил он. — Нас повесят?
— Нет, если я смогу не допустить этого! — резко ответил Ольсен. — Предпочел бы увидеть, как вешают этого фигляра!
На первом этаже унтер-офицер распахнул окно, и оттуда выглянул сам «фигляр».
— Кстати, лейтенант, хочу предупредить, пока вы не заняли позиции: когда я отдаю приказ, то жду его немедленного выполнения. Полагаю, я выразился достаточно ясно?
— Сукин сын, — пробормотал Порта. — Только этого нам и не хватало. Треклятый прусский осел…
Ольсен резко повернулся к нему.
— Может, помолчишь? Ни к чему еще больше осложнять положение.
Из двери вышел адъютант оберст-лейтенанта, молодой розовощекий лейтенант, с его приказом, чтобы мы немедленно заняли свои позиции — и сделали это в соответствии с правилами. Непонятно, что это могло означать. Проведя несколько лет на фронте, люди вырабатывают свои правила.
Мы подошли к высоте 738 и принялись окапываться. Земля была очень твердой, но нам встречалась и потверже, это было лучше, чем бесконечная ходьба по кишащей противником местности. Порта и Малыш пели за работой. Они казались в слишком уж хорошем настроении.
— Приложились, небось, к этому чертову шнапсу, — с подозрительностью сказал Хайде.
Ольсен и Шпет сидели в окопе с русским офицером, озабоченно разговаривая негромкими голосами. Барселона рассмеялся.
— Держу пари, они готовят Иванам[8] побег!
— Ну и что? — с горячностью спросил Штеге. — Ольсен не из тех, кто станет вешать пленных, потому что так велел какой-то патологичный пруссак. И позаботится, что бы они ушли!
— Черт возьми! — с изумлением произнес Хайде. — Неужели он отпустит этих ублюдков?
— А что еще он может сделать? — сказал Барселона. — Если они до завтра останутся здесь, этот псих, пожалуй, сам вздернет их — и заодно с ними лейтенанта.
— И поделом, — с важным видом заявил Хайде. — Он должен повиноваться приказам старшего по званию. Для того и находится здесь. Во всяком случае, я лично против того, чтобы брать пленных. На кой черт, если тебе ничего от них не нужно? А если взял, расстреливай. Пленные — обуза и ничего больше. Ты мог заметить, — самодовольно добавил он, — что я никогда их не беру.
— Это хорошо говорить, когда сидишь в окопе, — сказал Барселона, — но, держу пари, ты запел бы другую песню, если б оказался в руках у русских.
— Если б и оказался, — ответил Хайде с достоинством, — то примирился бы со своей судьбой. А если б меня держали в плену вместо того чтобы убить, я счел бы, что у них не все дома. Только я не собираюсь попадать в лапы к русским.
— Хвастун! — язвительно усмехнулся Барселона.
— Вот смотри, — гневно напустился на него Хайде. — Сколько я уже в этой треклятой армии? Девять лет! А в плен ни разу не попадал — и знаешь, почему? Потому что я отменный солдат, всем вам и за миллион лет не стать такими! — Он вызывающе поглядел на Штеге с Барселоной. — Я все делаю по уставам, разве не так? Складка на брюках у меня такая, как положено, разве не так? Узел галстука такой, как нужно, волосы причесаны на пробор… — Ей-богу, он даже сорвал каску, чтобы показать! — Ни в моем поведении, ни в моем обмундировании нет ничего неуставного. Давайте, смейтесь, но если сразу не начать, хорошим солдатом не станешь. И, решив вступить в армию, я поставил себе правилом служить, как положено. И служил, с самого начала. И мне плевать, за что мы воюем, я просто делаю то, что велят — убил бы, черт возьми, собственную бабушку, если бы приказали. Я солдат, потому что мне нравится быть солдатом, а то, что мне нравится делать, я стараюсь делать хорошо.
Наступила пауза.
— Непонятно, какое это имеет отношение к взятию пленных, — заметил Штеге.
— Черт, как можно быть таким тупым? — раздраженно спросил Хайде. — А еще студент! Послушай, — подался он вперед, — я не учился в средней школе. Не стал, понимаешь? Но поверь, я знаю, что делаю, и куда держу путь. И одно из того, что знаю наверняка — ни в коем случае не брать пленных. Как, думаешь, я сумел уцелеть до сих пор? Почему меня сделали унтер-офицером через пять месяцев, а ты четыре года все еще рядовой? Почему почти никто из студентов не становится офицером — а я стану в рекордное время, как только кончится война и смогу учиться? Почему…
— А, не знаю, — перебил Штеге, которому это стало надоедать. — Думаю, ты совершенно прав.
— Еще бы. Без сопливых знаю, что прав. — Удовлетворенный Хайде откинулся назад. — И не позволю этим русским ублюдкам уйти отсюда живыми, будь уверен.
Штеге снова вскинул голову.
— Только тронь их, я тут же пойду к лейтенанту Ольсену!
— Попробуй! Давай, попробуй, увидишь, что выйдет! — ухмыльнулся Хайде. — Он мне слова сказать не сможет!
Штеге с презрением посмотрел на него.
— Могу лишь возблагодарить бога, что я не образцовый солдат.
— Пошел ты! — сказал Хайде и отвернулся.
Едва мы кончили окапываться, прилетел первый снаряд. Мы услышали знакомый свист, когда он упал где-то поблизости, потом пронзительные крики, какой-то новичок выскочил из окопа и растянулся на земле.
— Я ранен! — закричал он во весь голос.
За ним выскочили двое товарищей. Подняли его и бегом понесли за линию окопов, прочь от опасности. Барселона, глядя на них, скорчил рожу.
— Не волнуйся, приятель, они унесут тебя со всех ног — за тысячи километров, в самый дальний госпиталь…
— Везет же новичкам, — буркнул с кислым видом Хайде. — Понятия не имеют, что делать с пулеметом, но дай им нести раненого, и они молниеносно исчезнут. Быстро научились этому, а?
