Обратный подъем затянулся минут на двадцать. За это время «саушки» сбавили темп стрельбы. Снаряды рвались с интервалом в две минуты. Снесарев по-прежнему молчал.
— Тихо что-то. Может, «духов» отогнали? — вслух размышлял запыхавшийся Рукосуев.
Он по-прежнему шел первым, хотя на подъеме заметно сдавал. Мы с майором наступали ему на пятки. Разница между нами была пятнадцать лет, и она в такие моменты обычно дает о себе знать.
— Твои разведчики не могли что-то напутать, майор? — недовольно повысил голос комендант.
Разведчик предпочел отмолчаться.
Метров за сто до хребта мы свернули с тропы, и пошли напрямую. Если все-таки разведка не напутала, и «духи» действительно зашли во фланг «точке», то тропа должна была нас привести как раз к противнику. Напороться на группочку моджахедов человек в двадцать в наши планы не входило.
Мы принялись карабкаться по крутому склону, цепляясь за редкие кустики, торчащие из-под снега.
По разгоряченным спинам уже не текли струйки пота. «Хэбэшки» просто прилипли к лопаткам, пропитавшись влагой насквозь, елозили по коже, вызывая не самые приятные ощущения. Бушлаты были давно расстегнуты, и от нас валил пар, как от загоняемых, но не загнанных лошадей.
— Стоп! — выдохнул Рукосуев, — Майор, свяжись со своими! Пусть доложат обстановку!
Обстановка обстановкой, но я подозревал, что комендант решил слегка передохнуть — что ж, мы с майором ничего против не имели. Скоро придется вступать в бой. Причем, в этом бою нужно будет не только руководить, но и самому нажимать на спусковой крючок автомата. А для этого, как минимум, нужно иметь ровное дыхание.
Пока мы с Рукосуевым, сдвинув на затылок кепи и, облокотившись на автоматы, жадно вбирали в себя свежий морозный воздух, Бурнашов чуть ли не на карачках отполз от нас на пару метров в сторону и принялся усердно нажимать на кнопки мобильной радиостанции. Меня это повеселило. Обстановка поставила нашу троицу в равные условия, и перед лицом опасности было уже глупо играть в какие-то тайны.
Подполковник повернул голову в сторону майора и пристально следил за его манипуляциями. Мне даже показалось, что комендант собрался читать по губам и по выражению лица разведчика. Интересно, что принесет нам этот разговор: облегчение или?…
Откровенно говоря, мне хотелось, чтобы «духов» отогнали артиллеристы, как это случалось не раз. Но интуицию не обманешь: где-то под солнечным сплетением уже зародился холодок. Он постепенно опускался к ногам, делая их вялыми. Чтобы сбросить это, я несколько раз делал резкие движения, переступал с одной ноги на другую. Вроде помогало. На время.
Я знал, что это означает. Так переживаешь томительные минуты перед дракой. Самые тяжелые минуты, когда еще не определился, будешь ты пускать в ход кулаки и ноги, или же постараешься все уладить миром. Во время схватки все это пройдет. Но это будет потом…
Неопределенность — самая паршивая вещь на свете.
…Не знаю, что заставило меня бросить взгляд налево по склону. Стоял, переминался, дышал полной грудью, смотрел в синее небо и — на тебе: принялся озираться. Видимо, Ее Величество Судьба еще не отмерила мне последний срок.
По тропе спускалась цепочка людей.
В голову горячей кровью ударила ярость в адрес Снесарева: «Бросили, суки, «стопарь»! Уходят, ублюдочные морды!!!» Потом пришло просветление, словно пелена с глаз упала: что-то я не видел у Снесарева бородатых мужиков в белых маскхалатах.
— Товарищ подполковник… — казалось, я говорил шепотом, но вздрогнул от звуков собственного голоса.
От нас до тропы было шагов тридцать и «духи» не могли услышать нас, но возбуждение, тщательно скрываемое, замешанное на густой дозе адреналина, сделало свое дело.
— Командир, «духи»!
Рукосуев подпрыгнул на месте. Среагировал он мгновенно: отвел взгляд от майора Бурнашова и посмотрел туда же, куда и я. Скомандовал:
— Всем рассредоточиться по склону! Быстро! Бурнашов‚ Валька, сюда!.. Сашка, — повернулся подполковник ко мне, — Давай вверх по склону вон до того валуна! Валентин, спускайся ниже — к камню. Я останусь здесь. Огонь открывать только по моей команде. Быстро, ребята!
Подгонять нас было не нужно. Я уже карабкался вверх по склону, как снизу долетели слова коменданта, обращенные к разведчику:
— Валя, быстро передай своим, что «духи» заходят на Сунг с тыла. По противоположному…
Последнее слово Рукосуева заглушила пулеметная очередь. Странно, что они заметили нас только сейчас. Зеленые бушлаты нашей группы прекрасно выделялись на белом боку горы.
Пулемет высадил короткую пристрелочную очередь. Захлебнулся. Затем снова подал голос. Я продолжал карабкаться. Услышал, как за спиной, там, где должен был находиться Рукосуев, защелкали пули. В ответ ударил автомат подполковника.
До заветного валуна, за которым можно было надежно укрыться, оставалась пара метров. Я оглянулся. Комендант лежал на боку и короткими, но частыми очередями жарил по противнику, прикрывая нас. Кепи на голове у него почему-то не было.
Подполковник, почувствовав взгляд, повернул в мою сторону голову, и я поразился неестественной белизне его лица. Ранен?! Но комендант, не прекращая сыпать точными очередями, энергично задвигал губами. Сквозь грохот выстрелов донеслось:
— Чего уставился…. Быстро, му…! Убьют! Со мной…. нор….!
Ниже заработал АКМС майора Валентина Бурнашова.
Я подобрался и два рывка достиг своей огневой точки. Вовремя: в том самом месте, где мы переглядывались с комендантом, взлетели снежные фонтанчики. Следующая очередь просвистела уже над головой.
Грохотала оглушительная канонада: «духи» стреляли уже все.
Сколько их там? Я пытался возродить в своей памяти увиденную цепочку людей. Не меньше десятка. А где остальные? Не успели спуститься? Ответом на эти размышления послужила бешенная стрельба над головой: противник все-таки навалился на левый фланг «стопаря» Снесарева.
Размышлять было некогда. Теперь в памяти нужно держать только три вещи: сколько патронов должно остаться в магазине после очередного плевка свинцом; сколько полных магазинов осталось в «лифчике»; и что потом нужно будет обязательно поменять позицию. Иначе «духи» пристреляются и тогда — все…
Но пока ситуация была под контролем.
У меня две гранаты Ф-1- и девять магазинов патронов. Если бить короткими очередями, то можно продержаться. Вот только до чего? Наши со «стопаря» на помощь не придут. У них своих проблем выше крыши. Продержаться! До чего, до чего… Черт его знает, до чего! Эти вопросы себе лучше не задавать. Стреляй, пока стреляется, и да поможет тебе Бог.
Вот только со сменой позиций намечаются проблемы. Легко сказать, меняй позиции! Если находишься на голом склоне, из укрытий у тебя только один валун, а вокруг него свинцовая свистопляска, то не побегаешь.
Особенно, если ведешь перестрелку не с одним врагом, а с несколькими. Их задача не давать тебе высунуться из-за камня, пока другие подберутся и навалятся. Это дело пяти минут для солдат срочной службы со средним боевым опытом. А для этих волков — как два пальца об асфальт.
Второй отстрелянный магазин летит в снег. Успеваю заметить, что после последней очереди из этого рожка еще один из «белых маскхалатов» взмахивает руками и катится вниз. Не пропал наш скорбный труд…
Адреналин бьет в кровь. Опасная штука — перевозбуждение. Теряется чувство опасности. Так что, Саша, спокойнее…
Внизу вовсю лупит АКМС разведчика. В его стрельбу регулярно вплетаются глухие хлопки подствольного гранатомета. Бурнашов — единственный из нас, у кого есть ПГ, и он его использует на полную катушку. «Подствольник» хорошо выручает нашу группу. Я вижу, как «воги» то и дело взметают снег на позициях «духов». Кажется, троих они уже завалили…
Я высаживаю по противнику еще один автоматный магазин. Прижавшись спиной к камню, вставляю новый.
…Та-ак, обратно уже не высунуться: один «духовский» АК без устали молотит по камню, второй прошивает пространство по обе его стороны. Ничего не скажешь, грамотно зажали. Интересно, сколько я так могу просидеть? До первого точного выстрела из гранатомета…
Сейчас стоит показаться из-за укрытия хоть на сантиметр, как этот самый «санти» отхватят очередью. А это кусочек не чего-нибудь, а моего тела. Мама будет не в восторге от своего сына, так глупо промотавшего частицу плоти, вынашиваемой девять месяцев.
Эх, хорошенькие мысли лезут в голову перед смертью… Смертью? Ну, мы еще покувыркаемся!
Тут до меня доходит, что автомат Рукосуева молчит. Я поворачиваю голову в сторону — такую роскошь я еще могу себе позволить на этом простреливаемом склоне.
Фигура Рукосуева в бушлате с выцветшей «березкой» почти незаметна среди распотрошенной очередями земли. Вглядываюсь. Он лежит неподвижно, ничком, на самом виду и по нему не стреляют. Это плохой признак. Вот фигура в зеленом бушлате едва заметно шевельнулась… Жив, только ранен?
