На опушке леса стояли Шукшин, Трефилов, Тюрморезов, Трис и Жеф.
— Смотри, Виталий, сколько народу к нам идёт! — сказал с волнением Трис, обращаясь к Трефилову. — Уже весь лес забит…
— Если мы не организуем этих людей, не вооружим их, будут большие жертвы, — ответил Трефилов. — Надо сейчас же их рассредоточить…
— Где займет позицию твой отряд?
— У Ротэма, против моста. Здесь — главное направление. Вражеские колонны хлынут сюда…
— И той дорогой они пойдут. — Шукшин показал рукой влево, в сторону канала. — Туда бы надо поставить твой отряд, Трис.
— Да, правильно, — кивнул Трис — Ты Мадесто еще не видел, Констан?
— Нет. Его командный пункт на южной высоте…
К лесу приближалась большая группа крестьян. Впереди важно шествовал толстый усатый жандармский унтер-офицер. На его черном, наглухо застегнутом мундире, поблескивали медали.
— Где-то я видел этого жандарма! — проговорил Шукшин, вглядываясь в лицо толстяка.
Толстяк увидел Шукшина, заулыбался.
— О, камерад! Русский партизан! — радостно воскликнул он и широко раскинул руки, словно хотел броситься Шукшину в объятия. — Ты не узнаешь меня? Я — Люви, жандарм из Нерутерен!
— А, старый знакомый! — Шукшин узнал в толстяке унтер-офицера, которого вместе с его жандармами партизаны разоружили в Нерутре. Силиве еще хотел их всех расстрелять, а Шукшин велел отпустить и отдал им оружие. И вот теперь жандармский унтер-офицер вместе с крестьянами идет бить «бошей»…
На дороге показалась еще одна большая группа людей. Впереди шли двое — высокий, атлетического сложения парень в черном свитре, плотно обжимавшем его крутые плечи, и пожилой сутулый человек в немецком мундире. Оба с автоматами. Остальные тоже были вооружены.
— Да ведь это Лео! — изумленно проговорил Трефилов, не отрывавший взгляда от парня в черном свитере. — Константин Дмитриевич, партизаны из Голландии пришли!
Лео был командиром действовавшего в Голландии партизанского отряда. Трефилов окликнул голландца. Тот, увидев командира русского отряда, бросился к нему.
— Виталий! Это здорово, вместе драться будем? Здорово! — парень радостно улыбался, сверкая ослепительно-белыми зубами.
— Ты будешь с нами, Лео, вон там, за тем лесом, — сказал Трис.
— Ладно, начальник! — Лео хлопнул Триса по спине. — Русские, бельгийцы, голландцы… Все вместе! Хорошо! У нас и немец есть… Вот он, Франц! — Лео кивнул на человека в зеленом солдатском мундире, стоявшего на дороге. — Дезертир, сам к нам пришел… Так куда мне вести своих людей?
— Идем, парень! — Жеф обнял голландца, и они вместе зашагали по лесной дороге.
А люди все шли и шли. Увидев партизан, дружески им улыбались, махали руками.
Среди небольшой группы шахтеров из Айсдена Шукшин увидел Антуана Кесслера. Он подбежал к нему, порывисто обнял. У обоих на глазах блестели слезы.
— Вот и встретились мы с тобой, Констан! — проговорил Антуан дрожащим голосом. — Дожил-таки старый Кесслер до этого дня…
— А где Вилли? — спросил Тюрморезов.
— Он сейчас придет. Все наши коммунисты придут сюда, Мишель!
Тюрморезов, Трефилов пошли с шахтерами в лес. Трис, глядя им вслед, сказал со вздохом:
— А Силиве с нами нет… И Жульяна Макенбека нет, и Братка…
— Да, много людей потеряли… — Шукшин покачал головой, задумался. Потом озабоченно проговорил: — Мадесто уверяет, что союзники сбросят оружие обязательно. Но время идет… А если англичане обманут? Страшно подумать об этом!
— Ты идешь сейчас к Мадесто?
— Нет, к Ротэму. Надо выбрать позиции. Завтра с утра выдвинем отряд. Немцы здесь могут оказаться раньше, чем мы их ждем.
— Да, надо занимать позиции, — ответил Трис. — Я пошел к своим!
* * *
Шукшин и Трефилов, изучив местность у Ротэма и определив рубежи обороны, направились к Мадесто.
Они нашли его около палатки, стоявшей на пологом склоне высоты, среди деревьев. Мадесто что-то возбужденно объяснял своему начальнику штаба. Он был в черном жандармском мундире, в новых желтых крагах.
Крепко пожав русским руки, Мадесто спросил нетерпеливо:
— Где находятся ваши люди?
— Дома! — ответил с улыбкой Шукшин и широким жестом руки показал на лес, обступавший высоту.
— В таком случае прошу извинить, что мы так бесцеремонно заняли ваш дом! — пошутил Мадесто.
— Таким гостям мы рады! — сказал Трефилов, протягивая Мадесто сигареты. — К сожалению, можем угостить только этим… Уж очень много гостей собралось!
— Да, пять тысяч пришло! — с гордостью проговорил Мадесто. — О снабжении продовольствием мы побеспокоились. Можем и ваших взять на довольствие.
— Спасибо, на первые дни нам хватит своего, — ответил Шукшин. — Нас беспокоит другое — оружие, боепри пасы! У ваших людей почти никакого оружия…
— Оружие будет, не беспокойтесь, — убежденно проговорил Мадесто. — Два часа назад я получил радиограмму. Мне сообщили, что самолеты сбросят оружие сегодня ночью. Я приказал выставить посты. Сбросят в долину, между высотами…
— Отлично! — глаза Шукшина посветлели.
— Я думаю, они сбросят не только автоматы, но и пулеметы. Нам надо больше пулеметов!
— Все это хорошо, — проговорил Трефилов, раскуривая тугую, отсыревшую сигарету. — Но надо мобилизовать оружие у населения. Я думаю, кое-что у бельгийцев найдется.
Мадесто, резко повернув голову к Трефилову, настороженно и сердито посмотрел ему в лицо.
— Ты не веришь радиограмме?
— Одно другому не мешает, Мадесто. Ты же сам сказал, что уже собралось пять тысяч…
Подошли Вилли и Трис. Мадесто позвал всех в палатку. Поставив на маленький походный столик две бутылки вина, он устроился на кучке свежего сена и пригласил гостей садиться.
— Какой вы предлагаете план обороны мостов? — Мадесто, наливая в стакан вино, вопросительно посмотрел на Шукшина.
Шукшин подробно изложил свои соображения: надо перекрыть все дороги, ведущие к Ротэмским мостам. В центре, у Ротэма, займут оборону русские партизаны. Слева — отряд Триса и голландцы, справа — Белая бригада. Далеко вперед надо выставить посты и сильные подвижные заставы.
— Оборона должна быть активной. Сидеть здесь в бездействии, ждать, когда противник выйдет к каналу и атакует мосты, — значит заранее обречь себя на поражение, — горячо говорил Шукшин. — Мы должны бить противника на дальних подходах к мостам. Смотрите! Вот сюда, сюда и сюда мы выдвинем крепкие подвижные группы! Да, на десять, пятнадцать километров… — Шукшин, остро прищурив глаза, вгляделся в карту, затем повернул голову к Мадесто. — Мы заставим их развернуться далеко от канала, заставим пройти с боем весь этот лес! В лесу все преимущества на нашей стороне. Враг понесет большие потери, будет обескровлен прежде, чем достигнет канала.
План Шукшина был принят. Мадесто, делая пометки на своей карте, сказал:
— Союзники хорошо понимают, что значат мосты через канал. Как только мы завяжем сражение, они поспешат сюда.
— Да, если союзные войска быстро подойдут к каналу, то гитлеровцы будут здесь отрезаны и разбиты наголову, — ответил Вилли. — Враг окажется между молотом и наковальней!
Уточнив границы своих участков, договорившись об условных сигналах и связи, партизаны поднялись. Трефилов подошел к Мадесто, сказал с обычной для него жесткостью:
— Твои люди, Мадесто, забили весь лес перед каналом. Прикажи, чтобы они немедленно ушли в глубину. Надо рассредоточить людей… В вашем районе ни дозоров, ни охранения!
Мадесто нахмурился, в жгуче-черных глазах вспыхнул недобрый огонек. Он достал трубку, погрыз жесткий мундштук.
— Ладно, сделаем. Пожалуй, время… — Мадесто быстро вышел из палатки.
Шукшин недовольно заметил Трефилову:
— Виталий, так нельзя. Мадесто командовать собой не позволит…
— Ну, я не дипломат, — вскипел Трефилов. — Никакого порядка. Я не в бирюльки играть сюда пришел.
* * *
С наступлением ночи на высотах зажглись сигнальные огни. Тысячи людей, находившихся в лесу, с нетерпением и надеждой устремили взоры в глубокое звездное небо. Хотя по всей долине были выставлены многочисленные посты, никто в эту ночь не спал.
Самолеты проходили над лесом часто. И каждый раз, как только доносился рокот моторов, раздавались радостные возгласы: «Идут! Идут!»
Рокот моторов быстро приближался, нарастал и так же быстро затихал, удалялся. Люди, запрокинув головы, молча прослеживали путь удалявшихся бомбардировщиков по звездам: самолет, закрывая звезды, как бы прочерчивал пунктиром свой путь… Эскадрильи шли куда-то далеко, за границу Германии. Когда их гул совсем замирал, из сотен грудей вырывался тяжелый вздох.
Так прошла вся эта ночь. Утром Шукшин отправился на командный пункт Мадесто.
