— После Стрейнджева звонка я сам пошел к нему поговорить.
— Чего тебя туда понесло?
— Слушай, может, ты проснешься наконец? Все я о тебе знаю, все! С того самого момента, как ты загремел в эту часть. Откуда, думаешь, вам возвращали дерьмовые суточные ведомости, которые составляли ваши недоумки? Где, думаешь, просматривали вашу раздаточную ведомость, прежде чем отправить ее в финчасть?
— И знать не хочу, — взъерепенился Лэндерс. — Здесь, что ли?
— Ты вообще понимаешь, что тебе угрожает?
Лэндерс только сейчас как следует разглядел Уинча.
Бледный, лицо обрюзгло, глаза смотрят иначе, не так испытующе и насмешливо, как раньше, снова наметился животик. Не поймешь, на пользу ему канцелярская житуха или нет.
— Понятия не имею, — отмахнулся Лэндерс.
— И напрасно. Мейхью спит и видит, как бы устроить с тобой образцово — показательный спектакль. Сначала — в гарнизонную тюрьму, потом на передовую в Европе. Как упорствующего в неподчинении — так у них это меж собой называется.
— Замечательно, я на это и не рассчитывал.
— А ты представляешь, что такое эти «упорствующие»? Могу обрисовать. Подонки, всякий сброд — каждый друг на друга волком глядит, самая тяжелая и грязная работа и под огонь первыми. Ни благодарностей тебе в приказе, ни наград дерьмовых, ничего. На тебе как крест поставили.
Лэндерс ухмыльнулся.
— Это ты все придумал?
— Я пытался отговорить Мейхью — бесполезно. Ты его по самому больному месту ударил. Рота-то разваливается.
— По крайней мере в штабе Второй армии поймут… — начал Лэндерс.
— Ни хрена в штабе не поймут. У него там рука. Никто его и пальцем не посмеет тронуть.
— А что будет с Превором?
— С Превором? Если повезет, пошлют на фронт замом Мейхью. А не повезет, сместят и сунут в какую-нибудь дыру. Если же очень повезет, то есть если он продержится, пока Мейхью по глупости не подставит себя под пулю, то он снова станет командиром. Тогда, может быть, ему удастся сделать нормальное боевое подразделение. Опять-таки если оно к тому времени окончательно не разбежится. Тебе, впрочем, до этого не дожить.
— Плевать я хотел! — Лэндерс усмехнулся. — Зато эта задница Мейхью чему-нибудь научится.
— Ни в жизнь он ничему не научится. Серого вещества не хватает. У таких все с кондачка, по рефлексу, как у подопытной собаки. Беда в том, что сейчас все его отрицательные рефлексы на тебя направлены.
Внезапно Уинч резко повернулся и, тяжело дыша, грохнулся в свое роскошное кресло. Со злости дыхание сперло, подумал Лэндерс. Немного погодя Уинч откинулся на спинку и, кажется, успокоился. Лэндерсу захотелось двинуть ему ногой в пах.
— Есть только один способ вытащить тебя из дерьма, — выдавил Уинч.
— Да? И какой же? — саркастически поинтересовался Лэндерс.
— Нажать на него, чтобы он отпустил тебя на несколько дней в госпиталь.
— В госпиталь? Зачем?
— Для обследования, — ровно произнес Уинч. — До того, как тебя запрут в камеру.
— Ну уж нет… — протянул Лэндерс и, оттолкнувшись руками, подскочил. Но он совершенно забыл, что стоит, а не сидит, и в результате у него получился нелепый, мягко говоря, подскок на месте. — Ну нет, со мной этот номер не пройдет.
— Учти, — урезонивал его Уинч. — Либо в госпиталь, либо в камеру — одно из двух.
— Ни за что! Психом прикидываться я не буду.
— Как хочешь. Но другого выхода нет.
— Но я даже не знаю, что надо делать.
— Что ненормальные делают? — Уинч смотрел открыто и сочувственно.
— Мейхью — вот кто ненормальный, а не я! — кипятился Лэндерс. — Посмотри, что творится в роте с тех пор, как он пришел. Совсем распоясался.
— Согласен, но, к сожалению, приструнить его некому. — Лицо Уинча сделалось жестким, он нахмурился. — Я тебе вот что скажу, — прошипел он. — Не для того я с вами, сосунками, нянчился всю дорогу, чтобы вы мне смертников тут разыгрывали, понял?
— Ты в самом деле думаешь, что мне удастся провести их? — несмотря на браваду, Лэндерса вовсе не соблазняла перспектива попасть в часть штрафников. Он не хуже Уинча понимал, что это значит. Ему вдруг отчаянно захотелось, чтобы кто-нибудь обнял его и пожалел. — Правда думаешь?
— Расскажи им, что тебе снится по ночам. — Лицо Уинча снова было спокойно.
«Откуда Уинчу известно о моих кошмарных снах?» — мелькнуло у Лэндерса в голове.
— А теперь вот что, — продолжал Уинч. — Немедленно отправляйся в часть. Возьми такси, внизу у нас всегда машины есть. Лучше, чтобы тебя не засекли, пока ты будешь туда топать. Дуй прямо к себе в казарму, на свою койку. Потом, как ни в чем не бывало, явишься на очередное построение. — Уинч посмотрел на часы. — Ближайшее построение будет к ужину. Если тебя не заграбастают, ты присутствуешь на вечернем построении, договорились?
Прежде чем Лэндерс успел сказать что-либо и вообще сообразить, что происходит, Уинч уже настойчиво вел его под руку к двери.
— Я сейчас же звоню Мейхью, уславливаюсь о встрече. Буду уламывать его. Думаю, что получится. А ты смывайся!
— Да не могу я! — жалобно топтался Лэндерс у двери. — Не умею я притворяться. — «Ни за что не догадаешься, о чем он думает», — опять мелькнула у него мысль.
— Постарайся, сделай милость, — сказал Уинч, глядя ему прямо в глаза.
Он стоял на пороге кабинета и смотрел, как Лэндерс идет между столами к выходу. Потом он быстро вернулся к столу и набрал номер «Пибоди». Он не был уверен, что застанет там сейчас Стрейнджа, но тот отозвался.
— Порядок! — возбужденно говорил Уинч в трубку. — Согласился на госпиталь. Теперь бы только обломать этого долболоба Мейхью… Погоди, погоди, — прервал он Стрейнджа, безуспешно пытавшегося, очевидно, выспросить о чем-то очень важном, — Да нет, конечно, признают. По-моему, он на самом деле свихнулся. — Уинча разбирал дурацкий, беспричинный смех. Ему вдруг захотелось серьезным тоном наплести приятелю что-нибудь несусветное. Но вместо этого он сказал — Слушай, мне сейчас некогда разговаривать. Надо связаться с Мейхью. Я потом позвоню тебе. Ты будешь в номере? — Уинч нажал на рычаг и попросил телефонистку соединить его с капитаном Мейхью из 3516-й роты.
Уинч долго и тщательно готовил этот час. Во время их первого разговора Мейхью вел себя самоуверенно и воинственно. Пока обстановка не прояснилась, Уинчу приходилось держать себя в руках. Из беседы он понял, однако, что ротный несколько даже обескуражен тем, что Лэндерс осмелился на самоволку, и воспринимает это как личную обиду. Он понял, что того очень волнует, что подумают в штабе Второй армии о капитане Мейхью. Кроме того, Мейхью был явно удивлен, что уорент-офицер Март Уинч, гарнизонная знаменитость, сам зашел к нему поговорить об этом деле. Уинч выждал, пока собеседник выпустит пар, а затем оглоушил его историей с телефоном в помещении управления роты, о которой ему донес Стрейндж. Мейхью буквально взвился и весь ощетинился, шея у него побагровела. Он не принадлежал к тем людям, которые спокойно принимают критику, если только она не исходит от непосредственного начальства.
Уинч припомнил все эти обстоятельства, пока телефонистка соединяла его с Мейхью. Он коротко сообщил капитану, что у пего есть вести о его бойце в самоволке, и предложил встретиться в баре офицерского клуба. Мейхью сказал, что придет немедленно.
Бармен устроил Уинчу отдельный столик на двоих, где можно провести конфиденциальный разговор и в то же время быть достаточно на виду у присутствующих. Был как раз конец рабочего дня, и это тоже вполне устраивало Уинча.
— Вернул я вам вашего беглеца, — начал Уинч без приличествующего обмена любезностями.
— Да, я уже знаю. Попался мне на глаза, когда я выходил.
Сюрприза не получилось, но Уинч предвидел и этот случай.
— Как ваши планы — собираетесь отпустить его в госпиталь на обследование?
Круглая голова Мейхью качнулась из стороны в сторону.
— За такие штучки полагается заключение. Я уже решил. Он намеренно уронил честь подразделения.
— А по-моему, мудрее сделать послабление.
Мейхью снова мотнул головой.
— Я даже думаю, не поставить ли вопрос о дезертирстве. Три недели отсутствовал.
— Если военнослужащий возвращается в часть по собственной воле, он не считается дезертиром.
— Этот пункт имеет исключения.
— Капитан, — вкрадчиво произнесла гарнизонная знаменитость, — вам не кажется, что вас больше беспокоит, что о вас подумают в штабе, нежели суть дела?
Мейхью стиснул зубы, ощетинился.
— Пожалуйста, не сердитесь. Но тюремное заключение бросит пятно на все подразделение. Это куда хуже, чем один псих. Посерьезнее каша заварится.
— Мне безразлично. Он сделал это преднамеренно и назло мне. И я добьюсь, чтобы он получил сполна.
