— Это все — твои друзья, — коротко пояснила Галя причину всех перемен. — Они у тебя просто классные! А ковры по поручению майора Иванова привез какой-то прапорщик и собственноручно расстелил и повесил.
— Ох, до чего же хорошо, что ты со мной рядом! — Хантер не удержался и снова обнял любимую. — С твоим приездом тут даже климат изменился!..
— Постой! — вдруг испуганно воскликнула Галя, хватая за руку. — Что с тобой? Ты ранен?! — Она мгновенно расстегнула рукав «мабуты» и обнажила предплечье. Действительно, запястье и тыльная сторона Сашкиной кисти сплошь в запекшейся крови. Кровь, однако, была не его, а того бедолаги-артиллериста, которого пришлось на лямках тащить из самоходки.
— Чепуха, звезда моя! — попытался вывернуться Хантер. — Тут, понимаешь, приехал старый друг, он теперь будет командовать у нас в батальоне ротой… Ну, малость перегрелся, кровь носом пошла, пришлось уложить, чтобы остановить кровотечение… Случайно перемазался…
— Ты за кого меня принимаешь?! — обиделась Галя, мгновенно перевоплощаясь из ласковой кошечки в агрессивную рысь. — Какой еще друг? Какое носовое кровотечение? Саша, раз уж я здесь, то должна знать все о тебе — где ты, что делаешь, как воюешь. Мы теперь на равных, и между нами не должно быть никаких недомолвок. Договорились? — Мгновенно успокоившись, она прижалась к Сашке и потерлась носом о его плечо. — Так откуда кровь? Только не рассказывай мне сказки, что ты козлов обдирал в ближайшем кишлаке, ради Аллаха!
Главе клана Мак’Петр ничего не оставалось, как изложить сегодняшние события со всеми подробностями. Тем более что, по здравом размышлении, он понял — и впредь от нее ничего утаить не удастся. Старшая сестра хирургического отделения все равно рано или поздно окажется в курсе всех заметных событий в Зоне ответственности «Юг».
Поклявшись больше не морочить голову, взамен Хантер получил отменный ужин: Галя где-то добыла картошки и нажарила полную сковороду. Картошка в Афгане, и особенно «на югах», считалась деликатесом, и Александр не удержался, чтобы не спросить, откуда такая роскошь.
Не говоря ни слова, Галя указала на солидный мешок под кухонным столиком — его передал зампотылу майор Ярошкин, известный в батальоне под псевдонимом Крест.
Сашкиному удивлению не было границ — с Крестом он не был на дружеской ноге, и до самого недавнего времени в их отношениях сквозил явный холодок. Может, сказывалась разница темпераментов — Ярошкин был флегматичным, медлительным, очень хозяйственным, а старший лейтенант Петренко — его полной противоположностью. Ему всегда хватало того, что имелось под рукой: сыт, одет-обут, и ладно, поэтому поводов сближаться с Крестом просто не возникало. Скорее всего, приезд Афродиты задел какие-то тайные струны в прагматичной душе матерого интенданта…
Утром Хантер впервые не торопился на службу, и он с наслаждением занялся домашними делами, натянув шорты и тапочки и превратившись в домовитого семьянина, все свободное время посвящающего супруге и хозяйству. Однако судьба не дремала и уже на следующий день со всей наглядностью продемонстрировала ему, насколько обманчивы мир и покой в воюющем Афгане.
— Тебя вызывают в Кабул, — сразу после утреннего приветствия ошарашил комбат. — В военную прокуратуру.
— И что ж я там забыл? — раздраженно хмыкнул Хантер, вспомнив недавний допрос. — Вроде бы еще не успел ничего натворить…
— Не дергайся, в телефонограмме сказано — «в качестве свидетеля», — успокоил комбат. — Зайди в штаб, получи предписание и вылетай сегодня же! Или боишься Афродиту одну оставлять? — ехидно уколол майор.
— Ну, раз прокуратура требует, надо лететь! — согласился замкомбата, пропуская мимо ушей комбатову шпильку.
Галя как раз принимала дела «старшей» в хирургическом и полететь с ним никак не могла, хоть и мечтала поглядеть на знаменитые на всю Центральную Азию кабульские базары. Поэтому, поставив ее в известность о внезапной поездке, Хантер, прихватив хайратоновский «окурок», в тот же день на «скотовозе» АН-12 вылетел в Кабул.
В прокуратуре его приветливо встретил майор юстиции Серебряков и сразу увел к себе в кабинет. Обнялись, после чего Андрей Павлович неожиданно спросил:
— Полагаю, нервы у тебя в порядке?
Хантер кивнул и насторожился.
— Хочу, чтобы ты посмотрел некоторые видеозаписи, захваченные спецназом. Но сразу предупреждаю — держи себя в руках. Там всякое, в том числе и видео разгрома колонны, в которой ты направлялся в Кабул, снятое западными телевизионщиками за несколько минут до гибели. Кроме того, там собран еще всякий малоаппетитный фактаж — очевидно, кассета предназначалась для поднятия боевого духа моджахедов. Изверги, отснявшие и смонтировавшие эти, с позволения сказать, сюжеты, не рассчитывали, что они когда-либо попадут в наши руки. Спецназовцы, которые брали связного с кассетой в рюкзаке, смеялись: в последнюю минуту перед захватом «дух» попытался «засветить» видео, по невежеству решив, дескать, это что-то вроде фотопленки…
Майор прошагал к новенькой видеодвойке в углу кабинета, которую Хантер в прошлый раз здесь не видел.
— Ну что, к делу? — спросил он. — Твоя задача: отсмотреть сугубо внимательно, а затем сообщить следствию все, что покажется тебе знакомым, важным и представляющим интерес для прокуратуры. Или все-таки сначала налить?
— Давай, — согласился Петренко, уже догадываясь, что предстоит увидеть. — Только слегка, во всяком случае, не в таких объемах, как в тот раз, когда ты, Андрей Павлович, на аэродроме вместо справки мне пустой бланк прокуратуры врулил!
Оба посмеялись. Серебряков извлек из холодильника бутылку водки, нашел в столе пару стаканов и наполнил оба почти до краев.
— Пей, Саня. Когда до конца досмотришь — протрезвеешь.
Саня выцедил водку, как воду, и уставился на экран, не закусывая. Предчувствие не обмануло.
…Горели «наливники», багровые полотнища пламени рвались к небесам. Плотность огня была такой, что пришлось убавить звук. Чудовищным факелом через экран пронесся пылающий солдатик — водитель «наливника», и тут же гази с простодушной ухмылкой прикончил беднягу выстрелом в голову. За кадром звучали голоса, комментировавшие на английском и пушту разгром колонны под Кабулом. Потом ракурс изменился — та же расстреливаемая колонна, но уже с другой точки съемки, — более высокой.
Внезапно перед медленно ползущим к изувеченной барбухайке МАЗом выскочил какой-то шурави и с фантастической скоростью рванул к останкам афганского грузовичка. Оператор дал увеличение — стало видно, как вокруг этого полоумного очереди буквально выгрызают асфальтобетон дорожного полотна. Не обращая никакого внимания на огонь, полоумный домчался до барбухайки и, выхватив из-за груды трупов маленькую девочку, нырнул вместе с нею под колеса застывшего невдалеке КрАЗа.
«Ба, да ведь это же я собственной персоной!» — мелькнуло в голове у Хантера. Ему еще никогда не приходилось видеть себя на видео в такой обстановке.
Далее было обстоятельно отснято, как погиб Побратим: рушащийся в пропасть МАЗ, переворачивающийся трал с «бээмпэшкой», прапорщик Бросимов, на лету выскакивающий из башни, сквозь стрельбу донесся даже отчаянный крик Чекиста…
Крупно, с особым наслаждением оператор снимал трупы шурави, разбросанные вблизи подожженных машин. Вот разбитые в пух и прах зенитные установки на изрешеченных «Уралах», вот БРДМ, из которого отстреливается одинокий шурави, а гази, демонстративно, на камеру, зарядив гранатомет, прицеливается и всаживает гранату в борт машины. В следующем кадре БРДМ пылает свечой, а из его раскаленной утробы доносится страшный, нечеловеческий крик — обгоревшая душа прощается с жизнью. Тем временем комментатор за кадром захлебывается от хвалебных эпитетов…
— Выключи, не могу, — прохрипел Хантер, подставляя стакан, — плесни…
— Никто еще с первого раза до конца не досмотрел, — мрачно сообщил Серебряков, снова наполняя стаканы. — Тем не менее смотри внимательно, мне нужны твои свидетельства!
Выпили, закурили, майор снова включил видеокошмар.
…Кадры разгромленной колонны исчезли с экрана. Их место заняли другие — вот два захваченных в плен шурави — молоденький прапорщик и солдат, оба автомобилисты. Избитые, обессиленные, запуганные, они, едва держась на ногах перед камерой, отвечают на вопросы. Невидимая женщина задает их на английском, потом вопрос переводится на пушту, а уж затем мужской, наглый и веселый голос с сильным акцентом повторяет на русском: «Из какой части? Откуда родом? Есть ли семья, дети? Как попали в Афганистан? Как осмелились поднять оружие против воинов Аллаха?»
Пленные растерянно отвечают, очевидно, надеясь, что присутствие западных журналистов и чистосердечное признание помогут им сохранить жизнь. Но выходит иначе — пленных выводят за кишлак, раздевают догола. Бодрый женский голос спрашивает на английском, и им переводят: не желают ли они перед расстрелом передать что-либо своим родственникам в России? Перевод сопровождается гомерическим хохотом и сальными шутками на пушту и дари. Солдат падает на колени, умоляя не убивать его, у прапорщика тоже катятся слезы по щекам, но он держится. Не дожидаясь, пока аманаты произнесут хоть что-нибудь, два душмана в упор расстреливают пленных. Те бьются на земле в конвульсиях, пока небритые «духи» их не добивают…
