— Земляком вашим назвался, — показал Банацкий рукой на Грищенко. — Знаете?
— Знаем, — двусмысленно ответил Загоруйко. — Из наших краев. Это так...
А про себя подумал: «Разве скажешь правду? Расстреляют, подлюку, дети сиротами останутся».
— Значит, не обманывает?
Загоруйко нерешительно мотнул головой.
Вначале партизаны намеревались оставить задержанного под охраной до вечера, но передумали и позволили ему принести спрятанное им оружие.
— Мигом туда и обратно, — ответил Грищенко.
На пороге показалась шустрая девочка с тугой черной косой.
— Вот моя старшая, — с нежностью глядя на дочку, сказал Загоруйко. — Аптося, постели гостям.
Девочка убежала и тут же вернулась с охапкой соломы и приветливо зазвала партизан.
В дом зашла вся группа. Позавтракали, расстелили на полу солому и улеглись на отдых. Установили закрытый пост. Первым нес вахту у двери Банацкий.
Резкий визг неожиданно нарушил тишину. Распахнулась калитка, и тут же в двери показалась девочка с черной косой.
Немцы! Спасайтесь! — закричала она во весь голос и исчезла.
Партизаны с оружием в руках выскочили во двор. Дом окружали жандармы и полицейские. Семен Еленец и Зигмунд Котиевский залегли и открыли по фашистам огонь. С другой стороны отбивались от наседавших жандармов Павел Банацкий и Ростислав.
— Мама! Ядзя! — крикнул во весь голос Ростислав показавшимся на пороге женщинам. — Бегите в лес, быстрее...
Марфа Ильинична и Ядзя проворно пролезли через пролом в заборе и, пригибаясь, побежали к скирде соломы, стоявшей у леса. Частыми автоматными очередями партизаны прикрывали их отход.
Вдруг автомат Еленца умолк. Котиевский крикнул, что друга убили, и тут же сам повалился, сраженный пулей. Оставшись вдвоем, Павел и Ростислав стали отходить за дом. Тогда часть гитлеровцев перенесла огонь на беглянок.
Марфа Ильинична, бежавшая по открытому полю, изнемогала, силы покидали ее. Она сняла на бегу пальто и кинула его Ядзе.
— Легче мне так... а главное... ты знаешь, воротник...
Но что это? Разгоряченная ладонь Марфы Ильиничны судорожно вырвалась из Ядзиной руки.
— Родная моя, ну продержись еще немного, — наклонилась к упавшей Ядзя. Но тут же все поняла.
Припав к земле рядом с убитой, Ядзя увидела, что пуля пробила голову Марфы Ильиничны, с седых волос горячей струей текла кровь. Бросив прощальный взгляд на безмолвно лежавшую женщину, Ядзя быстро побежала в лес. Надо было во что бы то ни стало спасти документы, за которые партизанская мать отдала свою жизнь.
Отстреливаясь от преследователей, Ростислав и Банацкий успели укрыться в лесу.
* * *
Впоследствии крестьяне рассказали, кем был в действительности Грищенко. Сын кулака, он ненавидел Советскую власть.
— Всю жизнь воровал, таким путем и нажил себе хозяйство, — с гневом отзывались о нем старожилы.
Когда оккупанты вторглись на Украину, Грищенко поступил в полицию. Гестапо сразу оценило его качества. И так как он жил у самого леса, где часто появлялись партизаны, гитлеровцы решили наиболее выгодно использовать предателя. Для видимости его арестовали, затем инсценировали побег. С той поры Грищенко «скрывался».
Выслуживаясь перед захватчиками, предатель и привел их в дом Загоруйко.
Избитый жандармами, Загоруйко, пошатываясь, вошел в дом. Здесь он увидел страшную картину: в кухне на полу корчилась от боли тринадцатилетняя дочь Антося с зияющей раной в груди. Это она первая заметила жандармов и предупредила партизан. В какой-то миг проблеска сознания дочь узнала отца и еле пошевелила губами: «Та-ату...»
В первые минуты Петр Авраамович точно одеревенел, его потрясло увиденное, руки и ноги стали чужими, а и глазах застыл ужас.
— Антося, доченька! Что же делать? Доченька!
Крупные слезы катились по щекам сразу постаревшего человека. Обезумевший от горя, Петр Авраамович разводил руками, не зная, как облегчить страдания дочери. Потом быстро сбросил с себя пиджак, сильным рывком оторвал кусок полотняной рубахи и неловко начал перевязывать кровоточащую рану.
Но тело девочки холодело, ослабевало. И пока отец заканчивал перевязку, девочка умерла.
Сведения, добытые Марфой Ильиничной и Ядзей, оказались очень ценными. Кроме того, Медведеву стало ясно, что в Луцке действует подпольная группа. С ней надо было установить надежную связь.
Дмитрий Николаевич вызвал к себе разведчика Спо-
койного. Коренастый, крепко сложенный юноша вошел в чум и остановился у порога. Медведев горячо пожал ему руку и предложил сесть на березовую колоду. Командир отряда был уверен в том, что на Николая Спокойного можно положиться в таком важном деле, поэтому без обиняков заговорил:
— В Луцке необходимо усилить разведку. Мы посоветовались и решили послать тебя.
— Я готов, товарищ полковник! — привстал Спокойный.
— Тебе предстоит сделать то, чего не успела сделать Марфа Ильинична. Ее гибель — невозвратимая утрата для всего отряда. — Медведев, заложив руки за спину и нахмурив тяжелые черные брови, долго молча ходил по чуму. — Мы отомстим за нее. — И, видимо сам того не замечая, командир сжал свой огромный кулак и твёрдо опустил на стол. — Сейчас крайне необходимо связаться с партийным подпольем Луцка. До нас дошли сведения, что гауляйтер Кох собирается на Волынь и остановится в Луцке. Нужно создать группу наблюдения за палачом.
Спокойный согласно кивнул.
— Когда свяжешься с подпольщиками, — продолжал командир, — узнай, в чем они нуждаются, какую помощь ждут от нас. А с нами держи постоянную связь, информируй, как пойдут дела. Сам понимаешь, поручение не легкое. Тут нужна выдержка, сильная воля. Все это у тебя есть... Кого бы хотел внять в помощники?
Этот вопрос заставил Спокойного задуматься. Действительно — кого? И тут его осенила мысль: с Марфой Ильиничной в Луцк ходила Ядзя Урбанович. Она уже знает кое-кого, ориентируется в городе. Лучше и не придумать!
— Разрешите пойти в Луцк вместе с Ядзей Урбанович!
Медведев поднял глаза:
— Но согласится ли она?
— Надеюсь.
— Тогда пришли ее сюда, потолкуем...
Партизанский отряд «Победители» передислоцировался поближе к городам Ровно и Луцку. На рассвете к чуму штабной разведки подошел человек в форме немец-
кого офицера. Он вытянул вверх правую руку и выкрикнул:
— Хайль Гитлер!
Спокойный, узнав Николая Кузнецова, не ответил на его шутку. И тот упрекнул его:
— Вот видишь, даже не научился приветствовать гитлеровского офицера, а идешь в город, который ими кишит. Какой же ты после этого разведчик! — Примостившись на срубленном дереве, Кузнецов спросил Спокойного: — В Луцке раньше бывал?
— Не приходилось.
— Плохо.
— Почему?
— Придется тратить время на ознакомление с городом... — Смахнув веткой пыль с сапога, Николай Ива-новйч попросил: — Если залетит в те края крупная птичка — просигналь, приеду.
— Ладно.
— Блаженна жизнь, пока живешь без дум, — писал Эразм. — А нам нужно думать. Ну, дай обниму. Встретимся.
До Киверец Ядзю и Спокойного сопровождали автоматчики во главе с Владимиром Ступиным. Шли молча. Среди набегавших мыслей одна доставила Спокойному огорчение: в Луцк они шли без справок «с места работы». Их не могли изготовить в штабе — не было бланков, а кое-как состряпанные документы приносят только хлопоты. Поэтому он предпочел взять еще один пистолет вместо плохого документа.
Темной майской ночью отряд достиг хутора Бодзячив. Хутор лежал в пяти километрах от районного центра Киверцы и в семнадцати от Луцка. Такое географическое положение делало его очень удобным для связи.
— Тут организуем свой «маяк»,— распорядился Сту-пин. — Все сведения из Луцка передавайте сюда- через доверенных людей. Записки для вас будем тоже здесь оставлять.
Утром снова отправились в путь. Щедрое солнце залило луга и дорогу. То тут, то там встречались белые подсиненные домики под соломенной крышей, утопавшие в розоватой белизне цветущих садов.
До Луцка ехали без всяких приключений, а как только пересекли железную дорогу, которая здесь была и городской чертой, все увидели офицера, делавшего рукой знак остановиться. Такая неожиданность встревожила путников. Рука Спокойного машинально потянулась к пистолету. Но в этот момент раздался невозмутимый голос Станислава, молодого крестьянина, правившего лошадьми:
— Битте шейн! Прошу вас!
Немец пристально посмотрел на белокурого парня, затем перевел взгляд на седоков и, сделав вывод, что ничто ему не угрожает, показал рукой на покосившийся забор.
— Там цвай копер, чамайдайн.
Зная барские повадки гитлеровцев, Станислав, не мешкая, подбежал к забору, взял чемоданы и аккуратно уложил их на подводу.