паталогические садисты вынуждены придерживаться каких-то общих правил; элементарных норм приличия, что ли?
— "…Касательно чести и достоинства не допускают проявления зверства и жестокости".
— Ох, ни хрена себе рыцари… Прям озноб по коже пошёл.
— Пункт второй, — продолжил "переводчик", игнорируя многочисленные реплики и замечания своего старшего товарища. — "Солдат обязан носить обмундирование, ношение иного одеяния допускается при условии использования различаемых (издалека) отличительных знаков. Ведение боевых действий в гражданской одежде без использования отличительных знаков запрещается".
— Ну, это и козлу понятно! — в очередной раз вставил "пять копеек" Володька. — Так принято в каждой армии. Иначе — бардак, махновщина… Валяй дальше!
— Пункт третий: "Запрещается убивать противника, который сдается в плен, данное правило также распространяется на сдающихся в плен партизан или шпионов. Последние получат справедливое наказание в судебном порядке".
— "В судебном порядке"… Даже партизан и шпионов? — схватившись за голову, взвыл бывший завсегдатай лагерного "рая". — Они что, издеваются над нами, да?
— Четвёртый пункт, — как ни в чём не бывало продолжал его единственный подчинённый по вылазке. — "Запрещаются издевательства и оскорбления военнопленных. Оружие, документы, записки и чертежи подлежат изъятию. Предметы остального имущества, принадлежащего военнопленным, неприкосновенны".
— Эту чушь надо было нашим братьям зачитать. Тем, что в лагерях подыхали. Под Минском. Под Киевом, — возмущённо прокомментировал Подгорбунский. — Кого били, чем попало куда попало, а затем морили голодом под дождём или палящим солнцем… Ох и сволочи… Да ладно… Давай — не тяни резину, просвещай меня, неуча, как они — европейцы сучьи! — собираются нести нам, русским варварам, свет освобождения!
— "Запрещается ведение беспричинной стрельбы. Выстрелы не должны сопровождаться фактами самоуправства".
— Иллюстрацию этих святейших намерений мы с тобой имеем возможность наблюдать, не отходя от кассы. То есть здесь и сейчас! Тела ихних же товарищей красные безбожники собираются предать земле, так сказать, согласно христианскому обычаю, а они лютуют, будто звери. Воины света, блин! — окончательно вышел из себя наш главный герой.
— "Красный крест является неприкосновенным, — спокойно продолжал Фаворов. — К раненому противнику необходимо относится гуманным образом. Запрещается воспрепятствование деятельности санитарного персонала и полевых священников".
— О! И опять в точку! Гуманисты хреновы, блин… А как они к мёртвым относятся — любо-дорого смотреть… Под одними Ливнами двадцать тысяч наших положили и, словно собак, зарыли в землю без всяких почестей… В то время, когда мы с тобой из-за ихних мертвецов своими драгоценными жизнями рискуем!
— А ещё — может, слышали? — напарник на мгновение оторвался от чтения и перешёл на шёпот, будто собираясь раскрыть неслыханную военную тайну: — Здесь, в Баранове, около пятидесяти наших бойцов, среди которых попадались и живые, и тяжело раненные, фрицы сложили в яму с водой и, чтобы тела не всплывали, забросали сверху камнями.
— Вот поэтому-то у них всех Вторая мировая, а у нас — народная, Великая Отечественная война. Стар и млад, как один, поднялись, чтобы плечом к плечу стать на защиту своей Советской Родины от великих европейских "освободителей"… Впрочем всё, пора закругляться — стрельба вроде как немного стихла… Что там у тебя ещё осталось?
— Пункт восьмой… "Гражданское население неприкосновенно. Солдату запрещается заниматься грабежом или иными насильственными действиями. Исторические памятники, а также сооружения, служащие отправлению богослужений, здания, которые используются для культурных, научных и иных общественно-полезных целей, подлежат особой защите и уважению. Право давать рабочие и служебные поручения гражданскому населению принадлежит представителям руководящего состава. Последние издают соответствующие приказы. Выполнение работ и служебных поручений должно происходить на возмездной, оплачиваемой основе".
— Эко как загнули! Значит, они нам свет, закон, правила, цивилизацию, а мы, дураки, сопротивляться!
— Выходит так, — вздохнул Фаворов и опять уставился в зольдбух. — "Запрещается приступ (переход или перелет) нейтральной территории. Запрещается обстрел, а также ведение боевых действий на нейтральной территории". Осталось всего два пункта!
— Только на хрена они мне?
— Так, для галочки, в целях общего просвещения!
— Нет… Пора… Пока стихла клоунада.
— Может, вы имели в виду канонаду, товарищ старший сержант?
— Может… Тьфу… Опять начали. Ты читай, братец, не останавливайся… Может, успокоятся, нелюди… Обед на носу — святое дело для любого супостата.
— "Немецкий солдат, попавший в плен и находящийся на допросе, должен сообщить данные касательно своего имени и звания. Ни при каких обстоятельствах он не должен сообщать информацию относительно своей принадлежности к той или иной воинской части, а также данные, связанные с военными, политическими или экономическими отношениями, присущими немецкой стороне. Запрещается передача этих данных даже в том случае, если таковые будут истребоваться путем обещаний или угроз". И последнее: "Нарушение настоящих наставлений, допускаемое при исполнении служебных обязанностей, карается наказанием. Донесению подлежат факты и сведения, свидетельствующие о нарушениях, которые допускаются со стороны противника в части соблюдения правил, закрепленных и пунктах 1–8 данных наставлений. Проведение мероприятий возмездного характера допускается исключительно в случае наличия прямого распоряжения, отданного высшим армейским руководством".
Подгорбунский устало смахнул пот со лба и ещё раз покачал головой, таким образом демонстрируя полнейшее презрение к лживым постулатам геббельсовской пропаганды; к "явному фарисейству" — как мысленно он озаглавил "фашистские понятия", и бросил вслух:
— Ладно… Ты гуляй, а я пошёл…
— Куда?
— Вперёд — за орденами!
— А если точнее?
— За вторым фрицем. Можешь, кстати, на всякий случай, пульнуть несколько раз в сторону "воинов света", чтобы хоть немного умерить их огненную прыть. А то завалят командира, где ещё такого отчаянного найдёшь?
— И то правда — нет таковых больше на свете. Так что берегитесь, дорогой Владимир Николаевич. Вы нам живой нужны.
— Давай на "ты", братец… Русские всё же люди. Как там тебя матушка до войны величала?
— Васькой! — отгоняя на задний план тёплые воспоминания о родной кровинке, довольно протянул Фаворов. — Точнее, Васюткой…
6
Обычно "великие" военачальники не очень-то и стремятся лезть в самое пекло. Да и не положено им. По закону любой страны и любого времени. Причём не только военного.
Руководить боем лучше всего со стороны. Находясь на безопасном расстоянии от средств поражения противника. Из хорошо оборудованного блиндажа, штабной землянки или командного пункта.
Выходит, выражение "риск — дело благородное", не ко всем относится; а к высоким воинским чинам, которые по идее должны соответствовать всем классическим канонам породистой добродетели, вообще не имеет прямого отношения?
Катуков не был исключением из правила. Но всё же — следует признать — появлялся на "передке" достаточно регулярно. А с недавних пор и вовсе разошёлся, распоясался: через день стал наведываться в расположение 445-го мотострелкового батальона.
Первый раз — для того, чтобы вручить его бойцам награды; второй…
Впрочем, давайте по порядку!
Комбат, заранее предупреждённый о предстоящем визите высокого начальства, в очередной раз
