Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске

Наконец, Бойко остановился на мгновение, что-то решая, потом тихо окликнул:

– Девушка!

Таня вздрогнула и остановилась. Он подошел к ней и властным, привычным жестом притянул к себе.

– Хорошенькая, - он похабно улыбнулся, отыскивая глазами подходящее место для того, что задумал совершить. Заметив у забора брошенную кем-то повозку с домашним скарбом, приказал:

– Иди. Туда.

– Что вам нужно? - одними губами спросила Таня.

Он снова улыбнулся, и по этой жадной улыбке она поняла все.

– Не вздумай удирать, - сказал он назидательно и повел дулом автомата.

Таня поняла, что нужно бежать, но у нее не было сил. Она вдруг почувствовала слабость - ошеломляющую и болезненную. Она почувствовала, что не может сопротивляться, не может даже кричать. Она послушно повернулась, направилась к повозке. Он шел позади, на ходу снимая плащ. Около повозки бандит бросил плащ на землю и снова повел дулом автомата.

– Давай, не тяни.

– Не тронь ее, - зло прищурилась Клавдия.

– Цыц, - тихо сказал он. - Дырка будет. Встань вон там, стерва.

– Не тронь! - Клавдия бросилась на него с кулаками.

– Ах, ты, - он дал очередь. Клавдия отскочила. - Это предупреждение. Еще раз помешаешь, покойницей будешь. Понятно объяснил?

– Понятно, - кивнула она. - А теперь меня послушай, Сеня. Ты меня еще вспомнишь, Сеня. Сегодня вспомнишь. - Она повернулась и побрела, опираясь здоровой рукой о стену дома.

Таня бросилась бежать. Бойко оглянулся, поднял автомат, начал выцеливать прыгающую на кончике мушки фигурку. Потом скосил глаза на расстеленный плащ и облизнул пересохшие губы. В несколько прыжков он настиг Таню и наотмашь ударил ее прикладом автомата по голове. Остановился над распростертым телом - чувствовалось, что колеблется: пристрелить или взять с собой? Потом взвалил Таню на спину и зашагал в сторону своего дома.

А по главной улице уже оживленно двигалась немецкая техника, брели солдаты. Распаренные дневным зноем, они вяло вышагивали в ротных колоннах, с любопытством оглядывая дома, распахнутые окна, брошенную утварь.

Отец Тани вышел к зданию бывшего райотдела милиции в тот момент, когда два солдата прибивали над входом добротно сделанную вывеску: "Фельдкомендатура". "Заранее заготовили, стервецы, - с уважением подумал Егор. - Выходит, они еще когда знали, что будут здесь. Вот это, я понимаю, планирование!" - Он визгливо захохотал, довольный вдруг возникшей аналогией, и подошел к дверям:

– Мне начальника. Офицера мне, понятно, дурак? - обратился он к солдату-часовому.

Тот кивнул и заливисто свистнул в металлический свисток, который висел у него на шее. Сразу же появился затянутый в ремень офицер, спросил на чистейшем русском языке:

– Тебе чего? Документы!

– Желаю помочь, - сказал Егор, протягивая паспорт. - Ерохины мы. Из купцов, понимаете?

Они вошли в дежурную часть. Трупы начальника милиции и дежурного уже убрали, полы были чисто вымыты. По лестнице взад и вперед сновали немцы в мышиного цвета форме. Они перетаскивали мебель, оружие.

– Садись, - предложил офицер Егору и сел напротив. - Говори.

– Вот, - Егор протянул ученическую тетрадь. - Здесь список всех деповских коммунистов - кто остался, и вообще - активистов разных и евреев. Они пили нашу кровь, - не слишком уверенно закончил Егор, натолкнувшись на холодный, изучающий взгляд офицера. - Адреса там, в конце, - торопливо добавил он.

Офицер просмотрел список, потом резко и отрывисто скомандовал. Немцы построились, их было человек пятнадцать. Старший - с нашивками фельдфебеля, взял тетрадь, негромко сказал что-то солдатам. Грохоча сапогами, они выбежали из дежурки. Офицер проводил их взглядом.

– Они поехали, а ты погости у нас!

– Я забыл сказать, там, на обложке, я еще один адрес написал, - заволновался Егор. - Здесь жена одного знатного гепеушника живет, Кондратьева Мария Ивановна. Ваш унтер-офицер небось и не обратит внимания, его бы надо догнать! Предупредить!

– Не надо, - успокоил офицер. - Шульц очень добросовестный и аккуратный работник. Он прочтет этот адрес. А ты пока посиди здесь, - немец открыл двери "КПЗ", - не обижайся. Сам понимаешь, время военное…

Он закрыл дверь на засов и сверил свои часы со стенными: те уже шли. Было девятнадцать часов тридцать минут.

Сестра Семена Бойко зашла в комнату, когда на улицах города уже установилось относительное затишье, долго смотрела, как Генка листает старый "Огонек", потом остановила его, придержав за руку:

– После почитаете. Разговор есть.

– Ну, говори. - Генка закрыл журнал.

– Вам лучше уйти, - сказала она с усилием. - Не хочу брать греха на душу.

– А ты и не бери, - сказал Генка, вглядываясь в ее лицо и пытаясь понять и взвесить, как она поведет себя, и не обречена ли его затея с самого начала на провал. - Я так считаю, что ты должна мне помочь, а не им.

– Брат он мне, - сказала она с мукой. - Вы это поймите.

– Чего же не понять. - Генка пожал плечами. - Вы тоже поймите: смысл жизни не в том, кто брат, а кто сват.

– А в чем? - издевательски спросила она. - В том, что не подмажешь - не поедешь? На этом вся жизнь построена? Вот что я вам скажу: если не хотите так рано помереть, уходите. Я про вас ни слова никому. Если же хоть мизинцем шевельнете, чтобы Сене навредить, я за себя не отвечаю. Все у меня.

– Я не уйду. У тебя свое понимание долга и совести, у меня - свое.

– Как знаешь.

Со двора послышался скрип гравия. Шура выглянула в окно и тихо вскрикнула: впереди шел Семен. Он нес Таню, за ним двигался Мелентьев…

"Черт, - мысленно выругался Генка. - Несет кого-то, подлец. Нельзя в него стрелять". - Он опустил пистолет и тут же почувствовал, как в спину ему уперлись сдвоенные стволы охотничьего ружья.

– Брось свою штуку, - приказала Шура. - Я тебя честно предупредила. Не шевелись! - крикнула она, когда Генка начал поворачивать голову. - Разожми ладони, а то выстрелю!

Генка мог бы подстрелить ее: пистолет был на боевом взводе, патрон - в патроннике, только спусковой крючок нажать. Но он не нажал. Он подумал, что почти наверняка убьет ее, а права на это, несмотря ни на что, у него нет.

"Хлюпик вы, Геннадий Николаевич, - горько подумал он о себе. - Сентиментальный хлюпик, это уж совсем теперь ясно, и погибнете вы через эту свою гнусную черту, как пить дать погибнете". Пистолет упал на пол с глухим стуком.

– Отойди! - скомандовала Шура. Она шагнула вперед, подобрала пистолет. - Сядь! Вот там! - Она ткнула дулом ружья в сторону кровати. Генка послушно сел.

– Лучше бы ты убил меня, - с ненавистью сказала Шура. - Я же вижу: на совесть мою надавить хочешь… А я не пионерка! Сам виноват, сам!

Генка промолчал. В комнату вошел Семен, кивнул Шуре, спросил, улыбаясь:

– Чего вооружилась?

– Это из милиции, - ровным голосом сказала Шура. - Ему приказали тебя убить.

– Иди ты, - изумился Бойко. Он подошел вплотную к Генке, спросил, вглядываясь: - Зовут-то как? Кого поминать? - И добавил, покрутив головой: - Жестокие вы люди, милиционеры. Человек, можно сказать, второй раз родился, а вы? Иди в залу.

Генка отвернулся.

– Не пойдешь - здесь убью, - равнодушно сказал Семен. - Вот прямо сейчас и убью. - Он вынул "ТТ". - Вот видишь? - Улыбаясь, он направил ствол в голову Генке и начал давить на спусковой крючок. Курок медленно пополз вверх. - Не переборщи, милый, - Семен продолжал улыбаться. - Бах - и нет тебя. А так - с нами посидишь, выпьешь, закусишь напоследок. И я лично стрелять в тебя не стану - слово Сени! Я тебя немцам сдам, пусть они что хотят, то с тобой и делают, правда, Шура?

– Сволочь ты все же, Сенька, - сказала она.

– А что же мне после стольких переживаний делать? - со слезой в голосе спросил Бойко. - Надорвата у меня душа, а кто виноват? Вот такие, как он, всю нашу жизнь поломали - отравили…

Генка вошел в "залу". Родителей Бойко не было. На диване под зеркалом сидела Таня.

– Гена, - сказала она, и губы у нее задрожали. - Гена.

Он рванулся к ней, но Мелентьев выставил ногу, и Генка рухнул на пол, вытянувшись во весь рост.

– В чем дело? - Мелентьев посмотрел на Семена. - Кто это?

– Из уголовки. Нас разыскивает. Кто он тебе? - обратился к Тане Семен.

Таня опустилась на пол рядом с Генкой и, поддерживая его голову, говорила, всхлипывая:

– Гена. Очнись, Гена.

– Кто он тебе? - Семен ударил Таню ногой, она вскрикнула. Генка пришел в себя, попытался встать. Мелентьев помог ему и тоже спросил:

– Вы знаете эту девушку?

Генка нашел взглядом Шуру и молча покачал головой.

– Он все равно ничего не скажет, - заметил Мелентьев. - Выведи его во двор и сразу возвращайся назад. Дело есть.

– Я его немцам сдам! - сказал Семен. - Сами посудите: такой человек - им подарок, а нам - выгода.

– Делай, что говорю, - повысил голос Мелентьев.

– Ладно, - Семен толкнул Генку к дверям. - Не хочешь говорить - так умрешь. - Он передернул затвор автомата.