Были повышены все, кроме Нимайера. Это омрачило нежданную маленькую радость и вызывает справедливое возмущение. Он сидит в стороне на ящике из-под боеприпасов, обхватив голову руками.
— Нимайер! — зовет Виссе, специально не называя звания. Нимайер не двигается с места. — Никто не заслужил повышения так, как наш товарищ Нимайер! — громко говорит Виссе и подходит к нему. Когда он кладет унтер-офицеру руку на плечо, тот беззвучно плачет, как ребенок.
— Это не из-за майора, на которого, при всем уважении говоря, мне насрать, господин капиан. Дело вот в чем: неужели я такой плохой, что меня как паршивую собаку пинают в награду за верность и смелость.
С Кремером и одним из телефонистов, которому нужно на наблюдательный пункт, Виссе возвращается по слегка понижающейся на запад высоте 104.
Издалека видны руины белых домов. В двухстах метрах вправо находится наблюдательный пункт. Уже целый день грохочет непрерывный гул с Северного и Западного фронтов.
— Нужно радоваться, что по крайней мере у нас еще спокойно! — считает телефонист.
— Только не накаркайте! — Как только Виссе говорит это, сразу же начинается какофония. Осколки свистят над гранатной воронкой, в которую успели спрыгнуть Виссе, Кремер и телефонист.
— Тяжелые снаряды! — определяет Кремер. Следующий снаряд попадает между двумя высотами. Новые попадания концентрируются вокруг командного пункта.
— Они бьют по нашему бункеру! Туда мы теперь не пройдем, так что давайте подождем, пока этот концерт не закончится, — приказывает Виссе.
Телефонист выбирается из воронки к проходящему совсем рядом кабелю, и подключает свой аппарат, но связь прервана. После нескольких взрывов русские пристрелялись. Между окопами и бункером грохочут разрывы, и весь наблюдательный пункт взлетает на воздух. Виссе видит в бинокль ужасные разрушения, балки и землю, взлетающие вверх. «Надеюсь, что с нашими людьми ничего не случилось!» Это благое пожелание. В течение часа, который кажется вечностью, русские бьют по высотам. Еще два запоздалых взрыва, и наступает тишина, словно все вымерло. На высоте не осталось снега. Он погребен под землей.
Склон, как лунный ландшафт, покрыт кратерами. От позиций ничего не осталось. Окопы высотой в человеческий рост сравнялись с землей. От позиций остались одни развалины. Из засыпанных окопов выпирают деревянные опоры. Тихо, как на кладбище.
Виссе стоит перед своим бункером. Рухнувшие балки согнуты и сломаны посередине, потолок бункера рухнул и провалился, вход полузасыпан, двери сорваны с петель и отброшены далеко. На полу осколки стекла.
Виссе кричит в отчаянии и страхе за своих товарищей. Ответа нет. Он мчится по вспаханному полю, выкрикивая имена, которые приходят ему в голову. Кремер и телефонист тоже кричат. Они карабкаются, падают, прыгают, зацепляясь за колючую проволоку, отталкивают в сторону балки, разрывают руками землю. Бункер превратился в огромный кратер, в котором валяются части мебели, снаряжения, шинелей, рюкзаков, карабины.
Они докапываются до блиндажа.
Из-под засыпавшей земли торчит рука, испачканная в земле, частью в сохранившейся ткани рукава, с разорванным мясом и обнажившейся локтевой костью. На теле земли немного. Стон. Руками они раскапывают его. Это канонир Лахман. С сегодняшнего дня ефрейтор. Он жив. Кремер бежит за санитарами. Лахман приходит в сознание.
— Где остальные?! — спрашивает Виссе.
— В бункере телефонистов! — Лахман говорит ясно, кажется, что он не испытывает боли. Он смотрит на свою руку, которую Виссе замотал своим шерстяным шарфом. — С ней, похоже, все?
— Не может быть, — утешает его Виссе.
— Надеюсь, что с ней все! — Лахман, тяжелораненый, заговорщицки улыбается Виссе. — Если я без руки, то меня ведь вывезут?
— Надеюсь, парень!
— Вон отсюда, из Сталинграда, и отдать за это всего лишь руку, разве это не значит дешево отделаться, господин капитан? — Вестерман — вон там, он был со мной в наблюдательном пункте. Вы должны помочь Вестерману! — волнуется Лахман.
— Останьтесь с ним! — командует капитан телефонисту и ищет Вестермана.
Унтер-офицер Вестерман, с сегодняшнего дня вахмистр, это теперь всего лишь имя, воспоминание. Прямое попадание. Менее двух часов назад он был жив, потягивался и радовался жизни, был человеком с совершенно определенной внешностью. Молодой, симпатичный парень! А сейчас, это — месиво из снега и крови…
В уцелевшем бункере телефонистов, правда, с засыпанной дверью, которая даже не вдавлена, с лицами, с которых медленно сходит оцепенение, сидят, тесно прижавшись друг к другу, остальные шесть человек из наблюдательного пункта. Все невредимы.
— Где обер-лейтенант Фурман?
— У командира третьей батареи. Он появляется в сумерках, шагая вверх по разрытому взрывами холму, цел и невредим.
— У вас что, сильно горела печь, что русские могли пристреляться по клубам дыма?
— Я сразу же после первого выстрела загасил печь снегом! При втором я понял, что Иваны берут мой блиндаж в «вилку»! Первый перелет, второй недолет, третий выстрел попал прямо перед входной дверью и бросил землю на стекло. Я ждал только следующего, который тоже дал недолет, а потом уже ничего. Стена бункера уже дрожала, как желе, Я собрал людей и ушел с ними в бункер связи. Вестерман и Лахман были на посту на наблюдательном пункте. Прямое попадание, я сам видел! Что после них осталось…?
— Это был Вестерман! Лахмана я выкопал, он жив и сейчас на пути в лазарет!
Фурман вздыхает с облегчением. Он смотрит на Виссе и в его глазах вопрос:
— Так это с печкой — моя вина?
— Я рад, что вы живы и что с вами ничего не случилось! — говорит Виссе.
— Там на третьей было потяжелее! — сообщает Фурман. — У них трое убитых и много раненых!
Связистам-ремонтникам нужно идти. Виссе сразу приказывает выходить на связь. К счастью, аппаратура не пострадала и работает.
— Мы немедленно должны подготовить окопы к обороне, потому что следует ожидать, что русские будут атаковать из города!
Измученные, слишком мало сил, чтобы держаться на ногах, они вынуждены тяжело поработать, чтобы хотя бы немного укрепить окопы. И это нужно сделать быстро, пока земля не затвердела, как бетон. Опасность, что русские начнут атаковать, подстегивает и заставляет работать из последних сил.
Капитан и Кремер убирают землю и балки от наблюдательного пункта. Сгребают в яму кровь и все, что осталось от Вестермана. Несколько раз они, обливаясь холодным потом, с хрипом в легких, падая, растягиваются во весь рост и остаются лежать в полной апатии, пока попеременно не заставляют друг друга встать на ноги.
Виссе посылает Фурмана и одного телефониста на огневые позиции за подкреплением.
— Дайте мне восемь человек для поста в наблюдательном пункте. У них должны быть еще один пулемет и ручные гранаты! Я с Кремером останусь здесь!
В полночь, когда линия снова была исправлена, звонит Куновски.
— Слава Богу, что вы еще даете о себе знать! Я слышал, что у вас там было! Так Вестермана достало? — Куновски подавляет свои чувства. — Сам себе навредил этот парень, просто сматывается и оставляет меня здесь! Здесь нам тоже здорово досталось! В пехоте много потерь. И целый дождь осколков. — Мой новый зонтик совершенно порвался. Большое спасибо за обер-вахмистра, господин капитан. Это Ивану очень понравится! Вот уже несколько часов у меня опять все тихо. Слишком тихо. Они что-то готовят. Интересно, чем они нас побалуют! Я немного прикорну, потому что к завтраку нам придется ждать всякого!
В шесть часов утра Куновски сообщает о сильном артиллерийском и минометном огне по всему боевому участку в городе и последующих сильных атаках русской пехоты с поддержкой танков.
Телефонная связь с Куновски обрывается. Даже по радио связаться с передовым наблюдателем не удается. Но так бывает часто.
До полудня за каждую улицу, каждый дом, за каждую груду развалин идут ожесточенные бон. Очевидно, русские оттесняют немцев назад, потому что выстрелы заметно приближаются, звучат уже через дома и улицы, которые просматриваются с наблюдательного пункта. Командир третьей батареи звонит капитану.
— Вы случайно не знаете, что случилось? У меня сегодня с самого утра нет связи с передним краем! Похоже, готовится какое-то большое свинство!
Звонит полковник Бутте:
— Я узнал в пехотном полку, что русским удался прорыв примерно в четыреста метров в направлении высоты 104. Что осталось от нашей пехоты в месте прорыва, неизвестно! Так что, будьте начеку! При наступлении темноты начнется контратака. По всем фронтам «котла» русские начали наступление большими силами. Теперь пришла и наша очередь.
Похоже, что полковник очень удручен.
Немного позднее по части прокатывается: немецкое контрнаступление для выравнивания русского прорыва захлебнулось в огне противника. Поскольку имеющиеся силы недостаточны для восстановления прежней линии обороны, то линия обороны в занятом районе будет завоевана обратно вокруг места прорыва и тем самым выпрямлена.
