Чтобы не мешать Тимохину, соседние посты наблюдения и связи — соседние, но находящиеся, учтите, на расстоянии трехсот — трехсот пятидесяти километров — замолкли, будто притаили дыхание. Наисрочнейший разговор идет вдоль линии, причем самыми короткими, кратчайшими репликами, только между Потаенной и Архангельском!
Один из лучших радистов штаба — Гальченко узнал его по почерку — торопливо отстукивал: «Потаенная! Потаенная! Помощь вам выслана. Повторяю: помощь вам…»
Узнает ли об этом мичман Конопицын, если он еще жив? Сейчас он отбивается гранатами от подползающих со стороны причала гитлеровцев…
Гальченко привстал было с земли, потом сразу же опять опустился на нее. Куда это понесло его? Ведь место его здесь! Он оставлен в резерве! На самый крайний случай!
Артобстрел внезапно прекратился. Плохой признак! Значит, десантники уже проникли на территорию поста. Орудийный расчет, который прикрывает с подлодки десантников, штурмующих высоту, опасается бить по своим.
Замолчал в укрытии ручной пулемет. Галушка? Неужели?
Да! Слышна только яростная перебранка автоматов.
Между горящими постройками замелькали черные силуэты.
«Подожжена крыша дома, — бесстрастно доложил Тимохин. — Согласно инструкции приступаю к уничтожению секретной документации».
Нервы Гальченко, по его словам, были так напряжены, что на мгновение ему почудилось: он — рядом с Тимохиным! Сдернув наушники с головы, старшина неуклюжим прыжком метнулся в комнату Конопицына, зашиб колено о стоявшую на дороге табуретку, с проклятием выдернул из-под подушки брезентовый портфельчик. Хромая, поспешно вернулся к своему месту у рации. Наушники снова надеты — и невообразимо далекий Архангельск словно бы стал ближе!
«Потаенная! Потаенная! От устья реки Мутной направляются к вам два сторожевых корабля. Повторяю…»
Ну конечно, Конопицын забыл ключ от портфеля! Придется взламывать замок. Где зубило? Ага, есть! С поспешностью Тимохин выхватывает из портфеля таблицы условных сигналов, ключ к цифровому коду, последние метеосводки, еще что-то. Рвет это на мелкие куски и швыряет на пол.
Все! Нет, не все! Старшина снимает со стола свой вахтенный журнал, документ тоже чрезвычайной важности, и аккуратно разрывает его вдоль, потом поперек. Теперь все! Гитлеровцам нечем будет поживиться на развалинах поста!
Тимохин чиркнул спичкой, и у ног его вспыхнул маленький костер, как отблеск того огромного костра, который полыхает вокруг.
«Архангельск, Архангельск! Вызываю Архангельск! Секретная документация уничто…» — услышал Гальченко. И в наушниках стало мертвенно-тихо.
Не промешкав и секунды, почти рефлекторно, Гальченко нажал на радиотелеграфный ключ.
«Передает пост в Потаенной. Рация разбита, дом горит, — отстучал он. — На связи запасная рация!»
Смена радиовахты в Потаенной произошла в шестнадцать часов сорок семь минут. Так отмечено в вахтенном журнале штаба флотилии. Если будете поднимать соответствующие архивы, сможете сами в этом убедиться…
Вот тут-то вступил в дело молчавший доселе промежуточный пост наблюдения и связи. Его радист, услышав в эфире писк слабенькой запасной рации, немедленно стал репетовать — повторять — в Архангельск донесение Потаенной.
Гальченко признавался мне, что, отстукивая ключом очередное свое донесение, он плакал — неудержимо, давясь слезами, почти не видя ничего из-за слез перед собой. Если бы ему приказали из штаба: «Оставь рацию, возьми свою винтовку, незаметно подползи к десантникам, которые бестолково топчутся вокруг горящего дома, и убей их командира, отомсти за Калиновского, Галушку, Тюрина, Конопицына, Тимохина!» — он с восторгом, с огромным душевным подъемом выполнил бы это приказание. Но разве мог он оставить рацию? В данных условиях именно она являлась его смертоносным оружием, а не эта бесполезно лежащая рядом винтовка.
А что будет дальше? Гальченко не задумывался над этим. Привык за год пребывания на посту к безоговорочному выполнению приказа. Ему было приказано принять вахту у погибшего Тимохина, он и принял ее. И будет держать связь со штабом флотилии, пока не погибнет, как Тимохин.
Он, краснофлотец Гальченко, — последний связист Потаенной! Пока он жив и рация его в порядке, жив и пост!
Вот каким примерно был ход тогдашних его рассуждений.
Однако война на то и война, чтобы изобиловать самыми крутыми, неожиданными поворотами — мы с вами уже говорили об этом. Поэтому возможность той или иной, благоприятной или неблагоприятной случайности никогда не рекомендуется упускать из виду.
Случайность в данном случае была благоприятная.
Штабу флотилии удалось связаться по радио с одним из наших самолетов, который летел на выполнение задания и находился в настоящее время неподалеку от Потаенной. Летчика тотчас же перенацелили на Потаенную. Он, по расчету времени, должен был появиться над нею через пятнадцать-двадцать минут.
Об этом мы тотчас же сообщили на пост.
Сердце Гальченко подпрыгнуло в груди. Но потом он вспомнил, что ему уже не с кем поделиться этой радостью. Товарищей его нет. На посту хозяйничают фашисты.
И все-таки помощь близка! Где-то над восточной частью Карского моря наш самолет прорубается пропеллером сквозь туман или пронизывает снежные заряды. Через каких-нибудь пятнадцать-двадцать минут он будет здесь и обрушит бомбы на головы фашистов! Погибшие связисты Потаенной будут отмщены!
Гальченко не подозревал о том, что командир корабельного десанта отрядил нескольких человек вместе с переводчиком для обследования старого медного рудника. Вот вам еще одно доказательство в пользу того, что у подводников переводчиком был именно Атька! О местонахождении рудника мог знать он от Абабкова.
Почему-то гитлеровцы двинулись к Гальченко кружным путем, обходя многочисленные лайды, возникавшие у них на пути. Так получилось, что они зашли к нему с тыла и, обнаружив его среди валунов и свай, были поражены этим не меньше, чем сам Гальченко, который поднял глаза и увидел: его со всех сторон обступили черные комбинезоны! Он даже не успел протянуть руку к своей винтовке, как был схвачен.
— Шестой! — возбужденно горланили вокруг него. — Оказывается, русских шесть, а не пять! Здесь прячется их шестой связист! Ого! У него рация? Выбивайте его прикладами оттуда, ну! За ногу хватай, за ногу!.. Так! Тащите его, тащите!..
Лапы у немецко-фашистских десантников были липкие, мокрые. Гальченко охватило омерзение. Ему показалось, что это многорукий спрут вцепился в него, выволакивая из укрытия. Он отчаянно забарахтался отбиваясь.
— Черт! Он укусил меня, проклятый звереныш! Наподдай ему, Людвиг!
Гальченко швырнули на землю, подняли, опять швырнули, продолжая избивать кулаками, каблуками, прикладами автоматов.
И все время слышен был рядом увещевающий голос:
— Легче, легче! Вы же убьете его! А он нужен для допроса!
Гальченко смутно помнит, что его куда-то волокли, поддерживая под руки. Потом он потерял сознание…
Очнулся Гальченко, лежа ничком на земле. В нос ему бил едкий запах пороховых газов и гари. Значит, его притащили на пожарище?
Кто-то радостно крикнул:
— Я нашел это в кармане у него, господин лейтенант!
Что это нашли у него в кармане? Нет, немцы говорят не о нем. Через Гальченко бесцеремонно перешагнули, как через бревно, причем задели ботинком за ухо.
И вот какой отрывистый разговор услышал он над собой, лежа по-прежнему ничком, совершенно неподвижно.
— Покажите! Обрывок карты?
— Да, господин лейтенант. Чудом уцелевший.
— Но где левая ее половина?
— Сгорела, надо полагать.
— Досадно. На этом обрывке только город. Как название его — вот, в верхнем углу? Переведите! Порт назначения? Никогда не слышал о таком порте. А вы слышали? Вы же бывший гидрограф, бывший офицер русского флота.
— Название, вероятнее всего, условное. Иначе указаны были бы координаты.
— Это я понимаю и без вас. Но что скрывается под загадочным условным названием, вот что хотел бы знать! Город невелик, но, судя по сохранившимся у левого края обрывка обозначениям портовых сооружений, сам порт очень большой. Да, чрезвычайно большой. Первоклассный океанский порт! Ну что же вы молчите? Игарка? Тикси?
— Право, я затрудняюсь, господин лейтенант…
— Подайте мой планшет! Сверимся с картой Арктики. Тикси? Отпадает. Видите, он или оно — так правильно нужно сказать? — в устье Лены, на западном берегу залива Борхай. Сломаешь язык на ваших дикарских названиях! Западном! А тут, на полуобгоревшем обрывке, город явно в северной части залива. Присмотритесь получше! Внизу стрелки: N, S, W, E, и конфигурация берега совсем не та. Игарка? Тоже нет. Отстоит от устья Енисея чуть ли не на семьсот километров. А этот загадочный Порт назначения отнюдь не на реке. Вот же открытое море! Он на берегу моря, в этом нет сомнений!
