Нина Горланова - Дама, мэр и другие

НИНА ГОРЛАНОВА, ВЯЧЕСЛАВ БУКУР

ДАМА, МЭР И ДРУГИЕ

Рассказ

Вобщем, собака была в последние годы ее единственной настоящей любовью. Дочь с мужем уехали в Америку, а сын вырос, его защищать не надо, а любовь требует, чтобы кого-то защищать... можно было! (Примечание авторов: когда мы взяли приемную дочь, то Ирина Владимировна нам говорила: "Накакает она вам, вот увидите - накакает!" Конечно, так и случилось, но потом, через шесть лет, а эти годы счастья стоят того, чтобы рискнуть!.. Собака, безусловно, не предаст, но это облегченный вид любви. С другой стороны, всякая любовь нужна миру!)

В свои семьдесят Ирина Владимировна - темноволосая валькирия, успешно дающая бои своему возрасту, робко наступающему. Красота избрала ее местом своего проживания, поселилась в ней несмотря на то, что лицо ее имело к красоте весьма слабое отношение. Нос был горбатый, цвет кожи очень смуглый, но зато рост, стать, взгляд, блеск ума! И муж звал ее только: "Паничка, паничка!" Он был полуполяк, муж ее. В Перми работал главным инженером главного завода! Но вот оба вышли на пенсию и вслед за сыном перебрались в Москву, не исключая, однако, что столица у них будет проездом (в Америку).

Собака во дворе появилась грязная, но какая-то требовательная, словно говорила своим взглядом: зачем ты с фашистами воевала, если никакого гуманизма не проявляешь и меня не берешь! Много лет ты билась за здоровье, ездила по курортам, а сейчас ты его получишь даром - будешь со мной гулять рано утром по свежему воздуху. Мне много не надо! Мы, собаки, гораздо прочнее человека. Вон лежит знакомый бомж Афанасий, и лужа вокруг его тела расплывается. А я такой не буду, клянусь! Когда я жила у Единственной, еще до того, как ее, холодную, вынесли в ящике, мне разрезали живот и вынули все, откуда получаются щенки. У Единственной был родственник - ветеринар, тоже не из последних. Я звала его Вторым. Собаки ведь умеют считать до десяти. Потом, когда все зашили, я - в отличие от этого бомжа - подползла к двери и уперлась лбом. А Единственная долго уговаривала меня оправиться дома, журчала водой из чайника, но я твердо проскулила: нет! И Единственная сволокла меня со второго этажа (вместе с соседом). Мне и жаль ее было, но все равно ведь нельзя опускаться.

Изложив все это движениями глаз, ушей, хвоста, носа, собака подошла к Ирине Владимировне и уперлась лбом в ногу. "Машка, пошли!" - ответила дама. "Ладно, я была Сильвой, побуду Машкой, если ты будешь хоть на кончик хвоста так же себя вести, как Единственная..."

Через десять лет Ирина Владимировна стояла у окна и смотрела на свежую могилу Машки. За все эти годы Машка трижды подчистую сгрызала угол стены в прихожей (а квартира Ирины Владимировны - ухоженная, вся в драпировках!), но это была единственная неприятность за десять лет. Правда, Ирина Владимировна и не подвергала свою любовь испытаниям, как соседки. Одни (нусоседи) заставляли своего пса смотреть сеансы Кашпировского, и на счете десять он раздулся, раскрыл рот, зевнул и умер. Другие (ососеди) накормили свою Нару сладким, и у нее заболели все зубы сразу. Правда, один раз Ирина Владимировна поссорилась с мужем, когда тот сказал, что она тратит на Машку слишком много денег. Ничего не ответила Ирина Владимировна, но взяла в руки телефонную книгу и стала звонить: в прачечную, в химчистку, в Дом быта. Узнала, сколько стоит помыть окна, постирать, почистить. И тогда заявила: "Вот сколько денег я заработала своими руками!" - "Паничка, паничка! Что ты! Я же молчу..."

И вот смотрит Ирина Владимировна на могилу Машки и видит: комбинезоны, комбинезоны! Гордые молодые люди несут деревянный циркуль, разворачивают чертежи с умудренным видом. Они двигаются и смотрят так, словно без них тут все пропадало. И даже горечь какая-то проскальзывала в матюках: не слышно оваций, ничего не подносят, не ценят. И вдруг они остановились над самой могилой Машки и воткнули в нее длинную ногу циркуля.

- Что? Вы!.. Почему? Что здесь будет?

С каждым вопросом она впрыгивала в глаза всем стоящим, не помня, как выбежала в халате. (Нусоседи потом говорили: "Ты так лупанула - только успевала новые ноги подставлять под старую задницу!")

Таких вечных красавиц, как Ирина Владимировна, мы (соавторы) видели, включая ее, всего три раза. Это одна известная балетмейстер и одна профессор зарубежной литературы. В лицах всех трех дам была та же горечь, как сейчас у молодых комбинезонов, попирающих могилу Машки. Они словно ждали, что их красота весь мир к ногам положит, а вот жизнь постепенно уходит, не прощаясь, а красота, выходит, предатель и не спасла их даже от болезней...

При взгляде на ее вечную красоту комбинезоны прервали свою плодородную лексику и замерли. Свитки чертежей захотели убежать и порезвиться с ветром, а деревянный циркуль потерял свой треугольный боевой вид и прилег набок.

Это кто: Клара Лучко? А где же шляпа? Они толклись вокруг Ирины Владимировны с растерянным видом:

- Вы, женщина, мадам, сударыня, нимфа, идите прямо в мэрию. А нам приказали, мы... здесь пройдет новая газовая трасса вон к тому объекту!

В прихожей Ирина Владимировна увидела кого-то с очень веселым лицом, вдруг вставленным в рамку вместе с малиновым платьем. Так это же я в зеркале! Она позвонила сыну: "Иду в мэрию отстаивать могилу Машки". - "Ты с ума сошла, я потом не наскребу тебе на лечение, это же чиновники, мама, тебе не стыдно... своей маниловщины?!" Муж в это время гостил у брата на Клязьме.

- Я ордена надену, понял! Ордена и медали...

Сын долго молчал, потом вздохнул и сказал:

- Тебя не переубедишь! Ну, с Богом!

Нусоседи удивились: "Зачем тебе этот революционный цвет платья?"

- А я ведь никогда не спрашиваю, почему вы такие серые! (В серых костюмах.)

Впервые она засмотрелась на рекламу Мосчтототам-банка: банкир в шлеме, на коне поражает перепончатокрылого конкурента. "Хорошо бы силы появились, хорошо бы, чтоб их кто-то дал!" - пронеслось в голове. Вдруг к ней подошел сумасшедший и стал уверять, что Александр Сергеевич Пушкин, да и Лермонтов тоже... унижают его своим "мы". Кто это "мы"?

- Они и меня включают, а я так не думаю! Скажите: какое они имели право писать стихи от моего имени! Мы!

- Вы совершенно правы, - ответила она и пошла дальше.

Он догнал ее.

- Так, значит, не имели они права писать "мы"?!

- Они имели право так писать, а вы имеете право их критиковать. Все.

Перед выборами фильтр, отцеживающий посетителей, работал в мэрии не так тщательно. Представьте: идет Ирина Владимировна в малиновом платье, с сумкой цвета металлик и с короной из косы. Конечно, ее приняли бы и не только в предвыборное время (если б не по вопросу собачьей могилы). Правда, и сейчас ее принял не сам Лужков, а один из замов, но мы не скажем - кто (а то вдруг ему попадет!).

Ирина Владимировна сказала себе: "Если не отстою могилу Машки, уедем жить в Америку!"

В кабинете висели картины: Шагал, Моранди и Филонов... Зять у нее был художник, и кое-что она понимала в этом. Ловко составлено! Такое же впечатление производил и чиновник - ловкости и современности.

- Я никогда не отстаивала родные могилы! - начала она издалека. - Мои родители похоронены в Пермской области. Водохранилище затопило кладбище. Я молчала. Моя лучшая подруга убита на улицах Берлина. Меня ни разу туда не пустили за все годы советской власти. А теперь уже не найти... наверное. И сил нет ехать да искать!

Между тем она почувствовала, что силы появились, хотя позади не было такого опыта - отстаивания.

- Я сама стала понимать, для чего нужны родные могилы, потому что вступила в такой возраст, когда начала уже с ними обмениваться заинтересованными взглядами.

Чиновник слушал эту хрупкую женщину с уверенным взглядом и думал: "Этот уверенный взгляд сразу перебивает всю хрупкость!"

- Я прочитала, что в двадцать первом веке плотины будут разрушать, а пока продержимся... на собачьих могилках! - И она принялась излагать суть.

В глазах чиновника появилась влага. "Мне не нужно твое влажное понимание! Мне помощь нужна!" - думала Ирина Владимировна.

Он пообещал, что поможет, и по привычке хотел забыть об этом, но тут его как громом поразили слова мэра: "Каждую минуту помните, что выборы на носу!"

На другой день Ирине Владимировне позвонил и представился кто-то из начальства стройки, но она от волнения забыла его должность и про себя назвала "начальником прокладки". Они вышли. Он прямо на могиле Машки развернул чертежи, покосившись на даму. Она ничего не сказала, потому что началась работа для Машки. Начальник прокладки увлекательно развернул перед нею всю картину подземных пустот и вод, из чего она поняла, что все еще остается красавицей.

Вывод был счастливый: газовая трасса пройдет на два метра левее места вечного упокоения, а "Газпром" даже и ухом не поведет своим монополистическим.

- Я ведь только хочу, чтоб поменьше над нами разразилось! - ответила Ирина Владимировна. - В Перми все боятся, что прорвет плотину, а эти страхи знаете откуда? От вины за затопление кладбища!