Евгений Бенилов - Проделки купидона

Евгений Бенилов, Юлия Беляева

Проделки купидона

Нижеследующие отрывки, в числе трёх, попали к нам в разное время и из разных источников. Тем не менее, есть основания предполагать, что описывают они одно и то же событие - хотя и с разных точек зрения (последнее обстоятельство, по нашему мнению, представляет собой их главную ценность).

Мы публикуем эти отрывки в оригинальном виде, не редактируя - за исключением лишь нескольких изменений цензурного характера, внесённых в третью часть.

Авторы

1.

Я до сих пор часто вспоминаю тот жаркий день в июне 1988-го, но понять, почему всё так произошло - не могу. И именно поэтому, наверно, появилось ощущение неизбежности: ибо как я мог изменить исход событий, не понимая их причин?

Но это - теперь ... А в разгаре происходившего, и даже некоторое время после развязки, мне казалось, что всё ещё окончится хорошо ... Не может же Господь Бог послать мне такой подарок - и в сей же миг отнять его обратно! А что она, Рита, была послана мне, я почувствовал сразу - лишь только увидал её в вестибюле НИИАНа. Почувствовал не сердцем, а (как ни дико это звучит) циркулирующими в моём теле мужскими гормонами ... чем-то, всегда существовашим во мне вопреки бесполому воспитанию в интеллигентной московской семье, вопреки математической и музыкальной школам и кандидатской диссертации. И я точно знал, что ошибка исключена - исключена стопроцентно, с абсолютной уверенностью - с какой стоящий на стартовой черте будущий олимпийский чемпион знает наверняка, что через девять с небольшим секунд первым прикоснётся грудью к финишной ленточке.

И с самого первого взгляда я почувствовал, что она ощущает то же самое. (Мне кажется, что все люди - и мужчины, и женщины - кроме, разве что, самых самопогружённых - чувствуют такое безошибочно и сразу.) Брошенный искоса взгляд, бархатный тембр голоса ... "Я вас могу к нему проводить." "Премного благодарен. Особенно, если вы по пути покажете мне буфет ... я хочу выпить кофе." Пароль - отзыв. "Если только это не слишком в сторону от того места, куда вы направляетесь." - "Не слишком ... я, пожалуй, составлю вам компанию ... в смысле, тоже выпью кофе." Отзыв - пароль. Туфли-лодочки ритмично стучат по неровному, со вздутиями паркету, справа и слева громоздятся пыльные коленкоровые двери и облезлые стены. "Меня зовут Игорь, я работаю в Университете." - "А-а, так вы наш сегодняшний докладчик ... очень приятно! А меня зовут Рита. Я работаю в здешнем Отделе Оптики." От ничего (или, наоборот, всё) значащих слов у меня по низу живота разливается ровное тепло. Её чёрные блестящие волосы аккуратно острижены выше плеч (кажется, это называется каррэ); под широким сарафаном угадываются длинные полные ноги; пышные бёдра покачиваются при ходьбе влево-вправо, влево-вправо, влево-вправо ... совсем непохожа на "научную барышню". Возраст - лет двадцать пять. "А я и не знал, что в НИИАНе есть такие симпатичные сотрудницы." - сказавши это, я краснею от банальности и топорности комплемента. Но ничего страшного не происходит (кокетливая улыбка через плечо, изящный жест маленькой загорелой ладони).

Поворот направо - поворот налево - сквозь тяжёлые двойные двери - в душный тёмный буфет. В матовые от уличной грязи окна видны нижние половины немногочисленных по такой жаре прохожих ... а я и не заметил, как мы оказались на полуподвальном этаже.

"Буфет у нас не очень ... после семинара, если хотите, зайдите к нам в отдел - я вам сварю нормальный кофе." Нас овевают запахи застывшей подливки и прокисшего компота; жирная буфетчица в халате, испещрённом кровавыми пятнами от борща, звонко кричит на горстку понурых посетителей. "Вы знаете ... мне, вообще-то, кофе сейчас не хочется ... - я улыбаюсь, - Я попросил вас отвести меня в буфет лишь затем, чтобы подольше побыть в вашем обществе." Она тоже улыбается и, кажется, пытается заглянуть мне в глаза, но я не могу оторвать взгляд от выреза её сарафана ... пауза постепенно становится неприличной. "А вот после семинара зайду с удовольствием ... я, наконец, смотрю ей в лицо, - В какую комнату?" - "В 134-ую."

Она с деланной сердитостью наклоняет голову набок (чёрные смешливые глаза, чёрные удивлённые брови, алые губы сердечком и длинная нежная шея). Мне до смерти хочется конснуться её горла - там, где под смуглой кожей трепещет тонкая синяя жилка. "Но если вы всё ещё хотите "составить мне компанию", то я, как честный человек ..." В окне над её головой появляется морда изнывающей от жары собаки-сенбернара - на ошейнике болтается добела раскалённая медаль; из полураспахнутой, как форточка, пасти свисает язык и текут слюни. "А к Известняковичу вас провожать? Или же вы и с этим..." В окне проплывает отягощённая мехом собакина шея, потом громоздкое тело и, наконец, тяжёловесный, будто бронзовый, хвост. В раскалённом воздухе подвала густо витают пылинки. "Грешен. - мы с Ритой, наконец, встречаемся глазами и смеёмся, - Если вы обещаете не исчезать после семинара, то я, пожалуй, найду его комнату сам." Неожиданно наступает пауза - улыбка с её лица исчезает, лоб хмурится: она принимает решение. Пауза затягивается ... мне становится страшно, ибо я замечаю на её руке обручальное кольцо (прямой, как линейка, солнечный луч протянулся к нему из окна - отразился от тёмно-жёлтого, почти красного, металла - и, наконец, вонзился мне в правый глаз). "Не исчезну. - черты её лица расслабляются, - И в любом случае приду на семинар."

Рита поворачивается на каблуках и плавно удаляется в сторону лифта.

До сих пор не пойму, что именно в ней подействовало на меня столь сногсшибающим образом. Несомненная внешняя провлекательность?... Открытость и дружелюбие?... Интерес к моей собственной персоне?... Не знаю ... Могу лишь сказать, что ничего другого за те две минуты, в течении которых она вела меня к буфету, рассмотреть было невозможно.

Потом я разговаривал с Мишкой Известняковичем, ещё потом происходил семинар (Рита сидела в последнем ряду и улыбалась мне всякий раз, когда я на неё глядел - то есть, в течение всего доклада). Наконец я закончил ответил на вопросы слушателей - те поблагодарили меня вежливыми аплодисментами и стали выходить из зала; Рита - вместе со всеми. "Ну чего, по пивку?" - игриво предлагает Мишка; "В другой раз, старик ... - лепечу я фальшиво-озабоченным голосом, суетливо запихивая в портфель прозрачки, - Я сейчас тороплюсь, ни минуты нет ..."

Я догоняю Риту у сaмой её комнаты. На пыльно-красном дермантине белый квадратик с тремя мелко напечатанными фамилиями. Внутри - книжные полки по стенам, три стола, пять стульев и одно кресло. "Мои соседи в отпуске. - объясняет Рита, заходя в комнату, - Садитесь." Я опускаюсь в разорванное в двух местах кресло, она вытаскивает из шкафа пачку с кофе. Происходит ознакомительный диалог ("Вы что кончали?... А я Университет."), перемежаемый технически-бытовыми подробностями ( "Вот сахар - сколько вам ложечек?"). Мой взгляд прилип к вырезу ритиного сарафана от жары, горячего кофе и (может быть) волнения её кожа чуточку влажна ... что, почему-то, делает её ещё привлекательней. "Где вы так загорели?" ... "Ещё чашечку?" ... "А у кого делали диссертацию?" ... "Нет, в Ленинграде." ... Я вдруг замечаю, что обручальное кольцо исчезло с её руки - мои ладони внезапно становятся мокрыми от пота. "Что вы делаете сегодня вечером?" "Ничего." - "Могу ли я пригласить вас в кино?" - "На что?" - "А какая разница?" Она смеётся (ярко-пунцовые губы широко раздвигаются; голова запрокидывается назад, открывая нежное незащищённое горло - отчего меня опять бросает в жар). "Кстати, вечера ждать вовсе необязательно - я могу уйти с работы хоть сейчас." - "Может, тогда не в кино?... Сейчас самое пекло ..." - "Вы правы, лучше в парк."

Интересно устроен человеческий мозг: я не помню почти ничего из того, о чём мы с ней говорили - разве что отдельные, обрывочные фразы ... а вот ощущения врезались в память дословно, добуквенно - и, как мне сейчас кажется, навсегда. Например: мы выходим из НИИАНа - и по всем нашим чувствам ударяет жара. (Не только по осязанию, но и по остальным четырём тоже.) Мы собираемся переходить дорогу ... с замиранием сердца, я беру Риту за руку. Она вздрагивает и украдкой оглядывается (проверяя, можно ли нас увидеть из окон НИИАНа), но руку не отнимает. Я перехватываю её взгляд, она перехватывает мой ... мы синхронно улыбаемся. И вдруг мне становится ясно, что я могу её поцеловать - я наклоняюсь к её лицу. Она закрывает глаза (моё сердце вот-вот выпрыгнет из груди) ... но раздаётся сиреноподобный вой, и мы чудом выпрыгиваем из под колёс проносящегося мимо грузовика. "Не торопись. - еле слышно (в уличном шуме) выдыхает Рита, - У нас есть ... - она делает паузу, подбирая правильные слова, - ... вся оставшаяся жизнь." Сквозь густой загар на её лице я вижу, что она краснеет. Значение сказанного с трудом пробивается сквозь окутывающий меня дурман.

Следующий эпизод: мы идём, почти бежим, по набережной Москвы-реки вглубь Парка Горького. На моих губах рдеют невидимые никому, кроме Риты, отпечатки её поцелуев; на её грудях, под кружевным лифчиком рдеют невидимые никому, кроме меня, отпечатки моих ладоней. Раскалённый асфальт проминается под ногами, в лицо бьёт знойный июньский ветер, липы яростно шелестят пыльными листьями и с завистью заглядывают в мутные воды Москвы-реки. В висках у меня стучат отбойные молотки ... я едва соображаю, куда мы направляемся (или, вернее, куда я тащу Риту), - а вслух нудно проклинаю припёршегося в облюбованную нами беседку пенсионера. Рита молчит и, кажется, о чём-то думает. Вдруг я - неожиданно для самого себя - резко останавливаюсь ... несколько долгих секунд мы смотрим друг другу в горячечные лица. "Пойдём ко мне домой ..." - наполовину спрашиваю, наполовину утверждаю я. "Пойдём." Смысл сказанного постепенно пробивается в моё сознание сквозь удары пульса ... я поворачиваюсь и тащу Риту назад к выходу из парка.