Евгений Попов - Виртуальная реальность

Евгений Попов

Виртуальная реальность

рассказ

Я газету купил. Я в газете прочитал рассказ:

"Расцвела к концу второго тысячелетия от Р.Х. Святая Русь, преображенная царем, большевиками, коммунистами, демократами и техническим прогрессом! Того и гляди, вступит эта страна в "Интернет", как в говно, и больше никогда оттуда не вернется" , - думал известный театральный художник, назовем его В.Б., брезгливо разглядывая все эти "приготовления" - длинный стол, крытый скатертями хрустящими, оснащенный блюдами со "вкусненьким", разномастными бутылками вин, водок, джинов, виски... да... "минеральной", конечно же, "пепси", других напитков... глядя на огромный, уже светящийся дисплей, где уже дюже светились, свиваясь, желтые, голубые, розовые огненные точки, из которых все никак не могло сложиться искомое слово...

... А впрочем, художник Владимир Боер родился и жил до семнадцати лет в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый Океан. В слободе 3-его Интернационала, на улице Лагерной, где держали коров, население которой хоть и нечетко, но все же делилось на сидевших и сажавших, проживших длинную поучительную жизнь, неоднократно менявшихся местами. Зато пастухи были пришлые. Вечером они собрались в кружок вокруг догорающего костра и молча занимались в наступивших сумерках групповым онанизмом, обратив раскаленные жерла своих дымящихся отростков к неверному огню. Владимир Боер отшатнулся при виде этой древней картины, и пастухи засмеялись:

- Мальчик, иди сюда, сейчас молочко брызнет! Ну что еще? Еще там жил один инженер, снимавший утепленный сарай с печкой. Одевался красиво костюм, галстук, пальто, а сидел или сажал - неясно, да и какое это имеет значение, если все мы, как недавно выяснилось,- семья братских народов. Вот так-то! Носил бы, не исключено, и штиблеты, да на российских провинциальных уличных пространствах непременна осенняя и весенняя грязь осенью и весной, зато летом - сухая пыль,а зимой - белые сибирские снега.Что делать, когда даже Ленин этого не знал,что делать.

Казалось, что где-то он даже и служил, инженер, - ведь в СССР нельзя, чтобы не служить или просто не работать, посадят: утром уходил, вечером приходил, допоздна светилось желтое окно. Носил резиновые сапоги, валенки, боты "прощай молодость" - трудно было в грязноватой стране с товарами группы "В", если кто еще помнит такую странную страну и такую странную группу, куда входили товары интересующие лишь население страны, а отнюдь не враждебное этому населению государство якобы рабочих и якобы каких-то несуществующих крестьян с прослойкой интеллигенции, подобной салу в беконе. И хватит об этом инженере! Кто он такой,чтобы о нем говорить больше, чем о других, даже если и составляет он некую пружину внутренней фабулы этого рассказа. Дадим ему красивую фамилию Филин, а заодно напомним лишь, что из особых примет гражданин Филин имел рваный заживший шрам, разбежавшийся от уха до уха, как от моря до моря. Ну и кого, спрашивается, в нашей, даже если и преображенной стране резаным шрамом удивишь, даже если и не на улице Лагерной? Короче, с местным населением интеллигентный инженер дружил, местное население его не трогало. А вот дедушка Синев, заслуженный ветеран "вохры", никаких шрамов, никаких синяков не имел, зато жилистый, с седым бобриком жестких волос на багровой голове, пытался на улице навести порядок. В том смысле, что к блатным, конечно же, ни-ни, никогда не приставал - еще зарежут ненароком, а вот если чтоб написать в Исполком районного совета депутатов трудящихся, что водоразборная колонка опять не работает на улице Лагерной или обратно - не чистят на этой улице снег, то за этим шло сознательное население непременно к дедушке Синеву, и он, молча выслушав ходоков, молча высморкавшись в большой клетчатый платок, тут же молча цеплял на нос круглые очки в железной оправе, доставал письменные принадлежности и тут же писал все, что требовалось, куда следует. Отчего результат весьма часто бывал положительным: на улице появлялся бульдозер и делал в снегу снежную траншею. Или колонка, например, вдруг начинала сама-собой функционировать среди крепкой сибирской зимы, и по всей улице стыла наледь, и дети катались на коньках, прикрученных веревками и сыромятными ремнями к валенкам. А чего им, спрашивается, не кататься на коньках посреди развитого социализма, если есть где? Такая жизнь была при Советах да при коммунистах, товарищи, граждане ныне опять свободной России...

... Кажется, зашевелились, и чегой-то даже и задвигались слегка. Странно, что никто ненароком не лезет к столу хватать рюмки и куски, чтобы быстрее всех нажраться на халяву, как это по обыкновению водится на всех мероприятиях подобного размаха и сорта. Очевидно здесь наличествует свой устав такого странного монастыря, где, если что, то и по лапам дадут, о чем все, кому положено, преотлично знают, а тех, кому не положено (и не налито), здесь практически нет, - продолжал размышлять В.Б.

-Внимание, господа! - вдруг завыл какой-то малый в блестящем смокинге, проглотивший ненароком слово "дамы". - Мы начинаем презентационную демонстрацию того изобретения, которое вновь перевернет обратное впечатление от Руси, как страны побежденного технического прогресса и вновь напомнит всему миру, что именно русские подковали блоху, изобрели паровоз, патефон, самолет, телефон, радио, химию, атомную и водородную бомбы. Но не грозить мы будем отныне и отсель шведам в смысле американцов и других наций, а всего лишь расправим объятия всем этим упомянутым нациям мира, твердо двигаясь по пути единения техники и вообще технического прогресса для всех без исключения. Чтоб мир зажил в мире и счастии. Чтоб он простоял непоколебимо хотя бы еще несколько миллионов лет до полного исчезновения жизни на Земле и полного поглощения нашей горячо любимой планеты космическим хаосом, чему мы всячески будем противодействовать, поставив себе конечной целью человечества всеобщее счастие и жизнь вечную - по канонам Господа нашего Иисуса Христа!..

Закончив свою содержательную речь, малый сладко зажмурился и перекрестился. В.Б. тоже закрыл глаза, а когда он их все же открыл, то на подиуме уже стоял совсем другой человек и тоже говорил хорошие слова. Не иначе как это был какой-нибудь постомодернист, нанятый бесплатно за жратву, выпивку и известность...

...Но не спалось старику Синеву,потому что он допоздна изучал материалы ХХ съезда КПСС, с которыми материалами да и самим, если по совести сказать, этим самым "съездом" он был решительно несогласен и скорее даже не потому, что боялся будто бы его тоже посадят и шлепнут, как разоблаченного Лаврения Павловича Берию - кому, спрашивается, нужен он, простой и честный человек-вохровец? А лишь вследствие того, что любая отмена предыдущего есть непорядок, ведущий к необратимым последствиям, отчего не исключено, что и его тоже по ошибке заметут, а когда, наконец, разберутся, то будет уже поздно, как бывает поздно всегда, во всех без исключения подобных случаях.

Вот отчего он погасил свет, уныло вглядываясь в темноту, скрывавшую предварительно убранные в кованый сундук дорогие портреты - тов.Сталина и упомянутого Берии, память о которых еще долго будет гулять по отдельно взятой ими огромной территории бывшей и будущей Российской империи. Смешно, но все же невольно дожидаясь чего-то - не то подарка от несомненно существующих высших сил, не то ночного стука в дверь - сидел старик Синев и не спал, как будто так и надо.

Ну и дождался, чего там, дело нехитрое - в дверь стучатся, но не властно, как следует, а как-то так, неопределенно. Отчего Синев нашарил под лавкой рукоятку топора и лишь потом, выждав для дела нужное количество времени, осторожно осведомился, кто там.

- Свои, свои, - услышал он в ответ, что его совершенно не удовлетворило, потому что кто есть свои, а кто чужие при "оттепели", решительно не знал ни один человек в стране, даже самый умный, а уж с таких, как Синев, какой может быть спрос?

-Свои дома ночуют, - тем не менее отозвался он, потому что раньше народ, даже озверевший на конвойной службе, был гораздо доверчивее, чем сейчас: что скажут, то и принимал за чистую монету, в газетах, например, если про евреев напишут.

Или про стиляг. Или что негров линчуют в США. Я знаю, я читал, это называется "всемирная отзывчивость".

-Да я сосед, по делу я, - узнал-таки он голос "инженера". Вроде бы это был действительно Филин, а вдруг - нет: черт их там за дверью знает, кто они такие и чего им надо.

- По какому такому делу в два часа ночи? - сблефовал Синев, потому что на самом деле ночи-то было всего лишь полпервого, недавно гимн сыграли на слова Михалкова и Регистана.

- Очень важное дело, сосед, - настаивал "инженер", и Синева теперь только одно, пожалуй, и смущало, что чего это он не пьян, если сейчас уже заполночь, и он ломится в чужую дверь?