Александр Шленский - Унылые заметки о несовершенстве мира ввиду отсутствия баланса

Александр Шленский

Унылые заметки о несовершенстве мира ввиду отсутствия баланса

DD/MM/YYYY

Надумал я вести дневник, но непростой, а особый, и записывать в него не все мысли, а только грустные. Зачем мне это надо, я и сам пока не знаю, ведь времени и так не хватает катастрофически. Но может быть, это мне как-то поможет от тоски и уныния. А вместо даты я решил ставить просто формат даты, как в компьютерной программе, но не из оригинальности, а просто - потому что я расчитываю записывать сюда не события своей жизни, а скорбные мысли о вечном, а для таких мыслей дата совсем не важна. Исходные данные: мне за сорок, я бывший научный работник, ныне просто программист, жизнь провожу за компьютером, здоровье не блещет, жизнь уже не радует, смерть еще не страшит. Довольно часто меня поражает собственное равнодушие и даже, пожалуй, бездушие к другим, ведь раньше этого не было, поэтому странно замечать это за собой. Но в выходной день, когда после недельного сидения за компьютером, прерываемого едой и шестичасовым сном, пошатываясь, бредешь на прогулку по окрестностям, то понимаешь, что равнодушие это от усталости, а не от врожденной душевной тупости, и тогда внутри вдруг открывается какой-то предохранительный клапан, который всю неделю был натуго закрыт, и из моего личного внутреннего котла неожиданно вырывается перегретый пар, и как только он выйдет, вдруг весь как-то обмякаешь и начинаешь себя жалеть, а потом и других. Но не долго, часа два, не больше. На больше сил не хватает. Вообще-то, жалость сама по себе - чувство довольно бессмысленное, но с годами оно у меня изменилось. Если раньше было жалко отдельных людей, то теперь, с возрастом, их уже не так жалко, потому что все вокруг так быстро меняется, что всех пожалеть уже невозможно - никакой жалости не хватит. И поэтому я жалею уже не себя, и не других, и вообще, жалею не "кого" и не "что", а "о чем". Более конкретно, я жалею о том, что мир так несовершенен, а человечество не видит и не желает замечать глубинные истоки этого несовершенства и пытается решать проблемы с поверхности, увеличивая тем самым совокупное несовершенство, а отнюдь не уменьшая. Что я называю - с поверхности? Я имею в виду, что наблюдается отчетливая тенденция либо решить проблему радикально, раз и навсегда, либо, если не получается, замаскировать ее и сделать вид, что она решена - вместо того, чтобы постараться найти приемлемый баланс. У меня много грустных мыслей, но эта - из всех самая грустная. Вот с нее я и решил начать этот унылый и странный дневник..

DD/MM/YYYY

Сегодня утром встал и, уже убегая на работу, обнаружил на носу большой гнойный белый прыщ. Ужасная мерзость. Пришлось его выдавить и прижечь одеколоном, нос распух, на пальцах у ногтей остались следы крови - забыл руки помыть. Но не идти же с этим красавцем на работу! А вчера болело под ребрами весь день, даже вдохнуть не мог глубоко. Наверное, простыл на работе от сквозняка. Вообще, собственное тело постоянно преподносит какие-нибудь неприятные сюрпризы, то в виде непонятной сыпи, то дурного запаха изо рта по утрам, то волосы клочьями лезут, когда моешь голову и даже когда расчесываешься. То глаза красные и режут от света - ну это понятно, от компьютера. А коллега по работе, звали его Володя, со смешной такой фамилией Мишкутенок - тот вообще умер от рака прямой кишки. Какой в этом во всем смысл? Зачем всю жизнь носить смешную фамилию, ходить на работу, выдавливать прыщи, подбирать шампунь, а потом умирать от рака прямой кишки? А если нет смысла, то должно же быть хоть какое-то удовольствие? Так и удовольствия нет никакого. Может, обязанность? Перед кем? Перед другими людьми - нет у меня обязанностей, есть только необходимость. Перед кем-то повыше? Чушь! Как он ко мне, так и я к нему. Не вижу я вокруг ни гармонии, ни совершенства, и потому я и ему ничем не обязан, если он вообще есть, в чем я иногда сомневаюсь. Но я живу и хожу на работу, и пока удается об этом не думать, мне легче. А когда начинаю думать, то первое что приходит в голову - что должен же быть какой-то баланс между тяжестью и невзгодами жизни и ее внутренней ценностью. А я его пока не наблюдаю. Грустно это, ой как грустно!

DD/MM/YYYY

Вчера супруга поволокла меня в гости. Я страшно упирался, но пойти пришлось. Велено мне было рта не открывать, сидеть с умным видом и не портить людям настроение. Там у кого-то день рождения, у кого я так и не понял, да и мне все равно. Я сидел и молчал, ссылаясь на головную боль, но когда дама в розовом платье с кричащими цветами на нем стала говорить, что Высоцкий - это обычный алкоголик и личность выраженно истерического склада , и непонятно, отчего все так с ним носились и продолжают носиться, я не выдержал и вступился за барда. Я его дома слушаю в наушниках, потому что жена его не выносит. Дама продолжала разносить Высоцкого во все корки, упирая на свой авторитет психиатра. Тут я не выдержал и вмешался, напомнил, что Гай Юлий Цезарь был эпилептик, Ван Гог и Чюрленис - шизофреники, Оскар Уальд и Гаршин страдали маниакально-депрессивным психозом, Чайковский был педерастом, но ведь мы Чайковского "любим не за это", как сказано в анекдоте. И в остальных мы тоже любим не их болезни и пороки, а их талант, их гениальность. Бетховен и Лермонтов был страшными психопатами, Есенин был алкоголик, и Довлатов тоже. Но ведь психически больных - масса, а талантливых людей мало, а гениев - вообще кот наплакал. И когда врач принижает гения на основании диагноза - то мне жалко медицину, что в ней работают такие недалекие люди. На меня зашикали и супруга забила ногой по моей ноге под столом. Оказалось, что эта недалекая психиатриня в нелепом платье и была та самая именинница, ради которой все собрались. Супруга теперь со мной не разговаривает, но это меня мало трогает. Меня гораздо больше огорчают собственные мысли, например о том, кто меня будет лечить, если у меня станет плохо с головой. Вообще психиатрия - омерзительная область знания, а вернее, незнания. Ну конечно, бывают серьезные проблемы с головой, связанные с нервами, гормонами, генами, еще чем-то сугубо медицинским. Но ведь есть и гораздо более тонкая материя - есть тоска и неудовлетворенность жизнью, вызванная отнюдь не болезнью, а несовершенством этой жизни, желанием сделать ее более гармоничной, более разумной и счастливой. Эта тоска требует выхода в творчестве, в самосовершенствовании, в желании жить более возвышенной жизнью. Но как об это можно сказать такой тетке, сидя на приеме? Она ведь и слов-то таких не знает, и никогда не поймет, о чем ты ей говорил, а напишет "бред" и пропишет амитриптилин или чего похуже. Можете себе представить - человек страдает от всей той дурости, которую видит вокруг и желает сделать мир более разумным и возвышенным, а ему прописывают амитриптилин. И он пьет амитриптилин, который глушит его праведную тоску, и продолжает ходить на ту же работу и жить с той же женой. Наверное, это меня и ждет в ближайшем будущем. Стоит мне заикнуться дражайшей супруге о своей тоске, как она поведет меня по знакомству вот к этой самой даме, ниспровергательнице Высоцкого. Я буду страшно упираться, но придется пойти. А уж она постарается ради подруги хорошо меня вылечить, чтобы в другой раз не выступал. Очень грустно, если так действительно произойдет. Наверное, острота восприятия жизни и глубина мышления, свойственная гениям и многим душевнобольным людям, как и все прочее, имеет какую-то грань, перешагнув которую, начинаешь испытывать острую боль, и чем дальше заходишь за эту грань, тем боль сильнее. Знать бы ее, эту грань, и уметь бы балансировать на ней, не заходя в запретную зону. Но как найти этот баланс? Опять та же проблема. Мировое несовершенство, и в том числе несовершенство самого человека - это отсутствие баланса, это вполне очевидно.

DD/MM/YYYY

Ну вот, опять Америка кого-то бомбит, на этот раз Югославию. А в России и без бомбежки хватает всего. Я, конечно, личность глубоко асоциальная и еще более аполитичная. Мне на все это вобщем наплевать, за исключением одной детали, которая меня волнует сильнейшим образом. Это мысль, или скорее заморочка такого плана: индивидуальная судьба и ее перипетии, маленькие драмы, трагедии, победы, поражения, восторги и разочарования, на фоне грубой и неизбежной силы, которая крушит и ломает судьбы в миллионных масштабах, теряют всякий смысл и значение, как жизнь отдельно взятого муравья под солдатским сапогом, когда взвод идет в баню через лес. Понятно, солдатам надо мыться, но и ведь и муравей тоже хочет жить! Эта чуждая и враждебная сила давит не неизбежностью смерти, смерть - она так или иначе неизбежна, человек смертен, более того он %внезапно смертен%. Но эта сила давит своей циничностью, выходящей за рамки всякого понимания. Циничность ее не в отрицании жизни как физической реальности, а в отрицании всякого смысла в жизни, что еще гораздо страшнее, в отрицании сложных и возвышенных чувств, романтики, философии, разума, телеологии, прогресса, гуманизма, любви, да всего чего угодно человеческого, то есть всего того, ради чего только и стоит жить. На фоне массы статистических смертей, которые одни люди принесли другим, уже не слагаются стихи, не поются песни, не рассказываются анекдоты. Все это бледнеет, съеживается и теряет смысл, и даже за тысячи километров от места события становится скверно и муторно, как будто съел несвежую сосиску, и тухлая отрыжка давит горло и не дает дышать. Вот за этот продуманный (впрочем, без точного понимания всех более или менее отдаленных последствий) цинизм, за эту оппозитивность основным человеческим ценностям, которые начинаются со свободы личности и отрицания любого насилия, я всегда ненавидел и буду ненавидеть политиков, ибо они есть нелюди. Они лишены возвышенности и романтизма, умения чувствовать и переживать. Они " прагматики до мозга костей, машины в образе людей, равнодушно относящиеся к насилию, и применяющие его обдуманно и спокойно, если это необходимо для достижения их целей. Стихийное бедствие может унести сотни тысяч жизней, однако даже оно все еще оставляет в глубине души веру в мировое совершенство и надежду на поворот к лучшему, на силы и разум человечества. Но бедствия, сравнимые по масштабу со стихией, которые чинят люди сами себе, низводит самое человечество, его разум, на уровень стихии, убивает веру в совершенство и значительность самих людей, убивает романтизм, губит душевные силы, уничтожает желание жить, превращает жизнь в ничто. Зачем они это делают? Ведь даже добившись своего, они должны потерять гораздо больше, чем приобрели. Если после всего, что они сделали, они попробуют заглянуть в свою душу, что они там найдут? Чихательный порошок, как внутри перезрелого гриба-поганки, если разломить. Все истлело, все обратилось прахом. Чем жить дальше? Ненавистью, упрямством? Неужели ненависть или жажда власти может захватить человека полностью и выдавить из него все другие чувства? И больно, и странно это сознавать! Но ведь они живут и действуют. Неужели их не одолевает сомнение, раскаяние? Впрочем, и об этом достоверно никогда не узнать, и это тоже очень огорчительно. Но иногда все же у меня создается впечатление, что демон разрушения и насилия образуется не вследствие абсолютного несовершенства людей, а вследствие незнания ими законов общественной жизни. Ведь политическая партия самого радикального толка, не стесняющаяся применять насилие, состоит все же из отдельных людей. И кого-то из них обязательно охватит и сомнение, и раскаяние. Но партия отринет их и оставит внутри себя самых непримиримых, готовых на все. И насилие будет продолжаться. Но никто почему-то не стремится узнать, отчего так происходит. Напротив, наука обслуживает интересы этой партии и выискивает способы сделать этот механизм насилия еще более мощным, консолидированным и неуязвимым. Вот только зачем? Да ни за чем, просто по своему положению. Наука - это такой же сервис, как и любой другой, и ждать от нее разработки принципов общественной морали и наилучшего, наиболее гуманного устройства общества - это по меньшей мере, легкомысленно, ведь никто этого не заказывал и не закажет, потому что никому это не надо. Да и что может дать самая лучшая, самая правильная мораль, если вдруг наука ее предоставит обществу? Трагедия самой лучшей, самой гуманистической морали в том, что она не умеет консолидироваться так, как умеет консолидироваться насилие. Еще большая трагедия в том, что даже если высоко моральным людям удавалось консолидироваться в партию, она немедленно становилась инструментом насилия и произвола, и так было во всех без исключения революциях. Парадокс это или закономерность? Наверное, и то, и другое. А причина всего этого, видимо, в том, что человек по своей природе склонен к разрушению вокруг себя того, что кажется ему враждебным или даже просто мешает или не нравится. И человек разрушает помехи на своем пути, не сильно задумываясь, вместо того, чтобы усовершенствовать себя и приспособить себя к своему окружению. Но что такое абсолютное совершенство? Абсолютное совершенство пластично и самодостаточно, ему не нужно консолидироваться в мощный кулак для изменения чего либо вовне себя. Поэтому трагедия совершенства состоит в том, что оно легко погибает под ударами извне, и не может дать отпор, потому что для этого ему пришлось бы изменить свою природу и ответить насилием на насилие. Но совершенство не может применять насилие, ибо насилие несовершенно, и совершенство перестанет быть самим собой. Поэтому совершенству проще и легче погибнуть, не оказывая сопротивления и оставаясь совершенным до самого своего конца. Очень грустный вывод. А еще из этого выходит, что если бы человек обладал безупречным внутренним совершенством, он бы не стал бороться с враждебными обстоятельствами и не выжил бы физически, не создал бы цивилизации и культуры. И тогда получается, что борьба и насилие - это органически неизбежная часть цивилизации и культуры, которая просто вынуждена каждый день разбивать миллионы яиц, чтобы сделать миллионы омлетов. А иначе цивилизация погибнет. Так значит нельзя создавать, не разрушая, значит - нет абсолютного совершенства, оно химера, такая же как идеальный газ, как абсолютно черное или абсолютно упругое тело? Только это значительно более опасная химера, потому что она заставляет людей страдать, и манит туда, куда прийти невозможно. С другой стороны, если отказаться от этой химеры, то в людях не останется ничего человеческого. Выходит, и здесь необходим баланс. Как его соблюсти? Никто этого не знает, и я тоже не знаю. Грустно все это, очень-очень грустно!