Мих. Слонимский
Черныш
I.
Часов в шесть вечера к подъезду, над которым огромными буквами выписано было название учреждения, подошел человек низкого роста, но очень широкий. Широкое у него было все: лицо, грудь, бедра. На голове у него зеленая богатырка. Шинель - длинная, как у кавалериста. Впрочем, человек, действительно, служил одно время в кавалерии. За двухлетнюю службу под ним пало семь лошадей, человек же остался жив, жив он остался и в дальнейших передрягах и теперь только одежда у него военная. В руке у него - стэк. Он похлопывал стэком по правой ноге. Это был Черныш.
Черныш вошел в подъезд. Лестница была широкая; окна на площадках были такие большие, что в каждое из них свободно могли бы въехать бок-о-бок два кавалериста.
Черныш толкнулся в дверь, что во втором этаже направо.
Сторож в ватной куртке и валенках (хотя было лето) отворил дверь.
- Кончены занятия. Кто там?
- Свои, - отвечал примирительно Черныш.
Сторож впустил его.
Черныш осведомился:
- А что - товарища Чаплина нельзя ли увидеть?
- Товарищ Чаплин занимается до четырех тридцать минут, - отвечал сторож. - А сейчас товарища Чаплина нет уже.
- Нет уже? Неужели ж совсем-таки нету?
- Товарища Чаплина нет, - повторил сторож.
Черныш глянул из передней в служебные комнаты и покачал головой.
- Очень большое учреждение. Дел-то, представляю себе, сколько! Вы поглядите: товарищ Чаплин задержаться мог, - может он тут еще, не ушел?
- Ушел товарищ Чаплин, - вежливо сказал сторож. - А что я еще тут, так я тут живу, комнату при учреждении имею.
- Ушел?
И Черныш задумался. Потом спросил:
- А товарищ Чаплин часто бывает на службе?
- Все дни, за исключением праздников. У нас строго. У нас даже ежели, например, человек женился, - так и то неделя отпуску, а не медовый месяц. Я вот в этом месяце второго числа женился, - так только неделю свободы и получил.
- Женились, - значит, дети будут, - сказал Черныш.
- Мальчик, - отвечал сторож. - Полтора года паршивцу. Я с женой в сожительстве состоял, а вот второго числа в комиссариате узаконились.
Черныш одобрительно кивнул головой.
- Хорошо. Это очень хорошо!
Сторож пожал руку Чернышу и растрогался.
- Очень приятно было приобрести знакомство. Будете в наших палестинах заходите!
- Завтра буду.
И Черныш пошел вниз по лестнице.
Невдалеке от подъезда стояла плотная женщина в черном платье и пела. На ее высокой груди висел плакат: "Единственное средство к существованию". Черныш остановился послушать, но пение не понравилось ему. Не понравилось и то, что женщина глядела вперед, не мигая, словно нарочно. Она явно рассчитывала не на свой голос, а на жалостливые сердца прохожих.
- "Дворянка должно быть", подумал Черныш и пошел дальше.
Пройдя несколько кварталов, Черныш сообразил, что следовало спросить у сторожа адрес Чаплина. Он вернулся, но никто уже не отворил дверь на его настойчивые стуки: сторож, должно быть, исполнив свои общественные обязанности, по уши погрузился в личную жизнь.
На утро, когда трамваи стали принимать и выбрасывать людей в пиджаках и толстовках с обязательными портфелями под мышкой и тощих девиц, - Черныш вновь отправился в учреждение, где служил Чаплин.
Сторож встретил Черныша по-приятельски, как старого знакомого, и указал ему комнату, в которой работал Чаплин. Чаплин сидел за отдельным столом, склонившись над толстой книгой, в которую вписывал ордера. Два регистратора стояли у него на столе - широкими корешками к посетителям. Кроме Чаплина, в комнате работало, склоняясь над столами, еще пять человек: четверо мужчин и одна женщина.
Черныш подошел к Чаплину и сказал:
- А вот и я. Узнаешь?
Он придвинул стул, сел и повторил:
- Узнаешь? Вот я и приехал. Черныш. Не узнал? Ведь земляки ж, вместе росли. Еще когда я ранен был, - так жена твоя - фельдшерица - за мной ходила, - я тогда для поправления здоровья на родину был отправлен. Узнал? Еще я тогда стих ей написал, копию тебе на фронт послал. Фамилия моя Черныш. Теперь узнал?
Чаплин жал ему руку.
- Как же, как же не узнать земляка! Вместе боролись! Как же!
Подумав, он прибавил:
- Как же, как же.
И увел Черныша для разговора в пустую приемную, где висели портреты Ленина и Томского.
Они уселись рядышком на кожаный диван.
- Вот и так, - сказал Черныш. - А почему я приехал? Ты и не представишь себе! Я работу тут хочу найти - вот почему я приехал! Не могу я в деревне. Я город люблю, чтоб шум вокруг и борьба. Вот как.
- Как же, как же, - растерянно говорил Чаплин, - обязательно надо работать. Узнаю - как не узнать земляка.
- А ну-ка поворотись, - сказал Черныш. - Да, раздобрел сильно, и пиджак - отличного сукна пиджак. В брюхе тебя порядком разнесло. Ну, и у меня, - прибавил он тут же, - одежа отличная: своя, не казенная. И вид у меня хороший. Здоровый вид.
- Я живу очень хорошо, - скромно отвечал Чаплин. - Не зря боролся, на фронтах погибал. Жалованье приличное, квартира есть. Не зря боролся.
И он быстро переменил тон:
- Впрочем, борьба не кончена. При нашем мирном строительстве очень приходится бороться. Так что на себя денег хватает, а вот - поверить трудно - даже если пустяк одолжить кому-нибудь - так уж не хватает. Очень серьезная борьба идет за новый быт. Совсем денег нету.
Черныш кивал головой.
- Представляю, представляю. Ты за то и жену кинул?
- За то самое, - отвечал Чаплин. - Я тихой жизнью не интересуюсь.
И ему показалось на миг, что он, действительно, бросил жену и дочь не потому, что они надоели ему и мешали, а война и революция вынудили его к этому.
- А почему я тебя нашел? - сказал Черныш. - Это ты и не представишь себе. Я тут уж сколько дней мыкаюсь, - то тут, то там подработаю, и сплю тут и там. Так вот почему я тебя нашел.
- Почему же? - спросил Чаплин.
- Я ж тебе разъяснил, - удивился Черныш. - Знакомец один сказал. На фронте с тобой боролся. "Важная, - говорит, - шишка, все для тебя сможет". Только представить трудно, как сказал: так сказал, что еле нашел я. Грамотный человек один название разъяснил, - а то бы и совсем заблудился. А на селе - что мне делать на селе? Я туда и не заезжал вовсе. Я город люблю. Центр событий. А знакомца я на Краматоровке встретил - я, ты представляешь себе, с Краматоровки сюда явился. Где только я не был!
И он замолк, опустив голову на ладони и локтями опершись о колени. Видно было, что он очень устал и сейчас почти спит на-яву.
Чаплин обратился к нему ласково:
- Это очень трудно найти сейчас в городе работу. Такая борьба... такая борьба...
Черныш разогнулся и встал. Снова он весь напрягся в полной уверенности, что он не может не найти работу.
- Трудно - так и сам найду. Посильней вас будем, товарищ.
- Что ты! Что ты! - забеспокоился Чаплин. - Я сделаю все, что могу. Я только так.
- Так-то так, да не так, - сказал Черныш.
Это было неясно, но звучало угрожающе.
- И тебя обязательно устрою, - что ты! - сказал Чаплин. - И обедать будешь у меня.
Тогда Черныш снова опустился на диван с таким видом, словно его странствия, наконец, кончились, и он снова нашел настоящее дело в жизни.
Чаплин жил у тетки на Старо-Невском проспекте, где темно, узко и криво. Тетка вела его несложное хозяйство и была раз-навсегда обижена тем, что ничего не знала о прошлой жизни племянника: явился тот внезапно с фронта, поселился, спас от уплотнения, стал жить и хоть бы рассказал о чем-нибудь: ну хоть о любовных своих делах. На всякий случай тетка всегда бранила его и приписывала ему целый ряд преступлений. Чаплин к теткиной брани привык быстро, брань даже развлекала его, а главное - пусть только хозяйство идет аккуратно.
Черныш шумел за обедом так, что когда он, наконец, ушел, тетка повязала голову мокрым полотенцем.
Чаплин за обедом соглашался со всем, что только ни говорил Черныш, изредка только, для приличия, вступая в спор. Он вообще предпочитал соглашаться со всеми, а то наговоришь лишнего - потом еще беду наживешь. Лучше в мире жить с людьми, чем в ссоре: всякий человек может вдруг пригодиться.
У Чаплина было много друзей - таких же, как и он, - и они занимали самые различные должности - счетоводы, кассиры, портные, финансовые инспектора, дворники, участковые надзиратели... И на следующий после встречи с Чернышем вечер Чаплин торжественно привел Черныша к одному из своих приятелей - Уточкину: тому как-раз нужен был для домовой конторы честный и грамотный человек. А Черныш был не просто грамотен: он даже стихи писал. После этого Чаплин вернулся к себе на Старо-Невский, чтобы жить дальше в тишине и покое.
II.
Йорка Кащеев стоял у входа в Сад Отдыха. Вокруг него шумели и толкались в блеске электрического фонаря мальчишки с папиросами, торговки с корзинами фруктов, шпана в кепках и платочках, а он был молчалив и неподвижен, как плакат. На нем серая толстовка; тугие, синего цвета рейтузы стягивали его ляшки; сунуты были рейтузы в высокие ярко отчищенные сапоги.
