Ляпин Виктор
Чужие смешные печали
Виктор Ляпин
Чужие смешные печали
(ШЕЛУПОНЬ)
Мокринские хроники
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ПЕТРУНИН ИВАН НИКОЛАЕВИЧ, 60 лет
ПЕТРУНИНА ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА, его жена, 55 лет
КРУПНОВА АНТОНИНА ИВАНОВНА, за 40 лет
АВДЕЕВ ПЕТР, бывший муж Крупновой, за 40 лет
ХЛОПУШИНА КАПИТОЛИНА СЕРГЕЕВНА, вдова писателя Сергея Викторовича Хлопушина, за 70 лет
ХЛОПУШИН АНДРЕЙ, ее внук, 25-27 лет
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
КАРТИНА ПЕРВАЯ.
Действие происходит в Мокринске, старинном провинциальном городке.
Месяц май. Старый двор. Слева барак на несколько семей без удобств. Справа старинный купеческий флигель, в котором живет Капитолина Сергеевна Хлопушина, хранительница библиотеки умершего мужа, писателя Сергея Викторовича Хлопушина. Флигель добротный. В недавнее советское время был тщательно отреставрирован как памятник старины.
На заднем плане -- полуразвалившийся, дровяной сарай, в котором сейчас живет Авдеев. Вокруг сарая -- несколько вишневых и яблоневых деревьев.
На переднем плане деревянный стол со скамьями. Перед бараком -небольшой огород Петруниных. В нем стоит Валентина Петрунина. Она только что закончила сажать картошку. Появляется Петрунин.
ПЕТРУНИНА. Вот, картошку посадила. Не знаю, что вырастет...
ПЕТРУНИН. Картошка и вырастет, дура, не бананы же.
ПЕТРУНИНА. Господи, умник выискался. С утра нарываешься?
ПЕТРУНИН. Голова болит. Что вчера было?
ПЕТРУНИНА. Что? Вторник, будний день. Ты в мэрию ходил, насчет пенсии. Галстук надел, ирод. А вернулся -- пьян, хоть выжми. Как клюковка.
ПЕТРУНИН. Точно. Ходил.
ПЕТРУНИНА. И как пенсия?
ПЕТРУНИН. (Взрывается) А с чего я пью?! Нет, ну с чего я пью?!
ПЕТРУНИНА. Господи, опять.
ПЕТРУНИН. Ты в женской консультации была?
ПЕТРУНИНА. Ну.
ПЕТРУНИН. И что сказали?
ПЕТРУНИНА. Четвертый месяц пошел.
ПЕТРУНИН. Мальчик или девочка?
ПЕТРУНИНА. Ну, ты думаешь, чего говоришь? Я что -- УЗИ, что ли, проходила?
ПЕТРУНИН. УЗИ, УЗИ! Сейчас это даже по глазам определяют. Глянут -- и сразу определят. Я читал.
ПЕТРУНИНА. Че буровишь?
ПЕТРУНИН. ...И кто отец?
Пауза.
ПЕТРУНИНА. Дурак. Ну не дурак ли ты, простофиля?! Допился уж совсем. С топором, что ли, бегать будешь?
ПЕТРУНИН. Так... У меня же... с гулькин нос... в сортир с плоскогубцами хожу. И не тыкает совсем...
ПЕТРУНИНА. Значит, один раз тыкнул. Прекратим этот разговор!
ПЕТРУНИН. Смотри, Валя!
ПЕТРУНИНА. Смотрю, смотрю. Вон только что мужика в сарае спрятала!
ПЕТРУНИН. Дай на пиво?
ПЕТРУНИНА. Угу. Сейчас. Только в сберкассу сбегаю.
ПЕТРУНИН. И зачем я с тобой живу? Голова же болит!
ПЕТРУНИНА. Нечему там болеть. Рассолу попей.
ПЕТРУНИН. Убью я тебя когда-нибудь. Или с собой чего сделаю.
ПЕТРУНИНА. Вино, вино -- всех вас вино губит. У свояченицы уж на что мужик был загляденье, не чета тебе. И по хозяйству, и вообще. А как запил -все, пропал. Пьяным под яблонями полежал, голову застудил. А говорят, пьяных ничего не берет. Два раза черепушку вскрывали, кровь в голове запеклась... Уж третий год на кладбище...
Чего молчишь-то?
ПЕТРУНИН. Жду.
ПЕТРУНИНА. Чего?
ПЕТРУНИН. Пока ты заткнешься.
Завела пластинку! Уйди, злыдня, с глаз моих!
ПЕТРУНИНА. Вот-вот, это ты умеешь. На что путное -- так тебя нет. А тут! Третий месяц прошу в погребе доски перебрать!.. Смотри, Иван, если твоя благодетельница (Показывает на дом Хлопушиной) опять тебя похмелит, я ей все писательские космы повыдергаю! Не посмотрю, что она в благородных ходит!
Из сарая появляется Петр Авдеев, мужчина неопределенных лет. Авдеев -человек больной, с печальными глазами и привычкой вслух читать газеты. Он и сейчас с кипой газет.
АВДЕЕВ. (Разочарованно) А, это вы... А я думал, тут люди какие -- иду на голоса... Как семейная жизнь?
ПЕТРУНИН. На букву "ф" -- фсяко!.. Размножаемся... Ты, Петя, никак с постели встал?
АВДЕЕВ. Плохо одинокому. У нас все люди -- советские. Русских мало осталось. Пока болел -- приходили, приходили. И хоть бы кто помог?! Все только уносили что-то. Не говоря худого слова, брали что попало и уносили.
...Все унесли. Ворота железные у сарая стояли -- и те сперли.
ПЕТРУНИН. Да брось ты! Не переживай!
АВДЕЕВ. Что "брось ты"?! Ты и спер!
ПЕТРУНИН. Да брось ты, Петя!.. У нас менталитет такой.
Кто-нибудь заболеет -- ты у него возьмешь. Че суетиться-то?
АВДЕЕВ. А шел бы ты!.. Погоди, дай на ноги подняться.
ПЕТРУНИН. Поднимешься, поднимешься, если совсем не прихлопнет... У тебя чего было-то?
АВДЕЕВ. Вскрытие покажет... Ливер болит.
ПЕТРУНИН. Ливер -- это серьезно. Тут шутить не надо.
ПЕТРУНИНА. Голодать надо. И не пить совсем. Ты кушай поменьше и не пей.
АВДЕЕВ. Угу, приучал цыган лошадь не есть. Совсем уж было приучил -- да она, дура, взяла и померла.
ПЕТРУНИН. Еще, говорят, хорошо мочу пить. Уринотерапия называется, да. Профессора на одной моче живут. Выпьют -- и порядок , на лекцию, туда-сюда.
ПЕТРУНИНА. Ой, балабол... (Уходит в дом за сумками)
АВДЕЕВ. Ну, не петух ли ты мокринский?..
ПЕТРУНИН. Я ему помочь, а он ругается. Замухрыстенький, а с гонором.
Садись, лучше в "козла" сыграем. Все-таки забава!
АВДЕЕВ. ( Берет домино) Все у тебя забава. Опять мухлевать будешь.
ПЕТРУНИН. Не помухлюешь -- не покушаешь, Петя. Чего из себя невинного-то строить?
АВДЕЕВ. Откуда вы только в нашей стране такие волки рождаетесь?
ПЕТРУНИН. Всякая блоха счастья ищет. А насчет волков -- ты, Петя, брось. Я -- лицо исконно русской национальности: врежу -- мало не покажется!..
АВДЕЕВ. Встретились два русских: еврей да татарин... Ходи! (Играют в домино)
ПЕТРУНИН. Твоя-то бывшая письмо получила... Депешу... Из этой самой -из своднической своей конторы...
Как потешались над девкой, а гляди -- выгорело дело-то. Подыскали ей мужика заграничного. Прям, пишут, рвет и мечет, так она ему на фотографии приглянулась!
АВДЕЕВ. Совсем чокнулась баба. Одно на уме.
ПЕТРУНИН. С бабами, с ними умеючи надо. Тонкостью, чувствами брать.
АВДЕЕВ. Да ты уж молчал бы! Знаток тонких чувств нашелся!
ПЕТРУНИН. А что? И знаток. Почему моя за мной сорок лет бегает? Дипломатия! Я вот ей за всю жизнь ни разу не изменял.
АВДЕЕВ. Ой-ой-ой!.. А Клавка Малышева? А Людка Бодрова?
ПЕТРУНИН. Ну... Это наспех. Это не измена. Когда по пьяни, второпях, в сенях, на кухне -- это так, развлеченьице, профилактика прыщей. Это даже врачи рекомендуют.
Измена -- когда душой прикипаешь. Вот тут да!..
АВДЕЕВ. (Тоскливо) Ну, че там еще, в письме-то?
ПЕТРУНИН. Я, конечно, так деликатно не перескажу. Хотя читал. Короче, пишут, задаток получили. Фотография ее в бикини всех просто так и поразила...
АВДЕЕВ. Где, дура, только себе бикини раздобыла?
ПЕТРУНИН. Одалживала, небось, у какой-нибудь модистки. Представляю Тоньку в бикини, а?!
...Вот... Пишут, мол, как раз такой тип исконно-русской красавицы пользуется повышенным спросом у иностранных клиентов. Ухажеров то есть. И один, мол, нашелся уже, который на вас клюнул. Карточку прислали даже. Мордастый. Виноделец из Лиона. Не то Жан, не то Жак, врать не буду. Он нам сразу понравился. Солидный. И, видать, с этим делом все в порядке. Глаза горят.
Короче, пишут, все у вас на мази. Только срочно привозите оставшиеся деньги. Такие услуги, мол, недешевы. Привезешь деньги, сразу вас обвенчаем, в самолет -- и здравствуй Франция! Приземлишься на Елисейских полях!.. А нет -- прощай, Париж, прощай, Лион, и забудьте наш адресок!
Ты бы посмотрел на Антонину -- забегала, как коза перед дойкой. Международный скандал назревает.
АВДЕЕВ. Большие деньги-то?..
ПЕТРУНИН. О-о-о!.. Большие, Петя. Нам таких не видать. Зарезать кого или ограбить надо.
АВДЕЕВ. И она верит?
ПЕТРУНИН. Не скажи, Петя. Тут вопрос глубокий. Они, гады, раскусили, что наши бабы для них просто клад. Ихние-то все испоганились. Курют, пьют, дерутся, в начальство лезут. Не бабы, а мужье в юбках. И СПИД у них гуляет. А наша Антонина там, как Жанна Д`Арк, звездой взойдет!..
АВДЕЕВ. Ой, заткнулся бы ты!
ПЕТРУНИН. Я заткнусь. Мне недолго.
Потерял бабу. Она теперь спит и видит, как по Парижу бежит.
Из барака появляется Антонина Крупнова.
АНТОНИНА. (Авдееву) ...А... оклемался, что ли?
АВДЕЕВ. Угу... Ты, говорят, за границу намылилась?
АНТОНИНА. Тебя не спросила.
АВДЕЕВ. С твоей-то рожей?
АНТОНИНА. Но-но, Авдеев. Ты мне кто? Случайная связь, забытое прошлое. И веди себя, как случайная связь! Не позволяй!
АВДЕЕВ. Двадцать лет прожили... Случайная связь! Даешь, Антонина Ивановна! Зря я тебя не бил!
АНТОНИНА. Что теперь говорить?..
АВДЕЕВ. На каком диалекте ты со своими ухажерами объясняться-то будешь? Весь город же смеется, дура!
АНТОНИНА. Авдеев! Я тебя двадцать лет терпела. Не доводи до греха. Уткнись в свои газеты.
АВДЕЕВ. Локти будешь грызть! Посмотри в зеркало!
АНТОНИНА. (Слегка замахивается на него, Авдеев отшатывается) Замолчи, сказала!.. Да не боись, не трону. Чего шарахаешься-то?