Глава 1
ДАЧНИКИ-НЕУДАЧНИКИ
После нескончаемо долгой езды на грузовике голова кружилась, коленки подкашивались и хотелось бухнуться прямо в траву, не добредя до скамейки. Но Сеня не бухалась — вытянув шею, она рыскала по дорожкам, спотыкаясь о сваленные здесь и там тюки и коробки. Взрослые покрикивали на девчонку, но она их не слушала.
Красота цветущего майского сада сразила её. Наповал!
— Ксюха, ты потеряла заколку.
Отец тащил на себе тяжеленный обеденный стол, сгибаясь в три погибели. Охнув, он поднял с земли оброненную дочкой заколку и протянул Сене.
Она поглядела на него как безумная, диковато дернула головой, крикнула: «Пап, потом!» — и исчезла за кустами сирени. Светлые, вьющиеся волосы рассыпались по плечам и падали на глаза, но ей было не до них. От восторга девчонка прямо-таки потеряла дар речи и теперь способна была только немо, без слов восхищаться…
Вообще-то, она совсем не была восторженной дурочкой — эта маленькая, худенькая девчонка-подросток с ясными карими глазами. Близкие привыкли видеть её задумчивой. Грустной даже… Но теперь, закончив седьмой класс и впервые в жизни переехав на дачу — родители сняли её на все лето, — теперь Сеня преобразилась. Глаза её волшебно сияли, сама она будто светилась и все тайны мира, казалось, спешили слететься к ней на руки: вот же мы, глупенькая, лови!
Она обожала таинственное — Ксения, Ксана, Ксюха, Киса — как звали её домашние, каждый на свой лад. А старший брат Костик всем другим прозвищам предпочитал оскорбительное: «Кисет»! И бедняга догадывалась, что список прозваний этим не ограничится — многочисленные родственники то и дело награждали новыми кличками. Какие-то из них приживались, какие-то — нет… Сама она предпочитала короткое — Сеня. По крайней мере, так никого не звали. Вокруг толпилась прямо-таки уйма Ксюш. Куда ни пойдешь — обязательно наткнешься на Ксюшу! Не то чтобы ей уж очень хотелось выделиться… Просто когда кругом все одинаковое — нет, это слишком скучно! А скуки Сеня боялась больше всего на свете. Она одевалась, как все, пела те же песенки, что и все, обожала «Титаник» и Леонардо ди Каприо (правда, это было прошлой зимой, потом любовь как-то несколько поостыла), но был в душе её тайничок, куда всему этому хода не было. Запретный такой тайничок. Особенный… В нем жила Ксения, не похожая на других. Эта Ксения верила, что в жизни её непременно случится нечто такое, чего ни у кого никогда не было и не будет. И этому тайному ожиданию она отдавалась всем сердцем.
Что-то крепко щелкнуло её в лоб и отскочило, гулко жужжа. Жук-бронзовик! Изумрудный, деловитый, сияющий! Она кивнула ему как старому знакомому, расценив внезапное нападение как сигнал: «Очнись!» И подумала, что в самом деле может лопнуть от переизбытка чувств — её просто-таки распирало от счастья!
И Сеня опустилась в траву. Потом легла, раскинув руки и шевеля пальцами, словно впервые пробуя на ощупь то прохладное, живое и нежное, что было здесь всюду, всюду и называлось травой, и таило в себе чьи-то скрытые шевеленья — целый мир, который сверху не рассмотреть. Но теперь Сеня могла это сделать. Она прищурилась, мир вокруг стал двоиться, потом зелень тронулась в глазах, поплыла, оделась радугой… Сеня прикрыла глаза и запах, поднимавшийся от земли, заставил её блаженно заулыбаться. Так она и лежала с глуповатой улыбкой на губах, полностью растворившись в этом живом, дышащем мире, слившись с ним… Крики и голоса взрослых, таскавших вещи в дом, казались грубым и назойливым шумом.
К реальности её вернул резкий гудок грузовика — сигналил шофер. Как потом оказалось, он обнаружил в кабине забытый дедушкой плащ. Сеня, моргая, приподнялась на локтях, глядя на тянувшуюся за кустами дорожку. По ней шагал дед, победно размахивая вновь обретенным плащом, на лице его застыло такое же блаженное выражение. Тут Сеня чихнула. Голова деда разом повернулась к кустам.
— Эй, ты там? — он щурился без очков, пытаясь её разглядеть.
— Угу. Я иду, дед. Сейчас…
— Иди, бабушка собирается чаем поить.
— Ко-о-остик! Ко-от! Чай пить! — мамин голос разнесся над садом. По его интонациям Сеня определила, что мама раздражена и лучше ей под руку не попадаться.
Она вздохнула и поднялась по широким ступеням на веранду. Привезенный из города круглый стол был накрыт новой цветастой клеенкой и наскоро сервирован. Бабушка, то и дело поправляя падавшие на лоб пряди, резкими порывистыми движениями выкладывала на стол продукты из сумки.
— Я же говорила — надо было скатерть постелить! — сердилась бабушка. Празднично, чисто… и настроение поднимается. А эта клеенка… ты бы ещё на газетке накрыла!
— Мама, ну хватит! — Сенина мама — Ольга Александровна, а по-домашнему Лёля — сжала губы, стараясь сдержаться. Но раздражение нарастало в ней брови свелись к переносице, тонкие пальцы терзали колбасную шкурку, не желавшую поддаваться. — Ну какая скатерть в таком бедламе — ты погляди грязи сколько!
— Так надо прибрать, дорогая моя, ты что думаешь: дачный быт — так можно в грязи утопать?! Нет, так не пойдет! На все руки требуются. Приложи усилие — и все у тебя засверкает…
— Мам, пожалуйста, не начинай. Мы и так сделали все, что ты хотела стол этот перевезли… Тут полно мебели — так нет, понадобился тебе круглый стол!
— Да, понадобился! Стол — основа всего! Все должно быть как полагается.
— Ксана, ты Костю не видела? — перебила бабушку мама.
— Нет. Может мне сбегать его поискать?
— Леля, опять ты меня перебиваешь! Я не закончила.
— Мам, ты видишь, что творится — вещи надо разложить, кругом хаос, дети голодные…
— Это не повод. Какой пример ты подаешь детям — никакого уважения к старшим!
— О-о-ой, мамочка, ну прошу тебя! — Сенина мама шваркнула колбасу и выскочила из-за стола. — Ну сама подумай — какой будет отдых, если мы из-за каждого слова начнем препираться?
— Мам, так мне идти за Костей? — пискнула Сеня, приподнимаясь со стула. Ей до смерти хотелось сбежать. Если родичи начинали грызню — это надолго!
— Сиди! — железным тоном велела бабушка. — Нечего скакать как коза Костя и сам появится.
— Ксана, ступай, детка! Хорошенький семейный обед за круглым столом! Ступай, ступай… — Она подтолкнула мявшуюся дочь и кивнула мужу. Коленька, мы поедим у себя, захвати эти чашки, пожалуйста.
Сенин папа, Николай Константинович, будто только того и ждал — с готовностью ретировался, не дожидаясь дальнейшего развития военных действий. Женские перепалки в семье были делом привычным и он предпочитал держаться от них в стороне.
— Иннусечка, успокойся! — тронул бабушку за руку дед Шура. — Чай ведь остынет. Все устали, издергались…
— Не трогай меня! — гаркнула бабушка, отдергивая руку, точно её ошпарили кипятком. — Только бы чай был горячий, а на остальное тебе наплевать!
Она всхлипнула и отшвырнула в сторону чашку. Та не удержалась на блюдечке и опрокинулась. Коричневатая лужица расплылась по цветастой клеёнке. Это бабушку доконало, и с глухим стоном, сжав виски, она выбежала из-за стола и скрылась в доме. Продолжения этой сцены Сеня не видела — она была уже у калитки.
«Надо как следует местность исследовать!» — решила она, сворачивая налево — к перекрестку. Брата искать девчонка и не подумала, зато мамина просьба была прекрасным предлогом разведать окрестности и просто побыть одной, к чему Сеня всегда стремилась.
Нечего и говорить: минуты покоя были редкими гостьями в их семье. Сеня их страшно ценила. И готова была бежать на край света от бесконечных ссор и раздоров. Неподалеку от дома, в Миусском парке был дворец Пионеров. Пионеров теперь больше не было, но дворец со всеми кружками и секциями остался — и местные жители по привычке называли его по-старому. Сеня пропадала там после школы дни напролет — она занималась живописью, осваивала шахматы и азы актерского ремесла — только бы не возвращаться в их старую запущенную квартиру в одном из переулков неподалеку от Новослободской. Уж больно там было невесело! Но возвращаться все-таки приходилось…
И тогда, скрывшись в комнате, она надевала наушники, слушала музыку и мечтала. Или заваливалась на продавленный диванчик под абажуром, укутывалась в плед и в бессчетный раз перечитывала трилогию Толкиена «Властелин колец». Это была её любимая книга!
Вот и сейчас, заглядывая за заборы окрестных дач, Сеня представила себя хоббитом, оказавшимся впервые в незнакомой стране. Что там, в этих садах? Кто скрывается за этими стенами? Чужие или свои? Ей предстояло выяснить это.
И сердце забилось в предвкушении чудесных событий, душа замерла и полетела, помчалась вдаль — навстречу неведомому. Ноги несли сами собой, тяжкие гроздья сирени опахивали волной своего дыхания, заликовал соловей… Этот мир приветствовал её, радовался ей, раскрывая створы своих невидимых врат. И ей захотелось вдруг, чтобы они захлопнулись за спиной, отгородив от душного мира обыденности, с её гарью, заботами, суетой, вечными нотациями и спорами взрослых, нудными уроками и злой придирчивой толкотней на улице, ведущей в школу…
