ГИМН ОБЫКНОВЕННОМУ ЧЕЛОВЕКУ, ИЛИ КАК ОРГАНИЗОВАТЬ ПАРАД ПЛАНЕТ
Трудно сказать, закономерно ли появление этого романа в творческой биографии Евгена Гуцало. Но оно и не случайно. Хотя бы потому, что «Парад планет» — третий роман после «Мужа взаймы» и «Частной жизни феномена», тоже посвященных неугомонному затейнику, народному умельцу, острослову и чародею из украинского колхозного села Яблоневка Хоме Прищепе. Вспоминаю, с каким удивлением и восхищением, с какой долей иронии, а то и скепсиса встретили критики в 1981 году первый роман Евгена Гуцало «Муж взаймы, или Хома неверный и лукавый». Поражались филигранной «партитуре» его художественно-изобразительных приемов и средств, мастерству оперирования народными пословицами, поговорками и присказками, а то и талантливому воссозданию на манер народных сравнений и присказок своих собственных, искусной легкости обращения со словом. Вообще, народнопоэтическая образность украинского языка в этом «химерном» романе заблистала с такой эмоциональной силой и красотой, что невольно ослепляла и… настораживала. Где же собственно художественные средства народного творчества, а где сугубо «гуцаловские» фразеологические словосочетания? — интересовались и читатели, и критики. А тут еще этот Хома неверный и лукавый, «выдающийся чудотворец колхозной эпохи», «гуманист и пройдоха, ловкач и народный умелец, жизнелюбивый мудрец», которого то одалживают женщины, то вдруг выдвигают на роль первого снежного человека, то собираются тренировать на космонавта, чтобы и представитель колхозного крестьянства побывал в космосе, то… Этих чудес, фантастических превращений в человеческой и сверхчеловеческой жизни феномена из колхоза «Барвинок», можно нанизывать великое множество, ибо фантазия Евгена Гуцало неисчерпаема. Сам писатель эти произведения относит к числу лучших в своей творческой биографии, хотя трилогия о Хоме Прищепе и сам Хома неверный и лукавый однозначной оценки пока еще так и не получили. Почему? Возможно, потому, что очень уж нелегко осмыслить все эти перевоплощения, перелицовывания общепринятого, эти ярмарочные чудачества и переодевания, трансформации действительности, пародирование, фантастику и гиперболы, которыми наполнена жизнь «мастера магического реализма» Хомы Прищепы. Хлопот много с этим Хомой, смысловое «дешифрование» этого образа безгранично, фольклорная основа его художественного построения очевидна, но избавиться от противоречивого, далеко не однозначного впечатления от этой трилогии трудно. Возможно, здесь мешает и консерватизм восприятия Гуцало-прозаика, которого и читатель, и критика привыкли воспринимать в плоскости лирико-поэтического и реалистического постижения человека и мира. Преимущественно в форме новеллы и рассказа. Читатель помнит глубоко реалистические повести Евгена Гуцало о событиях времен Великой Отечественной войны и тяжелой послевоенной сельской действительности «Мертвая зона», «Родной очаг», «Сельские учителя», «Школьный хлеб», не говоря уже о своеобразной энциклопедии сельских типов, которые вереницей проходят в его новеллах и рассказах. Сборники рассказов Евгена Гуцало разнятся меж собой художественно-изобразительными принципами построения характеров и одновременно объединены тем, что и составляет суть и смысл творческой жизни писателя. Это — любовь к простому, к обыкновенному человеку, любовь к жизни во всей ее полноте и не всегда видимой сложности, это стремление открыть в обычном необычное, в будничном — праздничное, в смешном — драматическое, в трагическом — жизнеутверждающее. Это — умение передать эмоциональное наполнение ситуации, тонкий психологический рисунок взаимоотношений героев, распознать незримую логику движения характера героя. Это — стремление понять и облагородить честного человека, а нечестного, аморального — разоблачить и «раздеть» перед людьми. Евген Гуцало особенно чуток к вызреванию в общественном организме новых, опасных для человеческой души и морали микробов, психологически внимательно исследует их до поры до времени скрытую разрушительную силу, предостерегая нас от очерствения чувств, агрессивной бездуховности, морального браконьерства в душах простых, доверчивых людей.
Евген Гуцало исследует человека независимо от спекулятивно провозглашенных требований «злобы дня», касающихся того, каким быть сегодня литературному герою — идеально положительным или в меру «грешным», обыкновенным, таким, как в жизни. Он всегда старался обходиться без дозирования «положительного» и «отрицательного» в характере своего героя — а тревожно размышлял над человеком, который живет среди людей. Евген Гуцало и сам прошел нелегкую дорогу жизни, за плечами у него военное и послевоенное детство в селе Старый Животов на Винничине, где он родился в 1937 году, потом учеба в Нежинском пединституте, многолетняя работа в редакциях газет, в издательстве. Ныне Е. Гуцало — один из самых читаемых и авторитетных украинских писателей, его книги переведены на многие языки за рубежом и в нашей стране. Писатель работает удивительно стабильно, переживая, конечно, и закономерную эволюцию в творчестве, где-то и противореча себе, вчерашнему, но чаще развивая свое, оригинальное, то, что и создало славу его имени.
Не так-то легко выделить какую-то основную, магистральную идею в творчестве Е. Гуцало, к тому же он в последние годы «бунтует», меняет жанры, экспериментирует. Его рассказы, повести — это своеобразные, чаще всего сельские истории, в которых утверждаются непреходящие человеческие ценности, прежде всего морально-этические, общечеловеческие: душевность, доброта, совестливость, способность к сопереживанию, терпимость, милосердие. Лет пять тому назад прозаик начал публиковать в журналах так называемые эксцентрические рассказы, которые он хотел объединить в книгу под названием «Украинский декамерон». Позднее этот цикл «химерных» историй из жизни обыкновенных сельских жителей лег в основу книги рассказов «Искусство нравиться женщинам», где писатель «схватывал» характер трудового человека села в каком-то необычном — эксцентрическом поступке и открывал «второй план» его чувствований и переживаний, логики поведения, особенностей характера. К тому времени отшумели первые критические волны вокруг романа «Муж взаймы», стало ясно, что писатель стремится выйти на иной для себя уровень художественного познания современного человека, его мышления и поведения, реагирования на динамические изменения в мире, обусловленные тотальным влиянием средств массовой информации на мысли и вкусы людей. Более того, он почувствовал необходимость по-своему отреагировать и на так называемое «натуральное письмо», на буквалистскую повествовательную манеру письма с засильем натуралистических подробностей и достоверных деталей, на более или менее однообразное жизнесписывание, которым и по сию пору злоупотребляет современная проза, и отреагировать эксцентрично, почти авантюрно, а именно — путем привлечения богатств устной народной речи, трансформируя в своем творчестве традиции фольклорного мышления.
В авторском предисловии к украинскому изданию «Парада планет» Е. Гуцало поясняет:
«Условно-фантастические приемы, используемые в «Параде планет», открыты давно… Конечно, они используются не ради самого приема, а лишь с одной целью: через эту воображаемую призму увидеть труды и дни совершенно реального нашего современника, неутомимого труженика, соль земли своей. Хома в романе — как бы центр Вселенной, цена и мера всего сущего, он — человек неисчерпаемых возможностей, он — торжество творящего гения!» [1]
И в самом
