Захотят ли выслушать - Элла Волобуева

Слава богу, у меня много подруг. Родителей своих я не знаю и не помню, воспитана детдомом. Не буду врать, что всё всегда было радужно, — всякое бывало. Приходилось скучать по родным, представлять их, разыскивать, ждать с минуты на минуту. Подолгу мечтать о доме, тревожиться за свое будущее.

Сейчас я скрываю свое прошлое. Немного стесняюсь говорить своим новым знакомым, что детдомовская, даже близким подругам не говорю. К чему? Прошлое осталось в прошлом, это не имеет никакого значения. Мой друг детства, Боря, посоветовал придумать легенду, я так и сделала.

Даже не знаю, как пережила бы свое детство, если бы не Боря и такие же потеряшки, как я, ребята с детдома, которые стали мне второй семьей. Эта дружба продлится всю жизнь, даже если теперь мы редко видимся и общаемся. Благодаря этой дружбе я выросла сильной, самостоятельной и самодостаточной. Без надрывов, истерик, самокопаний и депрессий. Фотография, где мы с Борей обнялись перед выпуском четыре месяца назад, и сейчас стоит на моей прикроватной тумбочке. Он был моим защитником, моим учителем. Однажды спас, когда мальчишки на два года старше подловили меня за корпусом, толкали и задирали юбку. Боря не побоялся ввязаться в драку (один против трех!). В тот день его сильно побили, но зато я сумела вырваться и убежать. Именно Боря научил меня не вовлекаться ни в какие взаимоотношения с мужчинами. «Это избавит тебя от боли, — говорил он, — общайся, заводи подруг, участвуй в их жизнях, наблюдай, выслушивай, но не ни в коем случае не ввязывайся сама ни в любовные, ни в тем более семейные отношения. Это — утопия, у нас всё равно не получится. Мы — травмированные. Только намучаемся. Отстраненность — вот секрет счастья и благополучия». И я отстранилась, стала наблюдателем. «Мужчина, конечно, смог бы стать опорой, но ты за деньги не волнуйся, — говорил Боря, когда мы прятались за корпусом, чтобы выкурить по сигаретке, — как только я разбогатею, поделюсь с тобой». «А как?», — спросила я. «У меня есть план, ответил Боря таинственно, отгоняя сигаретный дым от своих болотного цвета глаз, — даю подсказку: я нравлюсь женщинам».

Сразу после выпуска я сформировала свой круг общения, подружилась с несколькими девушками, за жизнями которых и сейчас с интересом наблюдаю. Даю советы, если попросят, утешаю, поддерживаю. Все они в романтических отношениях, и Боря был прав: мне такой опыт даром не нужен. О, подождите, нужно ответить на звонок.

Звонила Люся, моя подруга с колледжа. У Люси проблема, связанная с любовным треугольником, ее мужчина оказался женат. Бывает. Люся говорит, что там, в его семье, всё плохо. Очень и очень плохо. Я подтвердила: если было бы хорошо, Люси в его жизни вообще бы не случилось. Наверняка, Люся — его радость, его наслаждение, а там в семье, только обязательства и, возможно, комфорт. Но вскоре он поймет, что не может без Люси, и придет к ней навсегда, как бы ни было тяжело разрушать семью. Любовь сметает все преграды, несмотря ни на что. Мы с Люсей на одной волне, хорошо понимаем друг друга. Думаю, у нас ментальная связь. Или же начитались одних и тех же романов и журналов.

Сегодня вечером мне предстоит встретиться еще с двумя подругами: Верусей и Натальюшкой.

— Ты слушаешь-не? — отвлекла меня Натальюшка от разглядывания мухи на плече у официантки.

Я показала официантке три пальца (еще три пива), и повернулась к Натальюшке с внимательным выражением лица:

— Слушаю, конечно. Его семья настраивает его против тебя. Это отвратительно. Не обращай внимания, Натальюшка, эти люди тебя не знают, не понимают. Костные, ограниченные, фу. У них самих, наверное, не сложилось, вот и бесятся. Бог им судья, плюнь и разотри. Вы с Игорем непременно поженитесь, согласна его мама или нет. Не бери в голову.

— Да как забыть-то, если он свою мамашу слушается, как пятилетний? За тридцать лет мужику, а всё держится за мамину юбку, в рот ей заглядывает. Зла не хватает. Позавчера мне говорит такой…

Речь Наташи снова превратилась для меня в шум океана. Кивая и изображая внимание, я думала, что пора бы дать и Вере возможность выговориться. Вера у нас тихушница, без выспрашиваний и вытягиваний ни за что не станет делиться своим сокровенным. А это очень, очень важно — поделиться с подругами своими мыслями, переживаниями, рассказать о наболевшем. Зачем еще нужны подруги иначе?

— Да-а-а-а, — протянула я, дождавшись паузы в Натальюшкином излиянии, — Вера, а ты как?

— Нормально, — улыбнулась Веруся робко.

— Как нормально? — допытывалась я.

— Да всё по-прежнему.

— Ты по-прежнему подозреваешь своего мужа в измене? — включилась Натальюшка без обиняков, облокачиваясь об стол.

— Это уже не подозрение, — почти прошептала Вера с заблестевшими от слез глазами.

— А что случилось? — ахнули мы с Натальюшкой, — рассказывай уже.

И Вера рассказала. Она случайно обнаружила переписку мужа с любовницей. Скрытое стало явным. Очевидно, что роман этот длится уже не меньше месяца, а может, и дольше. Я поверить не могла, что мужчина, будучи женат на Вере, проявит такое коварство, такую подлость. Да на ком бы ни был женат, но особенно — на Вере. И любовница его — туда же, просто дрянь! Терпеть ее не могу, чтоб ей пусто было. А Верусик — золотой человек. Зо-ло-той. Бедная девочка, за что ей всё это? Я приобняла ее за плечи.

— Не могу это даже слушать, — сказала я горестно, хотя Вера уже и не говорила, а только всхлипывала, — безобразие какое-то. Ну как он мог?! Вы же только поженились, и двух месяцев не прошло.

Я покачала головой и, кажется, даже прослезилась. Натальюшка тоже выглядела расстроенной. Беседа скатилась на минор, мы припоминали бесчисленные подслушанные и подсмотренные примеры бесчувственности некоторых мужчин и их неготовность ценить семью и женщину, которая рядом. Вскоре наши посиделки закончились, назавтра всем надо было на работу. Я брела домой по дворам и думала, как же я их люблю, своих дорогих, местами несчастных подружек. И еще думала: хорошо, что в моей жизни нет всего этого.

Дома, приняв душ и почистив зубы, я уже улеглась спать, уже выключила ночник и позвала кота, чтобы поурчал на сон, как вдруг позвонила Тамара.

— Не спишь еще? — спросила она торопливо-взволнованно, — я на минутку.

Минутка растянулась на два с половиной часа, но по-другому было нельзя, Тамара была на грани истерики. Она намного старше нас