Появление Браго было, конечно, крупным событием - гости извне бывали в Лицее редко. Но лицеисты его ждали: после таинства Устроения их неизменно навещали всевозможные инспекторы и дарители. Из тех одиннадцати, что помнил Швейцер, только три не сопровождались высоким визитом.
- Добрый день, господа, - улыбка у Браго была фальшивой. - Господин ректор слишком щедр на похвалы. На все воля Божья, но я не могу согласиться с его истолкованием моего приезда. Господин ректор усматривает в этом великий промысел, но, право слово, сто пятьдесят пар очков - такой пустяк...
Ответом ему было почтительное молчание. Попечитель, сказав свою речь, смешался и явно не знал, что делать дальше.
- Собственно говоря, - нашелся, наконец, господин Браго, - я пришел просто посмотреть на ваши лица. Заглянуть в ваши глаза. Почувствовать единство с теми, с кем нация связывает свою последнюю надежду. И вижу, что не обманулся: на всех вас лежит Божья отметина. Вы - действительно Золотой Фонд России, ее стратегический резерв. Наша измученная страна поднимется с колен и достигнет полного соответствия своему Божественному прообразу...
- Они такие, господин попечитель, да, - поспешно вмешался отец Савватий, поскольку увидел, что попечителя вот-вот занесет в сомнительную софиологию. - Кого ни возьмешь - орел! Но не будем нарушать занятия, прошу вас пройти в канцелярию. Отец Таврикий, вы можете продолжать...
- Ухожу, ухожу, - засуетился Браго. - Я так и знал, что помешаю. Храни вас Господь, мои юные друзья. Я верю, что мы еще встретимся в более радостной обстановке, в обновленной стране...
Ректор подхватил его под руку и повел к двери. Феликс Браго, когда шел, немного прихрамывал; отец Таврикий выждал, пока за ними закроется дверь, и занял свое привычное место.
- Сядьте, господа, - разрешил он лицеистам, которые встали опять, провожая попечителя.
... Оказавшись в коридоре, Феликс Браго остановился, достал из пластикового пузырька таблетку и бросил под язык.
- Все хуже и хуже, - пожаловался он Савватию. - Я уж боялся, что не доберусь до вас.
- Все образуется, - ректор лучезарно улыбнулся, что далось ему с трудом при общей бороде и генеральной направленности мыслей и чувств. - Пойдемте в наши хоромы. Подальше отсюда - если б вы знали, до чего мне надоели все эти феодальные моменты... Эта чертова ряса, - он захватил материю в горсть и с силой дернул. - Эта убийственная пропаганда...
- Но все окупается, верно? - заметил попечитель с некоторой насмешкой.
- Окупается. Но всех ведь денег не соберешь. Пора мне перевестись куда-нибудь поближе к людям, пожить в свое удовольствие - не подыхать же на сундуке со златом-серебром.
- Неужели так тяжко?
- Не то слово. Один, вообразите, пытался сбежать. Да бегали и раньше. Изловили на подступах к четвертой магистрали, еле успели.
- Вот как? - зажегся попечитель Браго и даже приоткрыл от любопытства рот. Все, что было связано с попытками урвать для себя нечто сверх отмеренного жизнью, вызывало в нем искренний интерес. - Что же с ним будет?
- Ну, это наше ноу-хау, - отец Савватий шутливо погрозил ему пальцем. Не спрашивайте, уважаемый, не скажу. Пойдемте вниз - отдохнете с дороги, закусите.
Они спустились на первый этаж, прошли мимо кабинета доктора Мамонтова и уперлись в железную дверь, которая никогда не отпиралась при лицеистах. Ректор полез под рясу, под которой оказались толстые брюки в елочку, вынул ключ, повернул. За первой дверью оказалась вторая, тоже железная, с шифрованным замком. Савватий убедился, что Браго не подсматривает, набрал номер и надавил на стальную рукоять. Дверь отворилась, и оба шагнули прямо в кабину лифта.
- У нас тут свой Лицей, - подмигнул Савватий, нажимая на кнопку под цифрой 2. Автоматические створки сомкнулись, и лифт бесшумно провалился под землю.
Через две секунды ездоки оказались в маленьком кабинете - неряшливом ужасно, хотя и богато обставленном. С полировкой обходились варварски, туша об нее окурки, пепельница в виде старинной чаши была переполнена. Резной, штучной работы стол, занимавший половину комнаты, пребывал в состоянии хаоса - не сам он, конечно, а то, что на нем находилось: распечатанные документы, сотовый телефон, все те же окурки, два пузатых бокала, компьютер, штук пять авторучек и столько же пластиковых карт, банковских и телефонных. Еще треть помещения отхватил диван, так что для пары глубоких кожаных кресел места почти не оставалось. В углу на полочке стояла видеодвойка, повсюду пестрели скользкие журналы, а воздух был многозначительный, сложный. На стене висел огромный календарь с одноклеточной девицей.
- У, с-сука! - отец Савватий сорвал с себя тяжелый крест и остервенело запустил им в угол. - Великое дело - расслабиться! Достал меня монастырь... Чувствуйте себя, как дома, здесь нас никто не услышит.
Браго брезгливо огляделся, колупнул ногтем кожу кресла, сел.
- А мне даже нравится вся эта старомодность... церемонии, выверты. Как-то неловко переходить на человеческий язык.
- Ну, стилизуйтесь... Простите за бедлам, но нора есть нора, она должна иметь жилой вид. Берлога, мать ее, логово! - ректор ухватил рясу и потянул через голову. Оставшись в гражданском костюме, он отпер дверцу встроенного в стену бара, достал мартини, коньяк, блюдечко с нарезанным лимоном, фисташки. Немного подумав, заменил бокалы.
- Не надо бы мне, здоровье совсем плохое, - вздохнул Браго, принимая коньяк. Он прищурился на ректора: - Какой ваш настоящий сан?
- Такой же, какой у вас, - Савватий сделал свирепое лицо и вылил свой бокал в бороду.
- Понятно. И как вам только удается? Ну, не буду, не буду. Я лишь одно хотел спросить, и все забывал: откуда такие странные имена? Я еще понимаю Гермоген, но Коллодий, Таврикий...
- Команда валяла дурака. Придумали для смеха.
- Неужели? Что же тут смешного?
- Можно, конечно, сочинить и позабористей, но выпили слишком много. Спеклись. Да и юноши не дураки, вмиг разберутся...
- Да-а, - причмокнул Браго и снова обвел взглядом кабинет. - Такая махина! Столько средств! Неужто анабиоз дороже?
- Во-первых, дороже, - отец Савватий закурил и загнул толстый палец. Во-вторых, воспитание и культура имеют огромное значение. Я сам с трудом верю в материальность мысли, однако это уже доказанный факт: сознание влияет на оболочку. Совершенство есть совершенство, оно не может не быть всесторонним. Правила поведения, религия, образование - всякая, как вы выразились, старомодность благотворно влияет на мозг. Кора больших полушарий - великая штука. Павлов знал, что говорит. Она не только управляет телом, но выполняет вдобавок трофические функции - питает мышцы, внутренние органы. И, конечно, наоборот. Танцы, письмо, гимнастика оказывают благотворное влияние на кору. Доктор Мамонтов практикует даже общий массаж... Короче, как сказали однажды всадники Апокалипсиса, все, что намечено Господом - выполним!
Объяснения ректора прервал телефонный звонок. Савватий взял трубу, вложил в ухо:
- Коллектор...
Попечитель Браго потянулся за бутылкой, налил еще. Ректор, послушав, закричал:
- А что мне ваши оптовики? Какое мне до них дело? У нас есть договор! Вот собаки! Скажите им, что по условиям договора они не смеют накручивать! Меня не касается электричество... И удаленный овулятор не касается! Извините, - сказал он попечителю, отключаясь. - На всем приходится экономить. Вообразите - у меня до сих пор нет заместителя по административно-хозяйственной части. Приличного, я имею в виду. То, что есть, это... - он плюнул и уставился на свои пальцы, два из которых так и остались загнутыми. - О чем мы говорили?
- Неважно, - махнул рукой Браго. - Я в этих делах ни черта не смыслю. Меня больше занимает их вера, преданность идее... Она замечательно подтверждает мои собственные мысли.
Ректор недоуменно пожал плечами:
- А что - вера? Во что скажут, в то и будут верить. Я мог бы представить вас не просто попечителем, а целым ангелом - и поверили бы...
- Вот-вот, я о том же. Как это все-таки по-русски... Не видеть ничего у себя под носом, все вдаль - Устроение! - он покачал головой. - Знаете, в чем ошибаются насчет России? Есть такое мнение, будто на Западе - все для отдельного индивида, у нас же - рой... Дескать, коллектив - это главное. Но как же Япония? Китай? Там тоже коллектив!
- Вы наливайте себе сами, - пригласил Савватий. - Могу приказать обед.
- Да не стоит. Все дело в том, - ответил сам себе Браго, любуясь собой и с удовольствием выговаривая фразы, - что в той же Японии пусть муравейник, но если будет худо одному отдельному муравью, то худо будет всем. Муравью создают условия, его холят и лелеют... Жизнь единицы не важна, ею легко пожертвовать, но ради общего блага о ней должно заботиться. В Китае примерно то же, хотя и жестче. Вот вам и Восток! А как же Запад? А там то же самое: их демократия оформлена большинством отъевшихся индивидов. Запад и Восток одно и то же, произнесенное по-разному. Куда не плюнь - сплошной тоталитаризм, похуже ленинского...
