- Пусть даже одна ее часть - "Ад", "Чистилище", "Рай", хоть одна! - я первый во весь голос приветствовал бы рождение нового Алигьери. А так... Ферми пренебрежительно поморщился. - У меня ни времени, ни желания нет читать все эти убогие бестселлеры. Признаюсь, и это касается не только литературы, главным источником моей общей культуры была Детская энциклопедия, добротная и ярко, красочно оформленная.
"Да, в наше время формирование гения широкого профиля, каким был Леонардо Да Винчи, пожалуй, невозможно, - подумал Сергей. - И однобокость объяснима неведомым ранее расцветом, прогрессом всех наук". Элис задавалась иным вопросом, слушая откровения Ферми: "Может ли даже такой великий ученый, как Энрико, быть причислен к бессмертной когорте Гуманистов - в понимании этого термина в эпоху Возрождения? Для тех целью всех их деяний был человек, личность, индивидуум, его свобода, расцвет, благоденствие. Во имя чего вершит свои открытия Энрико Ферми? И другого я никак не могу определить. Говоря языком обывателя из Бостона или Палермо, добрый он человек или не очень? В среде этих физиков только и разговоров о создании атомной бомбы. Может добрый человек участвовать в создании такого оружия, которое - по словам тех же физиков - будет способно сбросить все человечество в черную бездну небытия?"
Человек так задуман и сотворен, что ему не дано заглянуть в будущее даже на мгновение. Иначе у Элис не возникало бы подобных вопросов. Всего лишь несколько лет спустя трое Великих - Эрнест Лоуренс, Энрико Ферми и Роберт Оппенгеймер - призвали администрацию США сбросить атомные бомбы на Японию. Они были не просто ученые-физики, они были членами правительственного Совета по ядерным делам. И они знали, что подобная акция настоятельными соображениями военной целесообразности не вызывается.
Пока же Элис, Сергей, Генри и Энрико сидели за клубным столиком, пили сок и упивались стихами солнцеподобного Ариосто. По просьбе Элис Ферми прочитал еще один отрывок из "Неистового Роланда". И, уже прощаясь, сказал, обращаясь почему-то к Сергею: "Был и еще один физик, мой соотечественник, обожавший того же поэта". Сергей с интересом смотрел на Ферми: "Амальди? Розетти? Сегре? Бернардини? Коккони?" Теперь и Энрико не без удивления, смешанного с любопытством глядел на русского. "Не физик, а работающих в ней у меня на родине, в основном - одаренную молодежь - знает. Чудны дела твои, Господи. И неисповедимы пути". Ответил с расстановкой, чеканя слова: "Нет, не они. Хотя и среди них, возможно, есть почитатели Ариосто. Того, кого я имел в виду, звали Галилео Галилей..."
В середине декабря после очередной теннисной баталии, Ферми сказал Сергею:
- Жду Рождественских каникул и как желанного отдыха, и как передышки от беспрерывной череды моих поражений на корте.
И Элис в который уже раз восхитила его застенчивая, совсем детская улыбка.
- Разве клуб закрывается? - Сергей удивленно вскинул брови, посмотрел на Генри, Элис.
- Клуб работает, - успокоил его Ферми. - А вот я с семьей, Генри, еще несколько сотрудников - мы все едем на неделю в горы - Green Mountains! Про Вермонт говорят: "Там девять месяцев снегa и лишь три - скверный санный путь".
- Это точно сказано, - засмеялась Элис. - Правда, я сама там не была, но моя тетка живет в столице штата Монтпилиери. Там Рождество всегда "белое". Даже в марте в долинах лежит снежное одеяло.
- У нас на Дальнем Востоке Колыма-река есть, - Сергей сказал это потому, что природная аналогия напрашивалась сама собой. И вдруг смолк он-то хорошо знал, чем печально знамениты те места.
- И что же? - Генри смотрел на Сергея вопрошающе.
- Да, - поддержала его Элис, - есть Колыма. И...
- Песня поется, - невесело продолжил Сергей. - "Колыма ты, Колыма. Золота планета: десять месяцев зима, остальное - лето".
- Похоже, - заметил, подумав, Ферми. Спросил: - Вы лыжи любите?
- Еще как! - Сергей чуть было не выпалил, что два года подряд был чемпионом академии. - Я... и горные, и равнинные.
- Присоединяйтесь к нам. Говорят, Новая Англия сказочно красива! - это сказал Генри, который был тайно влюблен в Элис, и Ферми одобрительно кивнул. Собралось человек двадцать пять и "папа" арендовал новенький автобус. Сергей и Элис решили ехать на "Обворожительном" и хотели через Генри передать приглашение Энрико и Лауре расположиться в комфортабельном "бьюике". Андерсон хмыкнул, ответил как человек посвященный: "Вы не знаете "папу". Скромность врожденная. Ненавидит выделяться сам и терпеть не может выскочек. И еще - как он бросит коллег! Нет, если не хотите пасть в его глазах, забудьте об этом предложении. Вы - другое дело. Вы же не физики".
Даже на отдыхе Ферми каждый день выкраивал полтора часа для проведения лекций-экспромтов. В самой непринужденной обстановке он заводил разговор об актуальной проблеме, которая стояла перед его группой. И начинались удивительные спонтанные ответы мэтра, выливавшиеся в виртуозную лекцию. И превращались в научные бриллианты, которые "папа" щедро вставлял в бесценную корону драгоценного отдыха. Дневные лыжи, вечерние прогулки, веселые вечеринки, программу которых - каждый раз непохожую на предыдущую изобретал неистощимый на забавные выдумки Генри, неудержимо проносились картинками радужного калейдоскопа. Элис и Сергей не пропускали ни одной лекции Энрико. Ни он, ни она не понимали и десятой части того, о чем говорил Ферми. Но очевидная гениальность его импровизаций (пояснительный сеанс Генри - после каждого явления "папы" физикам - давал Элис и Сергею), но уникальная атмосфера таких сугубо профессиональный встреч, но созидательная стратегия каждого такого полуторачасового похода за Истиной потрясали.
- Иногда, когда я его слушаю, мне становится по-настоящему страшно, сказала как-то Элис и Сергея поразила поистине библейская печаль в ее голосе. - Ведь то, к чему он идет в своей науке, семимильными шагами приближает к нам вселенский Армагеддон.
- Он приближает его на стороне сил Добра, - возразил Сергей, - чтобы они в решающий час не остались безоружными перед силами Зла.
- От сил Зла он бежал, это справедливо.
- Не он один. Однако, и там осталось немало могучих умов. Вопрос в том, на чьей стороне их окажется больше и, что тоже немаловажно в науке, кто будет удачливее, выберет точный, кратчайший путь и быстрее получит искомые результаты.
Сергей - Центру
(Из объективки на Энрико Ферми)
"... Упорен. Терпелив. Энергичен. Административных постов не ищет. Деньги - средство для беспрепятственного и беспроблемного ведения научной работы. В науке прост. Говорит: "В физике нет места для путанных мыслей. Сущность любого научного вопроса может быть объяснена без заумий и формул". Является теоретиком и практиком одновременно. Считает, что эксперимент без теории и теория без эксперимента - нонсенс. "Оригинальность и фантазия хороши в науке лишь в сочетании с глубокими знаниями". Презирает научный авантюризм. "Новые законы в науке надо принимать лишь тогда, когда старые уже исчерпали себя". В обыденной жизни исповедует ту же простоту: в одежде, в еде, отдыхе. Признание своих трудов принимает охотно, без показной ложной скромности, но повышенным честолюбием не обладает... Интерес представляет отношение к теории относительности Эйнштейна. Эта теория, особенно ее космологическое следствие - теория расширения Вселенной - симпатии Ферми не вызывает. Причина - его нетерпимость к неясности, его фанатичная приверженность к здравому смыслу. Конкретика в науке превыше всего..."
- Ты любишь лошадей? - спросил как-то Генри Сергея.
- Лошадей? Еще как! С детства. Любимая летняя работа и забава у наших мальчишек - "ночное". Скачешь себе весело на неоседланной лошади, потом они, стреноженные, пасутся, а ты сидишь у костра, печешь картошку, байки смешные и страшные слушаешь. А в связи с чем вопрос?
- Да в самом начале июня, через десять дней, в следующий уик-энд великолепные, знаменитые бега, это недалеко, на Лонг Айленде. Belmont Stakes, часть Тройной Короны. Две другие ее части - Kentucky Derby и Preakness at Pimlico в Мэриленде.
- Звучит заманчиво. Рванём!
И рванули. Выехали на одном "Обворожительном" рано утром, чтобы попасть к началу. И почти сразу попали в поток машин, двигавшихся в одном направлении. Он становился гуще по мере приближения к ипподрому и Генри сетовал на недостаточно широкий хайвей.
- Ты нервничаешь так, словно сам участвуешь в сражении за Тройную Корону, - подтрунивала над ним Элис.
- Да, участвую! - с неожиданным забавным вызовом откликнулся Андерсон. - Я всегда беру с собой кругленькую сумму и ставки делаю... - Он оглянулся, словно кто-то мог его подслушать в едущей машине, - сугубо по научной методе, которую сам выработал.
- Мы друзья? - потребовала ответа Элис.
- Конечно! - не раздумывая, воскликнул Генри.
- Делись секретом!
Генри засмеялся, с готовностью начал довольно длинное объяснение необходимо знать родословную всех лошадей, участвующих в состязаниях; надо иметь знакомства с жокеями, владельцами, ветеринарами, грумами; полезно быть в контакте с завсегдатаями, которые за определенную мзду поделятся самой свежей и, как правило, достоверной информацией; категорически не стоит... Но в это время "Обворожительный" уже въехал на парковку и все трое молча направились к кассам. Генри делал ставки, загородив своим телом видимость всего столика кассира. Элис пыталась заглянуть через его плечо, но он в качестве преграды сдвинул в ее сторону шляпу. "Дети шалят! усмехнулся про себя Сергей. - Поставлю червонец - и баста!" - и он назвал наобум лазаря тройную совершенно немыслимую по оценке слышавшего его номера Генри комбинацию. Они поднялись в абонированную предварительно Сергеем простенькую ложу. Впрочем, главное было хорошо - великолепный обзор. Негромко постучавшись, возник бой. Мгновенно принес заказ: пиво, сэндвичи, орешки. До первого удара колокола оставалось минут десять. Вдруг Генри перевесился через открытое окно, крикнул почтительно и радостно, приглашая кого-то. Дверь отворилась и в ложу вошел человек среднего роста, хрупкий, подвижный.
