"Неужели я любил ее?" - подумал Алексей о Вале.
Он смотрел, как Тася, опустив лицо, ложечкой размешивает сахар и хмурится.
"Она достаточно умна, чтобы не обидеться на Валин приход", - сказал себе Алексей.
Тася подняла голову. Ее зеленые продолговатые глаза стали злыми.
Тася и Алексей ехали в гости. Они вышли из такси перед огромным новым домом на Большой Калужской. Светились разноцветные окна. Тася остановилась, сосчитала этажи.
- Хочу жить на девятом этаже. Девять делится на три, и много солнца.
Хозяин был приятель Таси, доктор технических наук, молодой человек тридцати четырех лет. Его называли Сашей. Жена была старше его, дочь академика.
- Это наша компания, раньше мы встречались часто, - пояснила Тася. Интересные люди, по-моему.
Гости собрались. Хозяйка, ее звали Ритой, пела джазовые песенки. Саша вел концерт жены. Потом Рита откланялась и о тем же тоскливым выражением лица, с каким пела, пошла к столу, переставлять хрустальные вазы с салатом.
Алексей побродил по большой квартире. Трудно было понять, чья это квартира - молодого профессора или старого академика. Множество картин висело на стенах. Мебель кругом стояла новая, новыми были книги в книжных шкафах, хрустальные люстры свисали с потолка. Алексею стало скучно.
Рита с металлическими серьгами и браслетами, стоя у накрытого стола, смеялась, а ее голубые глаза навыкате напряженно следили за мужем.
Алексей перевел взгляд с хозяйки дома на гостя, стоявшего рядом с нею. У гостя было симпатичное, открытое лицо. Он перехватил взгляд Алексея и подошел к нему.
- Мы с вами кончали один институт, только вы немного раньше. Рад познакомиться - Киселев.
- Это мой приятель, - сказала Тася.
Позвали к столу. Он был накрыт красиво и пышно, но еда была невкусная. Саша кричал: "Рита, развлекай гостей", "Рита, почему гости мало пьют?", "Рита, никто ничего не ест", "Риточка, поздравляю, твой салат успеха не имел". Он торопил гостей: "Как, вы еще не съели?", "Кушайте, кушайте, не ленитесь!" Рита принужденно и громко веселилась; казалось, что она сейчас заплачет и убежит.
Саша был розовощекий, с начинающимся брюшком и плешью, озерцом сверкавшей среди прилизанных волос. Глаза у него были очень живые, лоб разрезали ранние морщины, а губы были толстые, и он ими постоянно шевелил, как будто шептал что-то. Он острил, провозглашал тосты, шумел, вскакивал.
Алексей смотрел на него и думал: неужели человек не знает, какой он противный? Но этот, конечно, не знал. Он был доволен собой, восхищен.
- Поднимаю бокал за влюбленных! - провозгласил Саша и оглядел стол. Выпили, гости? - спросил он. - Теперь за меня, как за отъезжающего в дальние страны. Тэнк ю вери мач.
Были в хозяине дома бойкость и развязность, ненавистные Алексею.
- Он едет в Аргентину. Он последний год все больше ездит. Пробился и пошел, - сказал Алексею Киселев. - Пробивной товарищ.
- Салат с майонезом? - спросила Тася и положила Алексею на тарелку салата. - Что еще?
- Салат с майонезом, - улыбнулся Алексей.
Тася была расстроена, видя, что Алексею не по себе в этой компании. Он молчал. Русая прядь волос все время падала ему на лоб, и он проводил по лбу и по волосам рукой. Казалось, он отгоняет грустные мысли. Тася несколько раз посмотрела на него, но он не замечал ее взглядов.
Тася понимала, что он чужой здесь. Даже внешне он отличался от всех, он был самый высокий и самый загорелый. Он не смеялся вместе с другими, спокойно смотрел и слушал, но на его лице откровенно отражалась скука, желание уйти.
Зачем она привела его сюда? Ведь нетрудно было догадаться, что ему здесь будет противно. Ей самой давно уже не нравится этот дом, этот процветающий Саша и Поющая Рита. Впрочем, Риту ей жаль, а к Саше она привыкла. Но зачем она потащила сюда Алексея? Зачем "предъявила" таких друзей? Поймет ли Алексей, что это просто старые знакомые и когда-то они были лучше, моложе.
Не надо врать, они всегда были довольно дрянными, и Тася это прекрасно видела, но сохраняла отношения просто так, не дружила и не ссорилась, а приходила раз в год "в гости". Вот и Алексея привела. А здесь все пошлость и пошлость, салат с майонезом. И на нее тень падает. И главное, что, кажется, ей никто не нужен, кроме него. До сих пор она не заботилась, что Алексей будет о ней думать, все шло само собой, он восхищался ею, она принимала это как должное. А сейчас, в эту минуту, он не восхищался ею. Он ушел от нее. Он опять провел рукою по волосам, посмотрел на нее невнимательно, как будто издалека. Она не знала, что сказать. Да и говорить нечего, его не вернешь, пока он не вернется сам.
Одна из женщин за столом предложила выпить за "плавающих и путешествующих" и посмотрела на хозяина.
Саша, сверкая живейшими глазами, провозгласил шведский тост: "За меня, за тебя, за всех хорошеньких девушек на свете!" Он произнес его по-шведски и перевел.
- Хороший тост? - спросила Тася.
- Плохой, - ответил Алексей.
После ужина, окончившегося полурастаявшим мороженым, которое гости сами носили из холодильника, Саша начал заводить пластинки. Он осторожно брал пластинки в руки из особенного, специального ящика и показывал гостям, главным образом той девушке, которая пила за путешествующих и которую звали Ларисой. Лариса смеялась. Саша брал ее за руку выше локтя и что-то ей шептал. А жена делала вид, что ей весело, и, подражая Ларисе, размахивала юбкой, открывала некрасивые, худые ноги.
- Уйдем, - сказал Алексей.
- Да, да, конечно, - поспешно сказала Тася.
Киселев вышел вместе с ними. Возле подъезда стояла его машина, он предложил подвезти.
- Алексею Кондратьевичу не понравилась вся компания, - сказал Киселев.
Алексей промолчал.
- Хоть бы из вежливости возразил, - пошутила Тася. - Саша, конечно, вначале производит неприятное впечатление, но у него голова на плечах, очень талантливый человек.
- А-а! - Киселев затормозил на желтый свет. - Голова головой, Тасенька, руки должны быть чистые. Женщины часто за успех прощают то, чего прощать нельзя. Сашка умеренно талантлив, не надо преувеличивать. Но он страшный человек. Ему все мало, все хочет скорей, больше. Вещей, денег, званий. Женился, держится с женой как подлец. А она еще поет, дура.
Киселев замолчал, потом продолжал:
- Тесть слабохарактерный: Сашка на него жмет бешено, а старик не может отказать дорогому зятю. Противно, конечно.
- На свете так много хороших людей, что незачем иметь дело с дрянью, сказал потом Алексей, когда Киселев довез их, попрощался и уехал. - Что связывает тебя с ними? Я не говорю о Киселеве. Киселев мне понравился.
- Саша не такой плохой, - возразила Тася.
- Содержание подлости в человеке не выражается в процентах. Какая разница, такой или не такой.
- Он блестящий человек. В тридцать лет доктор наук!
- Блестящий? Это рыцари удачи. И их женщины, вроде Ларисы, такие же.
- Не говори больше ничего. Когда ты там сидел, я пожалела, что притащила тебя. Сама не знаю зачем. И мне это не нужно было. Ты не будешь на меня сердиться? - медленно проговорила Тася и заглянула Алексею в глаза.
- Звездочка моя! - Алексей привлек Тасю к себе. - Все это для нас с тобой такая чепуха! Ты мне показала Сашу, я тебе Валю, один другого стоит, будем считать, что мы квиты.
- Ты заметил, что я говорю тебе "ты"? - спросила Тася с застенчивой улыбкой.
- Еще бы.
- Я тебя люблю, - сказала Тася.
Следующей ночью Алексей улетал. Улетал он не с парадного Внуковского аэровокзала, где все говорит о комфорте, о загранице и путешествиях, откуда столицы мира кажутся такими близкими, потому что голос диктора напоминает беспрерывно: "Приземлился самолет Стокгольм - Москва", "Производится посадка на самолет, следующий по линии Москва - Будапешт". Мелькают хорошо причесанные стюардессы, вежливые представительницы неба, а в газетных киосках продают журналы с яркими обложками и свежие газеты на всех языках.
Алексей улетал со скромного Быковского аэродрома, откуда на восток страны улетают деловые люди, инженеры и рабочие, создающие нашу могучую промышленность. Самолеты здесь курсируют попроще, и зал ожидания обставлен не мягкими низкими креслами, а скамейками, и голос диктора не провозглашает громких названий городов мира.
И публика на этом аэровокзале выглядит иначе. Нет курортниц, иностранцев и важных командированных, наделенных высокими полномочиями, а если они и есть, то незаметны, сливаются с деловой, скромной толпой. Многие у стойки не торопясь с удовольствием выпивают перед полетом рюмочку коньяку и закусывают бутербродами с икрой или семгой. Отсюда вылетают люди привычные, еще недавно проводившие значительную часть жизни в полетах-перелетах из Москвы и в Москву, в главки, управления и министерства. А теперь кончилась эта жизнь, прекратила свое существование целая прослойка толкачей и выбивал, артистов этого дела, ценных своим знанием ходов и выходов в министерствах, и, может быть, в ту весеннюю ночь они со вздохом выпивали свои последние порции аэродромного коньяка. Совнархоз уже не то, совнархоз близко, в совнархоз на самолете не полетишь, дайте-ка еще коньячку с лимоном и пачку "Беломора"!
