всего поразил вывод, который сделал мальчик, не закончивший среднюю школу детского дома.
– Если прежние цивилизации были мудрее нас, умели значительно лучше нас использовать возможности всего живого на Земле и возможности всего, что дает космос, то почему они погибли? Может, независимо от того, как развивается разум, приходит время и все его достояния погибают? Может, знания доходят до того предела, когда Космос ставит точку? Дальше этих знаний нельзя двигаться? Или, может, эти знания угрожают физическому существованию не только планеты, но и всего Космоса?
Так размышлял зимой 1941года, сидя в окопах под Москвой, шестнадцатилетний Володя Федотычев. При обороне кирпичного завода под Наро-Фоминском первого или второго декабря пуля в глаз наповал убила его. И ни одно женское сердце не разрывалось от горя. Сирота…
1.12.1959 г. Открытие памятника 38 бойцам, защитившим кирпичный завод под Наро-Фоминском
12
Какие цели ставятся в войне?
Забрать все земли, женщин, все заводы?
Всегда найдутся поводы к грызне,
И в ней утонут жизнь, мечты и годы.
– Па, сколько нужно времени, чтобы человек научился убивать другого?
– На войне пару дней.
– А разучился?
– Десятилетия.
Мне показалось, что ему не хочется больше говорить на эту тему.
– Ах, папа, папа, – подумала я, – за что вы отдавали молодые жизни? Неужели это была твоя судьба? Судьба, предначертанная тебе? За что вы собственноручно бросали в огонь войны перспективное будущее? Ведь из Харькова уезжал под Москву целый батальон студентов-добровольцев. Что вы видели впереди? Победу? Над кем? Над фашизмом? А над собой? Интересно, когда ты, историк по образованию, понял, что война – тщета, что это одна из огромного количества попыток унизить другого, что это один из способов самоубийства.
В чем же выразилась победа для ожидающих и не дождавшихся матерей, жен, детей? Что победили они? Что получили в результате победы?
Как много осталось незаданных вопросов и неполученных ответов.
Ты мне столько рассказывал о войне. Старался быть объективным в воспоминаниях. Все рассказанное сводилось к отдельным эпизодам и отдельным людям.
Мы не часто признаемся себе, что память тает. И для этого достаточно совсем немного времени – жизнь двух поколений. За это время взгляд на все прошедшее начинает проходить через призму собственной памяти и памяти общества.
………………………..…….……………………..
Впервые фамилия Ливенцов была произнесена в нашем доме где-то в конце 50-х годов. Работая преподавателем истории КПСС в Харьковском стоматологическом институте, папа увидел в списке студентов эту фамилию. Встретившись с ним и узнав, что он из Дон басса, спросил: был ли у него такой родственник – Антон Григорьевич Ливенцов. Оказалось, мальчик – его племянник, и знает, что дядя погиб под Москвой.
Так папа нашел семью Антона Григорьевича: жену, дочь и сына с их семьями. Написал им, рассказал, что помнит об отце и муже. Какой это был мудрый, уравновешенный и умный человек.
Мальчику 21 года 45-тилетний Антон Григорьевич казался пожилым. Погиб он не в бою, а во время передышки между боями. Стоя с котелком у сосны, он что-то рассказывал солдатам-мальчикам. Шальная пуля сразила его наповал.
После войны жена с детьми ужасно бедствовала, как, впрочем, большинство жителей страны. Ни помощи, ни льгот, ни пенсии. Только когда папа написал в районную газету и рассказал о нем, одном из солдат страшной войны, когда через комитет ветеранов войны нашел причитающиеся ему награды, уважение и признание пришли в эту семью.
Потом рассказал об этом человеке в одной из телепередач в Донецке. Многие годы моя семья принимала у нас дома его дочь, сына и внуков. И ездили в далекое село Садки Михайловского сельсовета Тельмановского района Донецкой области в гости.
Вот если бы это же делали государственные деятели. Пусть не от своего имени, а от имени государства, но все-таки делали.
Мы платим налоги, выполняем установленные государством законы, а оно взамен должно защищать нас и тоже выполнять свои обязательства.
…………………………………………………….
– Па, о чем думают солдаты в минуты затишья?
– Об обыденных вещах. Пока человек жив, его интересует в первую очередь сиюминутность: сытно поесть, выспаться.
– И любовь?
– Конечно.
– Не смотрит солдат в часы ужасной опасности на небо над головой?
– Наверно, смотрит, но о Вселенной не думает.
– Правильно делает.
– Почему?
– А нет ей до каждого из нас дела.
– Откуда ты знаешь?
– Просто я думаю, что внутренний мир каждого человека – это маленькая Вселенная, а когда она умирает, то, скорее всего, огромная Вселенная этого не замечает.
– Здорово.
– Что – здорово?
– Сказала.
– Похоже, и собственный внутренний мир нас тоже мало волнует.
– Похоже.
Папа замолчал. Не знаю, о чем он думал, но, как будто продолжая собственные мысли, вслух сказал:
– На войне понимаешь, что количество нитей, связывающих нас с жизнью, явно преувеличено.
Где-то мне пришлось прочитать: смерть приходит к тем, кто уже внутренне ощутил, что жизнь его души закончилась. Хотя тело после этого может еще долго жить. В мирной жизни, наверно, эта мысль логична. А на войне, где умирают насильственной смертью тысячи и миллионы молодых?
Нет, далеко не все мысли, высказанные вслух и написанные, имеют право на утверждение.
Ну, почему те, кто стремится к власти, кто хочет решать судьбы стран и народов, не помнят, не хотят знать простую истину, высказанную много тысячелетий тому назад в Каббале: “Человек не может есть хлеб стыда”.
Антон Григорьевич Ливенцов
Л.С.Бержанский в гостях у семьи Ливенцовых,
с. Зори Тельмановского р-на Донецкой обл.
9 мая 1967 г. Семья А.Г.Ливенцова у обелиска.
Сын Иван Антонович, дочь Клавдия Антоновна и жена Наталья Ивановна.
13
Ты отпусти меня в Париж,
Дай встретиться с мечтой-прощаньем,
Как с очень давним ожиданьем,
Которое мне подарила жизнь.
Париж закружил меня впечатлениями. Как только гид сказал: ну, что ж, вот мы и въехали в Париж, – мне стыдно признаться – я заплакала. От счастья осуществившейся мечты.
Быстро расположившись в отеле, привела себя в порядок – и в автобус: по ночному Парижу. Все, о чем столько читала, столько знала, увидела наяву в вечерних огнях. Горели невероятным светом Елисейские поля, вся в огнях неслась ввысь Эйфелева башня, небольшие туристические пароходики в иллюминации медленно плыли по Сене, освещая снизу мосты.
Мы проехали по Марсовому полю, у Триумфальной арки, объехали площадь
