замочив в процессе рукава. Внезапно ей до смерти захотелось уйти отсюда. Вот только дополнительного давления по поводу Фила ей не хватало.
– Ладно, ладно. Не будем сейчас о Филе. – Анна начала разгружать посудомойку, громко звеня посудой.
Сара взяла сумку и направилась к парадной двери. Анна перекинула полотенце через плечо и поспешила за сестрой. Сара знала: Анна не выносит, когда кто-нибудь покидает ее дом сердитым, даже если она ни в чем не виновата.
Взгляд Анны снова смягчился.
– Как-нибудь со всем разберемся, слышишь?
Сара в это не верила, но пробормотала не слишком искреннее спасибо.
– Твои шлепанцы, кажется, во дворе.
– Оставь их себе.
– Слушай, – Анна со всех сил старалась быть конструктивной, – может, тебе потихоньку начать перечитывать ее книги? Ну знаешь, чтобы прочувствовать мамин темп и стиль?
– Анна, там восемнадцать книг. А у меня пока еще есть работа. – Сара понимала, что уже откровенно вредничает.
– Дай всему улечься в голове, ладно? А план действий мы придумаем. – У Анны-Кат в жизни было три больших любви: Джеральд Т. Грин, ее дети – и планы действий, причем не обязательно в этом порядке. – Уверена, что Люси, мамин новый редактор, тебе всегда поможет. Может, надо попросить ее поговорить с Филом.
– Перестань выдавать эту катастрофу за что-то осмысленное. А вот насчет Фила ты права. Мне с ним разговаривать незачем. – Сара видела разочарование в глазах Анны. Ее сестра была прирожденной решательницей проблем, переговорщицей, способной торговаться с террористами за жизнь заложников, разделывая курицу к семейному обеду. Но Сара не хотела решать эту проблему. Она хотела, чтобы кто-то сделал так, чтобы эта проблема исчезла. Пуф – и нету. Вот и все.
Попрощавшись с Анной, она босиком зашлепала обратно к машине. Пора домой, к Гэтсби. Собаки отлично ладят с вредными людьми. А вдруг быть вредной и есть ее новая нормальность.
Бывают вещи и похуже.
Если ты начинаешь спрашивать себя…
«А писатель ли я на самом деле?
Художник ли?» – скорее всего, да, так и есть.
Изобретатель-самозванец полон уверенности в себе.
Настоящий – боится до смерти.
Стивен Прессфилд
Гэтсби был золотистым лабрадором, который вылетел из Луисвильской школы собак-компаньонов за «проблемы с вниманием в местах с оживленным уличным движением» и «неуместную гиперактивность» в продуктовых магазинах. Майк с Сарой были женаты три года, и Сара хотела детей, а Майк нет. Тогда-то им и подвернулся Гэтсби. Сара всегда испытывала сочувствие к неудачникам. У Гэтсби была бледно-желтая, как масло, шерсть, большие висящие уши и выразительные карие глаза, отчетливо говорящие Саре три вещи: 1) я прекрасно тебя понимаю, 2) все будет хорошо, и 3) без Майка нам только лучше. Последняя фраза, относительно новая, отчетливо появилась в глазах Гэтсби сразу после того, как Майк бросил Сару.
Когда Сара пришла домой, Гэтсби немедленно осыпал ее всеми знаками внимания и любви, какие только доступны собаке. Она взъерошила ему шерсть на спине и потерлась щекой о шею, а потом приняла две таблетки ксанакса и завалилась в кровать.
Гэтсби положил голову ей на колени. Майк ни за что на свете не пустил бы собаку в постель. Сара лежала, бездумно переключая каналы. Любимые кулинарные передачи несколько месяцев назад утратили былую прелесть. Еда перестала привлекать и на вид, и на вкус уж тем более. Сара включила какую-то британскую комедию, но не сумела на ней сосредоточиться. Тогда она вывела Гэтсби на прогулку, но от злости на маму постоянно ускоряла шаг, а Гэтсби плелся медленно и все обнюхивал.
После прогулки она попыталась заснуть, но лишь переворачивала и переворачивала подушку, пока злость и досада ее не растворились в глубокой, всепоглощающей грусти. Сара вцепилась в подушку, ощущая себя невероятно слабой, никчемной, никому не нужной. А ведь было время, когда она взялась бы за книгу не раздумывая, даже с радостью.
Она позвонила Анне-Кат.
– Я не очень храбрая, – прошептала она.
– Ты о чем? – Спросонья Анна еле ворочала языком.
– Раньше я была храброй. Стремилась к своей мечте. Считала, что на что-то способна. Как ты думаешь, Майк на самом деле именно потому и ушел? Потому что ему нужна жена похрабрее?
– Майк идиот. Сам не знает, что потерял. Ему не храбрая жена нужна, а мозги.
– Ну да. Ты права. Конечно, ты права.
– Уже поздно. Поспи хоть немного. Завтра что-нибудь придумаем. Выработаем план действий.
Сара выключила лампу. Гэтсби тихонько похрапывал на полу рядом с ней. В наступившей темноте она смотрела на очертания окна. По краям жалюзи просачивались отсветы уличных фонарей.
Сара снова включила лампу и опустилась на колени перед туалетным столиком. Выдвинула нижний ящик. Как и всегда, стоило его открыть, воздух наполнился ароматом лаванды от засохших веточек из маминого сада. Это была мамина идея, сразу после ухода Майка – сделать утешительный ящик. Чтобы в нем хранились «утешения и возможности» – что, на взгляд Сары, звучало довольно глупо, но спорить она не стала. Анна-Кат тоже завела себе такой ящик, но не сказала Саре, что туда положила.
Сара вытащила старое издание «Истории о кролике Бенджамине» Беатрис Поттер. Это была папина книжка. Он прочел Саре все книги Поттер. У Сары хранилась фотография – их семья у каменной стенки дома Поттер в Озерном крае, одна из последних семейных поездок перед тем, как папа окончательно разболелся. Сара, семилетняя, стоит перед отцом, его сильные руки лежат у нее на плечах, лицо утомленное, но все еще красивое. У них с папой были одинаковые карие глаза и каштановые волосы. В Саре было так мало отцовского, что она всегда считала свои глаза подарком от него и только ей, лично. У Анны-Кат глаза были голубыми, в маму.
Кроме того, в ящике лежала еще одна фотография – они с Гэтсби (а Майк вырезан); рассказик, который Сара написала в старших классах и который получил принстонскую премию; и коричневая картонная папка со множеством литературных наград, полученных ей в школе и на первых курсах. Мама написала на папке: «Следующему писателю в семье!» В то время жизненный путь Сары казался таким очевидным. Следом из ящика появился тоненький красный шарфик – этим шарфом у мамы были повязаны волосы почти на всех ее студенческих фотографиях из Джорджтауна. Именно там родители и встретились. Отец Сары, Джек Грейсон, был британцем, который любил все американское и женился на американке, любившей все британское. Сара достала его записную книжку в кожаном переплете. Мама отдала ей эту книжку прошлым летом, после ухода Майка.
Сара убрала обратно в утешительный ящик все, кроме записной книжки, и забралась обратно в постель. И уснула, вцепившись в книжку, точно
