Да и чем черт не шутит, смотришь на себя сквозь розовые очки, а окружающие видят тебя таким, какой ты на самом деле.
Ввалился Данилочкин в канцелярию. У стола худой небритый мужчина. Слава не помнил его фамилию, но в лицо знал - заведующий учетом.
- Откуда?
- Из Успенского.
- Где только вы пропадаете? Вас ко скольким призывали? К двум?
- Дождь...
- Не любовное свидание, дождь дождем, а дело делом, Семин заждался вас.
- А при чем тут Семин? - удивился Данилочкин.
- Проходит чистку вместе с вашей организацией, у нас он всего два месяца.
Семина только назвали, а он уже тут как тут, в новой кожаной куртке.
Окинул испытующим взглядом Данилочкина и Славу.
- Василию Семеновичу!
- Василию Тихоновичу!
Со Славой поздоровался свысока:
- Здравствуй, Ознобишин.
Чем-то он изменился, все такой же сдержанный, молчаливый, внимательный, но и какой-то отчужденный.
- А где же остальные? - с легким раздражением спросил заведующий учетом.
- Сейчас будут, только грязь счистят.
- Чистить их будут здесь, - мрачно пошутил заведующий учетом. - Вы еще не знаете Неклюдова!
Неклюдов - председатель комиссии по чистке, в губкоме заведует отделом пропаганды и агитации, из губкома же заведующая женотделом Петрова и от укома Шабунин.
Заведующий учетом пошел доложить о приезде коммунистов из Успенского.
- И я с вами, - сказал Семин, проходя вместе с ним в кабинет.
- Хм, каков! - хмыкнул Данилочкин. - Без году неделю здесь, а уже свой...
Выглянул из двери Шабунин, поманил Данилочкина.
- Заходи, заходи, не теряй времени.
Данилочкин растерялся, не думал, что начнут с него, обдернул китель, решительно шагнул в кабинет.
Заведующий учетом вернулся в приемную, а минуту спустя показался и Семин.
Тем временем пришли остальные.
Быстров поинтересовался:
- А где Данилочкин?
- Там.
Быстров даже растерялся!
- Думал, начнут с меня.
Он считал себя более других ответственным за деятельность волостной организации, да так оно и было на самом деле.
- А кто там, в комиссии? - поинтересовался Давыдов, председатель Протасовского сельсовета.
Ответил Семин:
- Из губкома Неклюдов и Петрова и Шабунин от нас.
- А он - не очень?
Давыдов недоговорил, но все поняли - не очень ли строг Неклюдов.
- Только держись! - ответил Быстров вместо Семина. - Обязательно спросит, читаешь ли газеты... - Он в упор посмотрел на Давыдова. - А ты их не читаешь. Вот он и попросит тебя...
- Партия не читальня, - возразил Еремеев. - Солдата не спрашивают, умеет ли он читать, а умеет ли он стрелять.
- Однако в партии невеждам тоже не место, - неожиданно вмешался Зернов. - Куда стрелять, тоже надо понимать.
- Вот так и шпарь перед Неклюдовым, - одобрил Степан Кузьмич. - Такой же книжник, как и ты. Он даже книжку написал - "Пособие для руководителей политкружков".
Тут появился Данилочкин, на лбу поблескивают капли пота.
- Потеешь? - посочувствовал Еремеев. - Здорово пропесочили?
Данилочкин только рукой махнул.
- Газеты надо читать, - насмешливо повторил Быстров. - А ты небось ни в зуб.
- Какие там газеты, все больше о самогоне.
- Как борешься с самогонщиками?
- Сколько сам потребляю...
Позвали Зернова. Не в пример Данилочкину, его держали недолго.
- Все в порядке, - ответил он на молчаливый вопрос ожидающих. - Ни о газетах, ни о самогонке. Спросили, как работают школы, о моих отношениях с учителями. Приглашают Ознобишина.
Никогда не знаешь, когда придет твой черед! Слава пригладил рукой волосы, улыбнулся, вошел в кабинет.
За письменным столом Шабунина Неклюдов, строгий, бледный, с прилизанными волосами, в пиджачке, при галстуке, а Шабунин и Петрова, повязанная старушечьей коричневой косынкой, устроились у окна.
- Секретарь волкома в Успенском, - представил Шабунин вошедшего. Вступил в комсомол еще до прихода белых.
Неклюдов внимательно рассматривал Ознобишина.
- Сколько вам лет?
- Шестнадцать.
- А кто ваши родители?
Этот вопрос задавали Славе еще год назад...
Те же слова, но какая разница! Доброжелательность и утверждение в одном случае, отрицание и недоверие в другом.
- Педагоги, - сказал Слава.
- А где сейчас ваш отец? - спросил Неклюдов.
- Убит.
- Кем? Где?
- На войне, - сказал Слава.
- Убит в четырнадцатом году, - добавил Шабунин. - На германском фронте.
- А мать?
- Мать учительствует в Успенском, - опять ответил Шабунин вместо Славы.
Неклюдов откинулся на стуле и прищурился, продолжая с недоверием смотреть на Ознобишина.
- Вы интеллигент?
Это был, как показалось Славе, каверзный вопрос, и он промолчал, не ответил.
- Ладно, - сказал Неклюдов. - А как вы считаете, способны ли вы руководить нашей молодежью?
Пытаясь определить степень политической подготовки Ознобишина, он спрашивал: почему произошел раскол на большевиков и меньшевиков, какие споры велись по поводу Брестского мира, чем вызвана замена разверстки натуральным налогом...
Слава ответил на все его вопросы.
- А откуда вы все это знаете? - придирчиво поинтересовался Неклюдов.
- Из газет, - отвечал Слава. - Другие коммунисты рассказывали.
Тогда Неклюдов спросил Ознобишина, что ему известно о совещании двадцати двух большевиков.
Этого Ознобишин не знал.
На помощь пришла Петрова. Быстров как-то рассказывал Славе о ней: в партию вступила еще в подполье, участница гражданской войны.
- Это вы приезжали к Землячке в Отраду? - задала она вопрос.
- Вы это о чем? - поинтересовался Неклюдов.
- О том, как Ознобишин пробрался через тылы белых в политотдел.
- А вам откуда об этом известно?
- Сама Землячка рассказывала. Является мальчик, привез документы...
Неклюдов с любопытством взглянул на Славу.
- Было так?
- Так, так, - вмешался Шабунин. - Даже больше.
Петрова укоризненно взглянула на Неклюдова:
- По-моему, хватит.
- Хватит, хватит, - поддержал Шабунин. - Наш парень.
Неклюдов медлил, Слава чувствовал - не нравится он чем-то Неклюдову.
- А с работой как, справляетесь?
- Справляется, - уже сердито сказал Шабунин. - Уком доволен им.
- Что ж, у меня больше вопросов нет, - закончил Неклюдов. - Переведем в кандидаты, пусть поучится, а дальше посмотрим.
- Зачем переводить? - удивился Шабунин. - Он у нас по всем статьям...
- Молод еще, - объяснил Неклюдов и даже упрекнул Шабунина: - Этак вы десятилетних детей начнете принимать в партию.
- Не согласен, - сказал Шабунин. - Парень прошел испытание...
- Да испытания он как раз и не прошел, - возразил Неклюдов. - Приняли без кандидатского стажа, прямое нарушение Устава.
- Он сквозь деникинские тылы прошел, - запротестовал Шабунин.
- Ну, это в войну, - отвечал Неклюдов. - А сейчас посложнее время, мягкотелости в нем много, мне у вас же в укоме говорили, было какое-то письмо. Ознобишин ваш весной на посевной зерно всем подряд давал, пожалел кулаков...
- Успели доложить? - Шабунин покачал головой. - Так, да не так. Он не кулаков пожалел, а детей. Отцы их действительно ушли к белым, не пожалели детей, бросили на произвол судьбы, а Ознобишин политическую дальновидность проявил, дети те не забудут, чем они Советской власти обязаны, потому мы и оставили то письмо без внимания.
- Нет, я бы перевел в кандидаты, - настаивал Неклюдов и обратился за поддержкой к Петровой: - А вы что скажете?
Петрова пожала плечами.
- Молод, конечно, но...
- Впрочем, давайте-ка спросим его самого... - Неклюдов повернулся к Ознобишину. - А что скажешь ты сам?
Однако спрашивать Славу было излишне. Он стоял, вдавившись спиной в стену, и плакал. Он был уверен, что ни у кого даже вопроса не возникнет, достоин ли он находиться в партии.
- Видите? - как будто даже обрадовался Неклюдов. - Эти слезы характеризуют его лучше всего. Ребенок! Решается серьезный вопрос, а он плачет, точно у него отнимают игрушку.
Петрова укоризненно покачала головой.
- Товарищ Ознобишин, как можно...
Даже Шабунин с неодобрением посмотрел на Славу.
- Вот что, - раздраженно сказал он. - Ты иди, мы тут посоветуемся...
Слава хотел сказать, что они не правы, но не мог.
- Иди, иди, - повторил Шабунин. - Нельзя так распускаться.
Изможденное лицо Неклюдова не выражало никакого сочувствия.
Слава бросился к двери.
Он был так бледен, что всем в приемной стало очевидно, что с ним стряслась беда.
Еремеев не выдержал, спросил:
- Исключили?
Комок в горле мешал Славе заговорить, ответил за него Семин:
- Зря это он, перевели в кандидаты.
Он все знал, хоть и не был в кабинете.
- Да не расстраивайся ты, - утешил Славу Быстров. - Через полгода снова переведем в члены...
Тут в приемную вышел Шабунин, встал перед Ознобишиным и, как показалось Славе, насмешливо покачал головой.
- Разнюнился? - сказал он Славе. - Какой же ты после этого мужчина? Вот что, товарищи, - обратился Шабунин уже ко всем. - Закончим с вами, и можете ехать, одному Ознобишину придется задержаться часа на три, вопрос о нем перенесли на заседание укома, пусть останется кто-нибудь с подводой, чтобы захватить Ознобишина...
