того, как мне огласили мой диагноз, а именно — биполярное аффективное расстройство личности, я стал вести себя куда хуже, чем вёл до этого. Словно по щелчку и так хилое здоровье начало подводить сильнее, поэтому в то время я редко посещал школу. Сидел дома в основном с книгой в руке, либо же за компьютером, иных хобби у меня не было. Родители старались во всём помогать и баловать меня, но… казалось, что искренней любви в их намерениях нет. Каждый день со мной для них был как испытание с неожиданными условиями: то я начну истерить, то плакать без причины, то ещё что-нибудь надумаю. Они терпели, потому что ничего другого сделать не могли. Бегать по лезвиям я начал именно в тот возраст, когда человеческая личность показывает себя на полную катушку. Вместе с неустойчивой психикой и ужасным заболеванием, выход из которого только один — пить таблетки на протяжении всей жизни, либо иной — умереть, я ещё был очень смазливым с детства. Смазливым и задумчивым. Вот и случилось моё горе от ума. Чем чаще я думал о смысле такой жизни, тем невыносимо становилось противно принимать лекарства. Тогда единственным методом избавления от гнетущих ненужных мыслей стал остро заточенный кухонный нож, которым я время от времени проводил по телу. Было очень легко незаметно забирать его к себе с кухни, так как родители часто отсутствовали дома. Мама по большей части просиживалась в своей комнате за компьютером, видимо, за очень важными делами. Только после долгой пары лет страданий в тусклой комнате, я вышел на улицу и первым делом пошёл в центральную библиотеку, в которой практически жил раньше. И там я случайно встретил ту самую, о появлении которой в моей жизни даже не мечтал. А потом всё пошло своим быстрым и приятным ходом. Регина рассталась со своим особо недовольным парнем, он даже не придал этому особого значения. Я наконец-то развешал шторы со звёздами в своей холодной комнате, потому что приглашать девочку в такую берлогу совсем некрасиво. Примерно тогда я и бросил резаться, потому что, ну, не было времени? Конечно же всё свободное время я проводил с ней, иногда, разве что, параллельно продолжая учиться игре на фортепиано. Показывать порезы я не решился, поэтому Регина не знала об этом даже до нынешнего момента. Когда шрамы исчезли, от моей прошлой жизни ничего не осталось, кроме ежедневного употребления таблеток. Значит началом моей жизни можно считать лишь день моего знакомства с Региной, потому что всё, что было до — не жизнь, а только жалкое её подобие.
Я попытался без дрожи в теле вдохнуть свежего лесного воздуха, получилось сделать это вместе с сухим кашлем. Сердце билось сильно, и с каждым ударом становилось больно. Эти удары, кажется, слышала и Регина, но она просто наблюдала за лесом, крепко сжимая мою руку. Разумеется, она видит, что мне ужасно плохо, но не хочет признавать, что лучше мне уже не станет. Я не знаю что это за болезнь, причину заражения и что со мной будет дальше. Но… Подсказывает интуиция, что всё обернётся не самым счастливым концом. На концерте ко мне подходил Андрей, сказав, что мне помогут эти чудо листья Люмины. И они действительно помогли, пока не закончились. Никакие таблетки не спасали от пронизывающей меня боли, они только вызывали зависимость, из-за чего хотелось глотать их ещё в больших количествах. Но бессмысленно. Опять. Боль прекратилась, когда Регина ещё раз дала выпить своей крови, мне совсем не хотелось этого делать. Каждый раз причиняя ей боль, мне становилось больнее в два раза больше… Несмотря на жажду и голод, я искренне не хотел, но Регина…
— Будешь ещё? — Спросила девушка, будто это какой-то пустяк и не более.
Я еле разобрал слова, ибо в ушах сильно звенело. После понимания того, что она сказала, я резко помотал головой, сожмурив глаза, лишь бы не заплакать. Заплакать не то от нарастающей боли, не то от тяжести всей этой ситуации…
— Но тебе всё ещё больно, нельзя так оставлять. Если моя кровь тебе помогает, то этим надо пользоваться. Давай, укуси меня в любое место. — Регина демонстративно опустила воротники и открыла шею, улыбнувшись и состроив милые глаза.
— Не могу. Д-давай не будем, п-пока, кх, хуже не стало… — Я отвернулся и выставил напротив неё свою левую руку, а правой принялся держать рот.
— Ого… Какие у тебя когти, я, когда держала, даже не заметила… Нанести лак, и будет настоящий профессиональный маникюр. — Улыбалась она, перебирая мои пальцы, на которых и вправду выросли острые когти.
Это не к добру… Как же мне противно это чувствовать… Чувствовать жажду крови и ощущение того, что я превращаюсь в нечто ужасное. Почему мне нельзя просто жить как обычный человек? Что плохого я сделал для бога, чтобы он так надо мной издевался?
Вокруг ничем не пахло, вернее, мой нос чувствовал только любимый для меня запах Регины, в нём было что-то чрезмерно сильно манящее. Мои уши слышали только её размеренные шаги и… испуганное дыхание. На её месте я бы тоже боялся… Я бы бежал со всех ног… Но она меня любит настолько сильно, что порезать себя ради того, чтобы дать мне крови, ей не составило труда. Каким нужно быть человеком, чтобы причинять себе боль ради другого человека, а не для того, чтобы заглушить свою.
Я посмотрел в глаза Регины, которые из-за темноты казались чёрными и космическими. Готов поспорить, в этот момент на тёмном круглом полотне расстелились миллионы ярких звёзд, прямо как на небе, если бы то не было скрыто за грозовыми тучами. Я наблюдал за её прекрасными глазами ещё некоторое время, будто бы позабыв про боль. Конечно, она не прекратилась ни на секунду, стало даже хуже. Но когда я смотрел на Регину, эти губительные процессы уходили куда-то глубоко. Девушка заметила то, как я беспрестанно на неё пялюсь.
— Ан-нтон? У меня что-то на глазах? — Встрепенулась она и принялась тереть свои глаза.
— Нет… Они просто… Красивые… — Сказал я, буквально прокашлев последнее слово.
— А… — Её смущённое лицо я увижу даже глубокой ночью. — У тебя тоже… Такие красные… — Взглянула она прямо в мои глаза.
Красные… И красивые… Разве может цвет крови быть красивым? Разве можно любить того, кто причиняет боль…
— С-скажи, Регина… Ты меня боишься?
Девушка сначала не поняла о чём идёт речь, но её взгляд, долго не остающийся на одной точке, её подставил. Я видел на её лице