переговорщик, какой переговорщик, какой переговорщик. Это верещала Аня. Ее вытье сливалось с уличным, устрашающим, все эти звуки были слишком неправдоподобными, Саше казалось, что между ней и реальностью опустился кинотеатровый экран и там крутили что-то неубедительное, шаблонное, где-то тысячу раз уже показанное.
Не подходите к окнам, не подходите к окнам, не подходите к окнам, это повторяла Таня, тут же ставшая самой взрослой из всех, холодноголовой, и остальные последовали ее указаниям, все уселись на пол, к выпотрошенным шкафам, на театральные костюмы, которые теперь были сплошь сине-красные, мигалочные.
Это все Джумбер придумал, говорила Саша, это его игры, говорила Саша, успокойтесь.
И как же он стянул сюда всю полицию и скорую, все по-настоящему, Саша, все по-настоящему, это уже рыдала Даша. Ее обнимала Таня и гладила по голове, как щенка, подвернувшего лапу.
Вы даже не представляете, какие у него связи, крикнула Саша, он может все, успокойтесь уже, крикнула Саша.
Это не шутки, Саша, сделай что-нибудь, Саша, сделай что-нибудь, сделай, сделай, сделай, повторяла Даша.
Саша перестала отвечать, она перестала даже думать, потому что в ее голове все взрывалось, и это было что-то не мыслительное, Саша не могла уследить за мозговыми взрывами, вникнуть в их содержание и продолжала молчать, даже когда Аня пожелала ей смерти, даже когда Даша снова заумоляла что-нибудь сделать, даже когда Таня сказала, что у нее есть план – только Саша должна отдать ей ключи.
Больше не было никакого плана, и хотя Саша знала, что все происходящее подстроено Джумбером, сделано для устрашения, для вытравливания Саши из всех мест, до которых он мог дотянуться, она чувствовала, что никаких планов больше быть не может, никогда. Текущее, настоящее заканчивается прямо сейчас, а ключи она никому не отдаст.
Астроном не сидел вместе со всеми на синтетических кучах, он стоял своим ссутуленным телом у противоположной стены, возле стеллажей, во весь рост. Астроном снимал с полок книги и выкладывал их на пол, сначала плашмя в линию, потом линией на линию, так, что у него получалась книжная стена. Казалось, он не замечал мигания и громкоговорения, а когда все поснимали с себя бутафорскую одежду, Астроном остался как был, в белом платье поверх вязаной жилетки. Ты что делаешь, спросила Таня. Ничего-ничего, Астроном говорил быстро, визгливо. Книжка на книжку, потом опять книжка на книжку, Астроном ни к кому не обращался, просто говорил, говорил и посмеивался.
Таня приподнялась и, согнувшись углом, перебежала к Астроному, взяла его за обе руки, но Астроном и это почувствовал не сразу, он еще несколько секунд подергался из стороны в сторону, от стеллажа к книжной крепости, не замечая потери рук. Когда Тане удалось поймать Астрономов взгляд, она спросила, миленький, ты как, началось, что ли. Что началось. Ну, обострение. Пф-ф, да ты что, я в порядке. Астроном вырвал свои руки из Таниных и стал ими размахивать, размахивать руками и продолжать фыркать ртом, фыркать и повторять, что он в порядке.
Бах. На улице хлопнуло. Через мегафон проговорилось что-то про выстрел. Предупредительный. В театральной студии завизжали, вскрикнули. Все, кроме Астронома, Астроном захохотал и принялся быстрее выкладывать книги. И кроме Жени. Женя встал перед Сашей. Не сгибаясь. Наверное, его затылок и плечи были видны в окно. Он вытянул руку к сидящей на полу Саше, сжатой в ком, скрученной в узел Саше.
– Дай ключи.
Это сказал Женя.
Саша вытащила из кармана всю связку и вложила ее в Женину ладонь. Женя пошел к двери, все встали и молча последовали за ним. Астроном задержался, всего на полминуты. Он подобрал игрушечный пистолет, и никто этого не заметил. Астроном сунул пистолет за пояс и выкрикнул: «Ничего, я сглажу ситуацию!» Его уже никто не слушал.
Шли по коридору второго этажа, друг за другом, потом шли по лестнице, ведущей на первый этаж. На первом этаже красно-синего мерцания было не видно, потому что окна прятались в кабинетах. Перед тем как шагнуть в холл, где все было расцвечено полицейским присутствием, которое концентрировалось за главным входом, Женя остановился. Все скучились. Женя хотел обнять каждого, но решил, что это будет похоже на прощание. Он видел, что напуганная, мятущаяся Таня, зареванная, снова завернутая в черный балахон Даша, обостряющийся прямо сейчас Астроном, трясущаяся всем телом Аня, а также Саша, от которой не осталось даже копии, все они не готовы прощаться, точнее, осознать, что сейчас происходит прощание. Один Женя знал, что никого из них больше не увидит, и посмотрел в каждого еще раз.
Женя пошел к выходу, за ним шла Саша, за ней шла Даша, за ней шел Астроном, за ним шла Таня, которая теперь обнимала Аню. Женя взялся за дверную ручку, и, как только он взялся за нее, Астроном шепнул Даше в затылок: «Сейчас я пошучу». Женя открыл дверь, и через нее, вперед всех, выпрыгнул Астроном. Астроном, вытянувший правую руку. В руке был игрушечный пистолет. Астроном прыгнул в стойку, подсмотренную в каком-то боевике, может быть, сразу во всех боевиках. Астроном целился прямо в толпу. Он смеялся.
Один выстрел. Потом второй выстрел. Всего три выстрела. Воздух взорвался трижды. Астроном упал и стал тихим. Он не смеялся. К Астроному бросилась Таня. Даша согнулась в корточки и закрыла голову руками. Аня заверещала и побежала вперед. Женя спустился по лестнице и пошел прямо к полицейским. Редакция рассыпалась. Разлетелась. Осталась стоять только Саша. Бывшая Сашей-скалой, ставшая Сашей-пылью. Она увидела Лешу. Леша стоял далеко, и только его лицо просто смотрело, не прикрытое ладонью, не спрятанное в тело рядом стоящего, не отвернутое, не убегающее. Леша смотрел прямо в Сашу.
Женя рассматривал микроволновку, которую купил две недели назад. Он выбрал ее из-за зеркальной дверцы. Жене понравилось, что такая микроволновка может проглатывать не только еду, но еще и весь быт, отражающийся в ней. Комната, в которой она стояла, была четырехместной, и соседи называли ее палатой. Здесь все, не только Женины соседи, называли свои комнаты палатами. Женю это удивляло, потому что палата – это временно, а здешние помещения были пожизненными.
С зеркальной дверцы на Женю смотрел бескудряшный Женя, его теперь стригли коротко, под машинку. Жене даже нравился его новый стиль, он думал, что не стал бы отращивать кудри, окажись он на воле. Женя пока ни разу не воспользовался микроволновкой. Просто у трех его соседей они были, по одной на каждого, и Женя тоже купил. Почему-то так здесь было заведено. Все немногое личное, собственное,
