– На что серьезней… самый американский стиль! – хвастливо сказал Жюстин.
– И заплатил? наличными?..
– По-ихнему, чеками, понятно. И не вздохнул. Да ему плевать на это, шестдесят тыщ! Он три тыщи семьсот за аппартаменты в день платит… эти деньги у них карманные, мелочишка.
– Нет, Луи, ты послушай, ты послушай, какая тут… Этот ловкач, разумеется, никогда бы к нам не завез такого жирного каплуна, – понизила голос мадам Пти Жако, игриво грозя Жюстину пальцем, – если бы не захотел сам каплун!..
– Са-ам?!.. он, захотел, сам, ко мне?!.. – выпучил глаза Пти Жако и потер заблестевший лоб. – Ничего я не понимаю… как, почему… что за история… – тер он пупырчато-сизый лоб, стараясь что-то сообразить. И вдруг засиял в улыбках. – Вот что, дорогой Жюстин, старина… как раз на проводы, сейчас с нами позавтракаешь, устрицы обновим, пока тот покуривает… и сода-виски… Но это, знаешь… вот это так – удар-чик! Да он, что же это… с «начинкой»?.. – понизил голос и поглядел на лестницу Пти Жако. – Ты вострый, плут-старина… у тебя глаз-то наполеоновский, как по-твоему, с «паучком»?
– А чорт его разберет. «Паучок», понятно, имеется… да это что! А вот, есть у него… – пощелкал Жюстин языком и пальцами и подмигнул игриво, показывая этим, что у него есть, что порассказать, – такое закрутил!..
Прибежала запыхавшаяся Розет, корчась от разбиравшего ее хохота, и прыснула в ладони.
– Что? что такое?.. – устремились к ней Пти Жако.
– Он уж располагается… и чемоданы велит, и самое лучшее порто, и свежее яйцо, сахару… сам будет коколь-моколь!.. – покатывалась она, перегибаясь от хохота. – Что же ему сказать? Я немножко могу по-ихнему, англичанки меня учили… сказала, что закрываемся, а он только рукой махнул, стал свистеть.
– А, деревня!.. Постой, ничего не понимаю… Жюстин! – взялся за голову Пти Жако, стараясь что-то сообразить, – сказал ты ему, что отель закрывается, и?..
– Как же не говорить, сто ему раз твердил, туполобому. Мне же приятней иметь его при себе, проценты с отеля выгоняю и прочее гоню, понятно. Поговорите-ка с ним сами, мосье Луи, тогда узнаете. Надо знать, в чем тут самая загвоздка. Такое дело, что… Ловкачка одна, девчонка, а, может, и не девчонка, а целая мадам, русская певичка из «Крэмлэн д-Ор», назначила ему здесь рандеву. Ну, теперь понимаете?
– Ни-чего не понимаю… здесь? у меня… в «Пти Пэн»?!.. – Пти Жако обвел окружающих глазами, и в этом взгляде было и изумление, и гордость.
– Уж раз говорит Жюстин – верьте. И он теперь окончательно одурел. Вам рассказать все стильно – опять не поверите. Мы с ним три дня крутились, все Пиринеи обкатали, по всем курортам и санаториям, где только не были. Да ту разыскивали…
– Не понимаю, ни-чего не понимаю…
– Какая-то галлюцинация! – воскликнула мадам Пти Жако, в восторге.
– Чорт их поймет, этих иностранцев… путаники! – самодовольно сказал Жюстин. – Пряталась, что ль, она от него, или думает разыграть получше, только залетела в самую высоту, на льды!..
– На льды-ы?!.. – восхитилась мадам Пти Жако, а сам Пти Жако сказал:
– Романы бы тебе писать в газетах. Прошу тебя, говори серьезно, а это прибереги для Бордо, там у меня послушаем.
– Факт! – вскинул Жюстин плечом, приподнял широченную фуражку-диск и галантно раскланялся.
– Именно, на льды. Прикатываем, наконец, к чорту на-кулички, в этот, как его… комфортабельный самый санаторий, холодом вот где лечат, чахоточных?.. Да, прозывается «Эдельвейс». Это повыше будет того, как его… пик-то вот этот где… там виражи такие, с моим паккаром не развернет, другой кто… только мое искусство! самого маршала Жоффра возил не раз, очень доволен оставался, любил рискнуть. А этот и не глядит на пейзаж, только знает свое – «плю-вит»! Так чесали… эх, думаю, разобьем машину, американская голова про-щай! Прикатываем под облака… он сейчас бумажками шевельнул в бюро – все телефоны зазвонили… – стой, есть! Тут-то мы и накрыли птичку. И вдруг…
– Постой, ничего не соображу… Значит, так… – соображал что-то Пти Жако, – все планомерно надо. Розет, порто ему… на верхней полке которое, во втором ряду справа, еще англичанам подавали. Погоди… яйцо у мадам Сабо, с гнезда чтобы. Вещи … только и всего? – оглянул он два мерных чемодана, свиной кожи, с бронзовыми оковками.
– Это что с собой только прихватили, для охоты за той, а все в отеле у нас… третий месяц у нас стоит, а к вам на побывку только.
– Ну, накрыли птичку… ну, и что же? – горела от нетерпения мадам Пти Жако.
– Да погоди ты, с «птичкой»! – закипел Пти Жако. – Теперь как же?.. Мы же закрываемся, чорт возьми! Надо это все объяснить.
– Закрывайтесь – не закрывайтесь, а его уж теперь, шалишь, не выставишь. Он ваши «Пти Пэн» в книжечку вписал, только ему та сказала… и мне отъезжать велел.
– Да та-то откуда знает мои «Пти Пэн»? Впрочем, меня все знают. Говоришь – русская? Кто же у нас… русская … Матиль? не помнишь?
Мадам Пти Жако не помнила. Если она не помнила, это значит, что никакой «русской» не было.
– Да их и не признаешь, русских, – сказал Жюстин. – Та и за англичанку, и за американку вполне сойдет, так чисто говорит-играет – не отличить. Они по-всякому могут говорить, сколько я прошибался, а уж виды, кажется, видал. Русские женщины, могу сказать… такого стиля, – на всякие фасоны: и княгини, и графини, и принцессы, и… чорт их, откуда берутся только! А уж про стиль и говорить нечего, – модерн!
– А постой… – перебила мадам Пти Жако Жюстина, – одна, впрочем, помнится мне, была?.. Да, да, я теперь ясно вспоминаю… была, с шофером из Сэн-Жан-дэ-Люс. Он в замасленном балахоне, а она элегантная такая… сели прямо под перголя и просят завтрак. Натурально, все обратили внимание, такая пара! У нас англичане, почтенное семейство, так были аффрапированы… и молодые девушки у них… а тут, со своим шофером! Тут я сразу и поняла, что это русская, все они чуточку «дэтракэ», с этикой не считаются и приличий не понимают. Влез он, балахон в масле, сели, та его за руку все брала и в глаза ему так глядела… ну, совершенно неприлично в нашей обстановке, и английский тон, и… Так вот и вижу их. И, помню, чтобы от них избавиться, предложила им под наши сосны, где больше воздуху, там им и подавали. Если это та… да, она о-чень элегантна.
– Ничего себе, вид имеет, стиль, линия… и осанка такая, цену знает. Может, и из принцесс. Сто-ой, стой-стой… я помню того шофера… Говорите, из Сэн-Жан-дэ-Люс? Нет, тот, кажется, байонский. И та с ним катывала, внимание обратил. Полковник, будто, а совсем еще молодой, лет тридцать, черные усики…
– Верно, черные усики… синие, кажется глаза. Я еще подумала – красивый молодой человек, а как неряшливо одевается.
– Синие ли глаза – не знаю, а парень ничего, в стиль. Ну, теперь все понятно.
– Ни-чего не понимаю… о чем разговор? – все о чем-то раздумывал Пти Жако. – Ну, идем завтракать, дружище…
Завтракали в бюро: и семейная комната хозяев к отъезду была закрыта. Но стол был парадно сервирован: последний в сезоне завтрак. Жеромка отменно постарался, – хозяин нанял его в Бордо. Жюстин даже потер руками – фу-ты, какая роскошь! Кардиналом пылал омар, салат изумрудно маслился, целое блюдо устриц, холодная пулярда, осенние персики – каталонские, виноград-малага, и самая настоящая малага, и вэн-дэ-сабль, и гато с фруктами. Над чем потрудиться – есть.
– Так ты, старина, говоришь…
– Говорю, знать все надо. Порассказать вам – сразу понятно станет. К тому-то она и укатила! к своему шоферу, будто он в санатории. А этот прицепился. Ну она этого и крутит, между прочим… взбалмошные они, я знаю. А может и насмех, сказала про рандэву у вас, чтобы не наседал, скандал может получиться, шофер-то узнает если. Он уж очень напористый, американец-то. Его-то завертела в Биаррице, а шофер ее требует к себе, заболел, в санатории, ревнует… ну, она туда сюда виль-виль, а этот напролом, на льдах достанет… Ну, скандала перепугалась… вот вам и рандэву. А может и для пополнения бюджета, и этого хочет попридержать. Есть чего подержать. За ваше здоровье, мадам Пти Жако…
Пти Жако все соображал, растирая на лбу пупырки. Мадам Пти Жако сказала:
– Теперь ясно: двойная игра! Но это не наше дело, каждый отвечает перед своей совестью… – она была твердая католичка. – Как же, Луи, теперь?
– Совершенно выяснено одно: он будет е е здесь ждать. Та-ак…
Он позвонил портье.
– Чемоданы внести, и… помоги мистеру… что надо. Постой… Как по-твоему, отложим отъезд до завтра?.. – взглянул он нерешительно на жену и увидал по ее глазам, что это-то именно и нужно. – А ты… – поморщился он на обдерганного портье, тут же решив, что к новому сезону возьмет человека посолиднее, а не «глисту», – сейчас же надень камзол, руки вымой… волосы у тебя какие!.. Отель работает.
* * *
После солидного аперитива, повторенного, и повторенного еще раз, после отборных аркашонских устриц – «премьер», сентябрских, – из личного запаса, взятого для Бордо, покрытых белым вином, крепко сухим и в точную меру терпким, так называемым – «песочным», местным, – этим славится городок, – Жюстин окончательно развязал язык.
