- Но я настаиваю, - заявил Нестеров тоном прокурора.
Человечек вертелся, как юла. Мимо них пронесся "Ситроен СХ".
Господин Федерик вдруг успокоился. И выдал последний аргумент:
- Это очень далеко.
- Я готов. - Еще бы, Нестеров, да не был бы готов.
- Туда не пускают иностранцев, а из России - тем более.
- Клинике есть что скрывать от русских? - молодец полковник, так он, пожалуй, еще и переиграет Федерика.
Толстяк замялся.
- Не теперь.
- Но отчего же?
Тот самый "Ситроен СХ" снова проехал мимо них.
А Нестеров продолжал играть суперразведчика, протянул руку к оттопырившейся поле его пиджака и достал из внутреннего кармана миниатюрный передатчик. Нажав на панельке кнопку, сунул его обратно в карман чужого пиджака. В конце улицы снова показался "Ситроен СХ" и, остановившись возле собеседников, любезно распахнул дверцы. Они забрались в машину, и господин Федерик коротко сказал: "В клинику".
Машина плавно взяла с места. Когда они въехали в очередной тоннель, которыми изобилует эта местность и где было достаточно темно, Нестеров уверено ощупал пакет, лежащей рядом на сидении и предназначенный для боцмана. Тот самый, который вынес из дому Федерик; но там лежало белье, и больше ничего.
Когда они вышли из машины, Нестерову тут же сделали "кольцо под ложечку". На какую-то секунду он даже потерял сознание, но сработал инстинкт: ребром ладони он рубанул руку санитара.
Ни звука в ответ на удар, а Федерик сказал: "На место, свои", - так, как говорят собаке.
Но что было дальше, Нестеров уже не видел, мир вокруг стал двоиться и троиться, все предметы покрылись цветными оболочками, ноги стали ватными, голова отказывалась соображать.
...Очнулся он скоро, провел рукой по всему телу сверху вниз, обнаружил, что лежит одетый. Он открыл глаза и обомлел: прямо перед ним, раскрыв отвратительную пасть и почти доставая язычком, висела исполинских размеров змея.
Полковник, надо отдать ему справедливость, сумел взять себя в руки и закрыл глаза. Великолепная реакция, и парализовать его волю не удалось. Он снова чуть приоткрыл веки, но так, чтобы не заметили этого, но змеи уже не было, игра закончилась.
Собравшись в комок, превозмогая страх, смешанный с отвращением, он выпростал руку туда, где только что находилась змея. Рука его ударилась о гладко отполированный камень.
- Голография, - удивленно сказал он громко.
- Голография - вся наша жизнь, не так ли? - внятно произнес Федерик. Медленно стал зажигать приятный свет.
- Я не хотел бы, чтобы вы чувствовали себя одиноко и неуютно, сказал Федерик.
- Поэтому пригласили мне в подруги анаконду, - усмехнулся Нестеров.
- Нет, поэтому предоставили вам апартаменты, в которых вы превосходно проведете время, пока ваша компашка, - он так и сказал - "компашка", закончит свои морские изыскания.
- Вот как?
- Да, так. А что, разве мы приглашали вас сюда? Незачем было совать нос. По-моему, вы сами изъявили желание посетить клинику. Пожалуйста, но порядки здесь устанавливаю я, а вы - гость.
- Чрезвычайно вам признателен, вы очень любезны, и, главное, галантны.
- И еще, - продолжал Федерик, пропустив мимо ушей сарказм, - мы с коллегами долго размышляли над тем, дать ли вам возможность контакта с внешним миром, и пришли к выводу, что вам, как ученому, это будет необходимо, - он чуть усмехнулся, - и вот сегодняшняя вечерняя пресса, - и бросил ему газету.
Первое, что увидел Нестеров - заметку об экспертизе, проведенной в отношении некого цилиндра, найденного на шхуне "Дюгонь": говорилось, что он сделан из пластмассы, но где, кем и когда - неизвестно; что оболочка его легче воды, но с содержимым - тяжелее, и что цилиндр облеплен ракушками, по возрасту которых можно предположить, что пролежал он много десятков лет на дне океана. Эксперты говорят: сорок с небольшим лет.
На второй полосе была большая статья, посвященная рассказу о работе комиссии. Рядом фотография, на которой изображены все члены группы. Под клише - подписи, кто из какой страны. Под изображением очень похожего на Нестерова человека стояла фамилия Вождаева.
Знал бы он, как трудно найти ему замену, да еще с отличным знанием русского языка.
- Теперь, после кофе, - сказал Нестерову Федерик, чуть прищурив глаза (признак слабости), - я буду рад испортить вам настроение окончательно, если только не испортил его до сих пор.
Полковник держался хорошо и изобразил умиление и восторг по поводу предстоящей беседы с пленителем.
- Каждое наше слово записывается, - не оценив его стараний, продолжал Федерик, - и будет снабжено самыми изысканными комментариями для вашего руководства в Москве. Это я говорю, чтобы вы знали: мы вольны сделать с вами все, что угодно. Сразу вас предупрежу, вы нам не нужны ни как агент какой бы то ни было службы, ни как ученый, ни как журналист. Убивать мы вас не будем, а вот изолировать вас здесь - наш долг перед, - он замялся, - перед нацией.
И с этими словами он показал Нестерову лежащую на столике рядом довольно пухлую папку. Тот протянул руку: надо же, из настоящей кожи, да и на подставке из настоящего зеленого камня - яшмы. Подумал, наверное, что такие у нас в Эрмитаже.
В папке было очень много всего: и фото Нестерова в кафе, где тот пил пиво (бедный Вождаев пиво не употреблял), и визитная карточка Вождаева, изготовленная в Москве, и то, как Нестеров обнимается с какой-то красоткой, впрочем, довольно безобидно, и даже салфетка, на которой полковник нарисовал рожу и ожидании ужина в ресторане отеля. И все это было действительно снабжено мерзкими комментариями, может быть, не очень талантливыми, рассчитанными на недалеких людей, но он прикинул: если даже эта папочка попадет к его начальству, его просто уволят.
- Между прочим, - сказал Федерик, - это ведь в вашем духе подбрасывать друг на друга компру, особенно в те частые в России моменты, когда вы меняете правительство. Погодите, будет у вас еще какой-нибудь переворот, сами друг друга позаложите...
- Коньяк? - перебил сам себя Федерик, или вы боитесь вашего антиалкогольного законодательства?
- Законодательство регионально, а я предпочитаю "Виски", - сказал Нестеров, с удовольствием отхлебывая глоток. - Надеюсь, на вашей территории сухого закона нет?
Нестеров, конечно, не мог не знать, что подобный карантин - это проверка лояльности. Но он подумал, что с ним Федерику все ясно с самого начала. Что его всерьез принимают за Вождаева.
В одиночестве он рассматривал свою роскошную тюрьму. Кроме большого зала на первом этаже, в котором после душной комнаты они вели с Федериком саркастические беседы, в его распоряжении было множество комнат. Он бродил по апартаментам и открывал из любопытства все двери. Ему конечно хотелось изучить все с тем, чтобы при случае без заминки убежать.
За ним наблюдали, он искал библиотеку, но ее не предусмотрели. Не успел он принять душ, вода которого была подкрашена теплыми тонами, и устроиться поудобнее в постели - больше было делать нечего - как стена прямо перед его кроватью засветилась, это оказался экран, и он увидел господина Федерика, который обращаясь к нему, сказал: "Покойной ночи, господин Вождаев, завтра у вас будет приятное знакомство; предваряя его, я позволю себе прочитать выдержку из вечерней газеты".
И он стал читать: "Сегодня некая почтенная дама появилась перед зданием правительства, контролирующего расследование происшествия, случившегося недавно на побережье Атлантики. Читатели помнят - речь идет о необъяснимом помешательстве целой команды шхуны "Дюгонь". Эта дама заявила представителю правительства, что ей необходимо сообщить комиссии чрезвычайную информацию. Она заявила также, что является вдовой погибшего в годы второй мировой войны врача-генетика Мирослава Войтецкого, поляка по происхождению, который служил в одной из преступных лабораторий у Гитлера, где разрабатывались тайны живого. Она сообщила, что ей известны случаи, аналогичные тому, что произошел на побережье, и готова рассказать об этом все, что она знает, если это поможет расследованию с условием, если ей оплатят дорогу из Парижа, поскольку она не богата. Это ей было любезно обещано. Первое интервью госпожи Войтецкой будет опубликовано завтра в утреннем номере нашей газеты. Жить она будет на загородной вилле, и в виду особой значимости сообщаемых ею сведений, доступ к ней разрешен не будет".
- Жить она будет рядом с вами, господин Вождаев, - резко заявил Федерик, - а теперь спокойной ночи, или: как говорил вам отец: "Спи, сынишек". Он ведь так говорил?
Экран погас.
Нестеров, конечно, не мог заснуть - разволновался: откуда Федерик знает такие интимные подробности жизни Вождаева? Это "сынишек" могло быть только в письмах, а они - в Москве. Неужели снова ограбление вождаевской квартиры? Похищен архив? Да нет, не может быть. Квартира должна быть под наблюдением. Тогда, значит, Федерик знал настоящего Вождаева.
