- Шофером работаю, - уныло отозвался хозяин дохлого поросенка и, обрадованный дружеским участием, добавил, кивнув в сторону поросенка: Из-за бабы все дело.
- Да, - сочувственно покивал головой всадник в красных потрепанных галифе, - бабы да вино - вот, что нас губит, и еще - капитал. - Однако он не совсем ясно представлял себе связь между трагической гибелью поросенка и поступком бабы. Как бы почувствовав его сомнения, хозяин дохлого поросенка пояснил;
- Не стерпел я. Как увидел ее с этим мужиком, захотел промеж глаз вдарить, а он и сорвись. Высота-то, эн какая. Теперь - крышка: пусть сама как знает, так и живет. Положил я на нее.
- Да, - промямлил человек в красных штанах, - найдешь другую, - и развел ноги, чтобы стукнуть по бокам кобылу. Но в это время хозяин дохлого поросенка сказал нечто такое, от чего его ноги застыли в разведенном положении и он, перегнувшись через кобылью шею, пристально уставился на человека, бросившего свою бабу, через которую он зря погубил полезное в хозяйстве животное.
- Я, говорит, писатель, мне, говорит, какая хошь баба даст, а муж будет смотреть да помалкивать, потому я могу всякого мужа в "Правде" или в "Библиотеке Огонек" протащить.
Враг в красных штанах повернул морду кобылы к морде мужа и опустил собственную морду к их мордам, и все они склонили свои морды над мордой загубленного поросенка.
- А ну-ка, давай, - подмываемый волнением, прохрюкал он, заерзав в седле.
- Ну и вот. Он, значит, с понтом на горло. А я за задницу и с балкона его перекидываю. А тут как она вцепится мне в лепень, да как заорет, как резаная. Ну, я и выпустил.
- А он чего такого не говорил, этот-то самый, писатель-то ее?
- Чего? Говорил! Я, говорит, в книжке пропишу!
- А еще чего такого?..
- Еще про коммунизм говорил.
- Про коммунизм?! Во-во-во! Давай, чего он там про коммунизм?
- Чего? Говорил, что с такими коммунизм сроду не построить.
- Что мы коммунизм не построим?
- Нет, с такими не построим.
- С какими такими?
- Ну, значит, с такими, которые за задницу хватаются и с балкона меня скидывают. А так, вообще, построим.
- А что не построим, не говорил?
- Не, вроде не было.
- А ты вспомни.
- Вспоминаю. Да нет, не было.
- Лучше вспоминай.
- Да говорю, не было.
- А я говорю было! Не должон такой сказать, что построим коммунизм.
- А я говорю тебе русским языком: не было!
- Ты мне еще поговори, ей-ей в лоб закатаю.
- Ты?
- Я!
Вместо ответа на такую пошлость муж взял человека в красных штанах левой рукой за челюсть, правой за излюбленную им в таких случаях задницу, вынул его из седла и, слегка потрясая им в воздухе, спокойно уложил рядом с дохлым поросенком, слегка при этом повредив асфальт.
- Ладно, - прохрипел самонадеянный человек в красных штанах. - Оставим этот вопрос. Как его фамилия?
- Чего, - переспросил муж, - фамилия? А вот этого не видал? - И с этими словами он слегка расставил ноги и, выпятив живот, похлопал ладонью по ужаснейшему из мест своего организма, затем он повернулся на каблуке и медленно зашагал через площадь, плюя на окружающую действительность.
Глава XXI
- Врешь! - взвыл враг в красных штанах. - Все равно построим коммунизм! - Он лежал на асфальте, слегка поврежденном, благодаря его перемещению с кобылы на мостовую, и ругал переместившего его мужа именно тем местом, которое тот показал ему вместо того, чтобы назвать столь любопытную ему фамилию.
Кобыла, понюхав своего хозяина, зевнула и завалилась рядом с ним.
- Уйдет! - вдруг блеснула молния испуга в голове человека в красных штанах и он век... Он наполовину вскочил. На вторую половину он не мог вскочить, ибо именно за эту половину взяла его правая рука, безусловно способствовавшая побегу упомянутого писателя... Через 17*, - злорадно решил про себя человек в красных штанах. - Червонец! - уже одно это стоило того, чтобы подняться, вскочить в седло и скакать, скакать. Скакать за помощником любовника жены, из-за которой погиб поросенок и произошла эта многое обещавшая и столь разочаровавшая встреча.
- Помогите! - простонал он, озираясь на проходящих мимо соотечественников.
- Некогда, - буркнул один соотечественник.
- Сам не хвор, - проворчал второй соотечественник.
- Черт с тобой, - заявил третий соотечественник.
- Пошел в болото, - процедил четвертый соотечественник.
- Очень надо, - прошамкал пятый соотечественник.
- Сейчас, сейчас! - воскликнула прекрасная молодая женщина, - бедный, бедный дедушка!
Она опустилась на колени перед захныкавшим врагом в красных штанах, протянула к нему руки и, дико вскрикнув, отшатнулась назад. Но враг в красных штанах схватил се за руку и поднялся на ноги.
- Спасибо, - промямлил он, - давно в партии? Прекрасная молодая женщина остановившимися глазами смотрела на врага, вцепившегося ей в руку.
- Очень, - прошептала она и вскочила.
- Хорошо, - заявил он, - жить на советской земле: каждый прохожий тебе друг. Ну-ка подсоби. Вот. Порядок. Упирайся коленкой. Вот. Ну как? Порядок. Поехали.
Она сидела на крупе кобылы, обхватив руками брюхо врага в красных штанах.
- Как звать-то? - спросил враг, когда они проезжали мимо Дома правительства.
- Кого? - не поняла она.
- Тебя, кого же? - начал допрос он.
- Меня?
- Тебя.
- Маша, - сказала Марианна.
Подозрительно оглядевшись по сторонам, он проворчал что-то и завернул к подъезду Министерства государственной безопасности.
- Приехали, - сказал враг в красных штанах. - Дома, как говорят, и стены лечат. Слезай.
- Давайте еще покатаемся, - робко попросила Марианна, - я очень люблю кататься верхом. Еще немножко.
- Будет, - сказал он. - Слазь. Делом надо заниматься.
- До свиданья, - дрожащим голосом сказала она, тая робкую надежду.
- Чего? - не понял он. - Давай, проходи.
- Хорошо, - прошептала Марианна и, последний раз взглянув на сверкающее утренней чистотой небо, в последний раз вздохнув чистый воздух свободы, рыдая, переступила порог Министерства государственной безопасности.
* 17 - статья уголовного кодекса.
Глава XXII
Дом, из которого вывалился поросенок, сыгравший такую громадную роль в развитии нашего сюжета, был осажден, оцеплен, обыскан и заховавшийся в нем некий писатель схвачен и доставлен в Министерство государственной безопасности. В момент, когда его накрыли, он валялся в постели, прикинувшись, будто собирается подыхать якобы от какой-то уличной драки, и хавал сало сверху намазанное маслом.
- Ох, - простонал враг в красных штанах, наваливаясь на плечо Марианны. - Вес кости разламываются.
И они с превеликим трудом прошли из рабочего кабинета приятеля-следователя в комнату, где приятель-следователь имел обыкновение приготавливать свой организм к встречам со своими подследственными.
- Ничего особенного, - подумала Марианна. - Обыкновенная комната для спортивных упражнений. Трапеция, турник, гири, козел.
- Ох, - простонал враг в красных штанах и опустился на клеенчатую кушетку. - Сидай, - предложил он Марианне, указав на место рядом с собой.
Дверь из кабинета распахнулась и в гимнастическую комнату влетел приятель-следователь. Он схватил гирю, несколько раз быстро поднял се, потом бросился к турнику, подтянулся, перешагнул через козла, торопливо проглотил несколько глотков воды и, засучивая на ходу рукава, выскочил из комнаты.
- Ну вот, - прошамкал враг в красных штанах и, сложив ладошки, зажал их между колеи, качнулся взад и вперед, уголком глаза посматривая на прекрасную женщину.
- Да, - сказала Марианна и со вздохом устремила глаза на окно, представлявшее собой застекленную раму-решетку.
- Да, - сказал враг в красных штанах и покосился уголком глаз на прекрасную женщину.
- Да, - сказала Марианна и внимательно осмотрела потолок.
- Фартовая ты баба, - ухмыльнувшись, заявил враг в красных штанах.Факт. Ха-ха-ха!.. Чего помалкиваешь? Яблока хочешь? - Он достал из кармана яблоко, обтер его о колено и сунул ей в руку. - Жуй, - подмигнул он и хихикнул.
Вдруг из кабинета вылетел рассыпчатый взвизг и Марианна, задрожав, шарахнулась к выходной двери.
- Чего прыгаешь? - спросил враг в красных штанах, - так их фашистов, мало они нас передушили!
- Да, - сказала Марианна, доставая из-под шкафа закатившееся яблоко.
- Знаешь, кого там тискают? - спросил он, поведя челюстью в сторону кабинета приятеля.
- Не... я не знаю... - пробормотала Марианна.
Враг в красных штанах снова подмигнул и хихикнул. Он сидел, расставив ноги, и заклеивал плохо склеивающуюся цигарку.
- Попался, голубок, - медленно проговорил он, обращаясь скорее к самому себе, к заветным своим думкам. - Сорок два дня... - и, неожиданно подняв глаза от цигарки, сказал оцепенело глядя на Марианну: - И сорок две ночи. Наяву и во сне - видел: стоит он и уже мертвый. - Враг в красных штанах вздрогнул и тряхнул головой. - Чего молчишь?
Он опять зацепенел. Голос его был глух, он говорил, погрузившись в глубокий колодец воспоминаний.
