Ты прав, знаток любви, Стендаль, кристаллизируется чувство и обретает сердце даль, в которой без любимой пусто.
Течет по жилам чудный ток искрящихся переживаний.
Благоуханна, как цветок, любовь, а ты - всего желанней.
О, только б находиться близ, навек не прерывать мгновений; любая прихоть, твой каприз и полноправны, и священны.
Омытый зрением двойным, мир предстает в красе нетленной.
О, только б с ней; о, только б с ним навек не прерывать мгновений.
И как бы рок ни покарал, одно спасенье - сердцу вверься, любовь особенный коралл, растущий по законам сердца.
30.09.85
Дочери - 15 лет.
Джинсы. Модная прическа.
А в глазах - тревожный свет, характерный для подростка.
Сотни, тысячи проблем сложностью своей пугают.
Что там Брэдбери и Лем, здесь фантастика другая.
Поражаюсь каждый раз неприступности задачи.
Опыт взрослых - не указ.
Да и как ещё иначе.
Открывает новый мир дочь моя, кончая школу.
Не разученный клавир, а - дорогу в звездном поле.
Дочери - 15 лет.
Не споткнется ли дорогой?
Утром я смотрю ей вслед с очень родственной тревогой.
30.09.85
Ты помнишь: вечер, мой мундир и шум вокзала?
"Любовь изнашивается до дыр", - ты мне сказала.
Любовь изнашивается, как ткань.
Рано иль поздно.
Не плачь, не плачь. Ах, перестань!
Взгляни на звезды.
Что в бесконечной глубине горят беспечно.
В том очистительном огне пребудем вечно.
4.10.85
НОЧНАЯ СКАЗКА
Я люблю сиянье солнышка.
С ним надежней и вольготней.
И видны при нем до донышка чердаки и подворотни.
Ночью жутко: всюду гномики
( в лунном свете - голубые), сжав в руках покрепче ломики, мерят улочки кривые.
Ничего себе подросточки, мышцы вовсе не из ваты; тренированные косточки, лишь умишком щупловаты.
Ходят-бродят, уши домиком, ищут, что лежит похуже.
Вся мечта - немытым ломиком жахнуть исподволь снаружи.
Омерзительны их хитрости, их подпольные секреты.
Вот бы разом напрочь вытрясти их душонки, их кастеты.
Извести б гвардейский выводок, честным людям нет проходу.
Может, солнце все же выведет их на чистую на воду.
Встань же, круглое и красное, разгони всю темь собою, пусть над нами снова властвует только небо голубое.
11.12.85
ВМЕСТО РЕЦЕНЗИИ
Читаю Кочеткова.
Тяжелая судьба.
Но живо, живо слово и рифма не слаба.
Не потускнел твой гений, от времени не стих.
Сквозь толщу потрясений к нам твой прорвался стих.
"Баллада о вагоне" взлетит под потолок.
По всей стране в ладони твой первый сборник лег.
Избегнув катастрофы, вернулся ты домой; и эти чудо-строфы поднял над головой.
При людях - мягкость, робость.
Зато душа - стилет.
И вечно рядом пропасть, коль истинный поэт.
В клуб надевай манишку, и сам себе не лги.
Пусть чешут кулачишки бессонные враги.
У них одна забота - стереть бы в порошок.
Ведь бездари охота сказать: "И ты - не Блок!"
Но сгинут - сдохнут гады. Наступит Страшный Суд.
И все твои баллады читателя найдут.
На то и ищем слово, стирая пот со лба.
Читаю Кочеткова.
Завидная судьба.
14.12.85
Спит дочь моя. Так только в детстве, откинув одеяло, спят.
Спокойным сном легко согреться, забыться от пустых досад.
Пускай скребут под полом мыши.
Пускай скрипучая кровать.
Но можно мелкого не слышать и самому себе не лгать.
На чистом личике - ни тени.
Ни сожалений. Ни утрат.
Ах, дети, сверстники растений!
Недаром слово есть "детсад".
Я б тоже врезался с подушку, чтоб длилось чудное кино.
Пускай гоняет ветер стружку.
Шумит, кружась, веретено.
Пусть за окном бушует вьюга.
Спать от ненастья вдалеке.
Обняв подушку, словно друга.
Бесхитростно. Щекой к щеке.
25.12.85
ВЕРХНЕВОЛЖСКАЯ НОЧЬ
Черны деревья вкруг турбазы.
Сплошные черные стволы.
И ветерки свои рассказы плетут уже из-под полы.
Все на виду. Полоска света прижата крепкими дверьми.
И только старая газета шуршит в посылке из Перми.
Погас фонарь над главным входом.
Лишь аварийный "светлячок" предупреждает: за народом накинут до утра крючок.
Напрасно вызывают к Волге девчат бродяги-сквозняки.
Ночного эха недомолвки им будет слушать не с руки.
Напрасно редкие машины стирают шины на шоссе.
Одни сосновые вершины готовы с ними пить глясе.
Пусть лунной ложкой смешан кофе из снега, сумрака и льда; лишь главные ворота профиль сумеют повернуть сюда.
И только на заре, процежен сквозь марлю редкую оград, напиток будет взбит железом ломов, ободьев и лопат.
Когда окрестная обслуга начнет свой утренний бедлам, тот кофе разопьет округа с вином рассвета пополам.
И распахнув входные двери навстречу вилкам и ножам, опять не вспомнит о потере толпа приезжих горожан.
В столовую за сменой смена влетит, и каждый будет рад светло-коричневой подмене; всегда понятней суррогат.
Займут людей поездкой долгой, экскурсионною гульбой...
И только Волга, только Волга останется сама собой.
25.12.85
ДОРОГА В ГОРОДНЮ
Мы утром вышли в ранний путь...
Дорогою окольной внушал я дочке, что взглянуть пора на колокольню; что церковь красит Городню с пятнадцатого века; что стыдно спать пять раз на дню, когда ты не калека.
Не соглашалась ни за что идти в селенье дочка, дубленка будто решето не держит ветерочка.
Ее пугал не холод зим, когтящий лютым зверем, а то, что в книжный магазин я заглянуть намерен.
Она читала мне мораль, мол, сед, а все туда же: полночи белый лист марал и стал чернее сажи.
Потом готов сидеть полдня над старой книжкой Блока, а ей - ни слова, хоть родня; ей очень одиноко.
Была турбаза в декабре забита стариками, одни деревья в серебре девчонок завлекали.
Хотя б подружку в свой заезд,
Аленку иль Сюзанну, то был бы общий интерес взамен сплошных терзаний.
Что мне ответить? Чем мне крыть подобные запросы?
Не пара рук, тут пара б крыл могла обезголосеть.
Из-под сапог летела пыль.
Был уголь здешней метой...
Я по дороге ей купил пирожное, конфеты...
Была дорога далека.
К тому ж с шоссе ни шагу.
Сейчас легко с черновика на белую бумагу перенести путь с грузом пут под леденящим ветром, когда машины рядом рвут тугие километры.
О, как же ныла и кляла мою страстишку дочка!
А я молил: вот до угла, потом до бугорочка дойди... И встанет Городня веселыми домами, и оба-двое мы, родня, пройдем меж их рядами.
Так и случилось...Важен пыл не только для таланта, но - цель достичь. И я купил словарик музыканта.
Потом, куда душа звала, давным-давно не в ссоре, прошли мы к церкви, что была, конечно, на запоре.
Сверкали златом купола, и небо было чище над скромной тропкой, что вела на местное кладбище.
Там бомж и протоиерей, крестьяне и солдаты лежали рядом; их тесней объединяли даты.
Они одни видали сны, в верховье Волги жили...
Мы тоже веточку сосны на холмик положили.
За описанье не берусь обратного маршрута; но приоткрылась дочке Русь хотя бы на минуту.
Я думаю, что поняла она (я, впрочем, тоже): дорога - к Родине вела, пугая бездорожьем.
И надо не бояться зим, идти с открытым сердцем, найдется книжный магазин, где можно отогреться.
Найдется красное крыльцо, где не важна монета; найдется красное словцо не только для привета.
26.12.85
ПЕС И КОТ
Новогодняя быль
1
Еще не начало смеркаться, ещё под крышами натек, как будто мог декабрь сморкаться в огромный носовой платок.
Начало мало эстетично, но вся зима была больна, и было ей глотнуть привычно стакан рассветного вина.
И было вдоволь аспирина, что растолченный в порошок, слежался снегом по низинам и шел на вынос хорошо.
Предновогодняя шумиха совпала в нашем доме с тем, что со зверьем хлебнули лиха мы в духе общих перемен.
Был быт налажен и устроен, в дому царил философ-пес, и он был дьявольски расстроен, когда котенка я принес.
О, это целая новелла, как кот нашелся, как везли, как дотащили неумело и чуть себя не подвели.
Так вот: котенок черн, как сажа, черней, чем ночью небосвод, был главной дочкиной поклажей, предметом споров и забот.
Его нашли мы в Верхневолжье под полночь в смешанном лесу; и вновь символикой встревожен держу я время на весу.
При общей дьявольской окраске котенок был безмерно мил.
Его создатель без опаски на шейку бантик нацепил.
Был бантик бел, и тоже белым мазнули брюшко, и легко подушки лап покрыли мелом
(а может, влез он в молоко).
Так вот: безжалостной рукою судьбы (моей!) кот вдвинут в дом; и флегматичный от покоя пес начал понимать с трудом, что столь обжитое пространство как пресловутая шагрень имеет свойство уменьшаться и каждый час, и каждый день; что ни кусок сейчас - то с бою; что ласку следует делить с пришельцем; что само собою кот будет драться и дерзить.
В самом спокойствии кошачьем есть вызов приземленным псам - им не дано соприкасаться так с небом, спринт по деревам.
