– Таня. Я всего лишь пытаюсь жить дальше. Делаю то, что вы все мне только и советуете.
– Используя для этого симпатию других людей? Это гадко.
Я подняла на нее глаза, оставив шнурки.
– Гадко? – медленно переспросила я. – Гадко? Что ты можешь знать о гадостях? О том, как в этом мире все устроено подло и невыносимо! И не тебе говорить мне о том, как поступать не следует. Меня жизнь и так наказала. Сам мир – гадкий. И уж если в нем не выходит жить честно, жить чувствами, то я тоже сделаюсь гадкой. И может быть тогда этот мир меня примет, и я смогу быть в нем счастливой!
– Это не по-божески, – сказав это, Таня тут же поняла, что наступила на мину замедленного действия.
– Что мне ваш бог… – насмешливо сказала я, почему-то не закипев от упоминания о нем, а наоборот, как-то сникнув. – Где он был, когда все то со мной происходило? Он затыкал уши и закрывал глаза, ваш бог. Он сделал все, чтобы я отказалась в него верить. А теперь пусть пеняет на себя. Когда человеку уродуют душу, он больше никому и ни во что верить не станет. Тем более, в такие глупости, как божество. Он станет злым. А я – такой же человек, как все.
Таня замолчала. Она знала, что спорить со мной в вопросах религии и философии – бесполезно. К тому же в последнее время она немного побаивалась выводить меня из себя.
VIII. Тварь
Дома мы, однако, продолжили беседу, хотя я полагала, что Таня больше не станет разбираться в произошедшем на катке. Все вроде бы и так ясно. Но мне следовало извиниться. И это развязало ей руки.
– Знаешь, прости меня. Я слишком груба была с тобой на арене.
– Понимаю. Это из-за того, что Птица помирился с Викой?
– Может быть… Хотя, скорее, нет. Это из-за того, что ты решила, будто я стану использовать Андреева. Ты же знаешь, я не из таких.
– Так что тебя связывает с ним?
– Я не знаю, – честно пожав плечами, ответила я. – Помнишь, я рассказывала тебе, как он пришел на квартиру, когда я была одна?
– Естественно.
– Так вот, с тех пор… ну, как бы это объяснить. Вроде как хорошие знакомые. Мне с ним приятно. И ему со мной тоже.
– Еще бы. Показала себя с хозяйственной стороны, обогрела, накормила, вот мужик и заинтересовался. Его мотивы я прекрасно понимаю. Ну а ты-то чего? Вспомнила былое, как бегала за ним?
– Ты знаешь, поначалу – да. Едва увидела на пороге, ошалела. А потом вспомнила совсем другое… и как-то сразу все к Андрееву погасло. Я могла бы попытаться воскресить в себе давний интерес к нему, но сейчас понимаю – это невозможно. Только не после того, что случилось.
– Ты и правда не собираешься больше ни с кем заводить романтических отношений?
– Тут не я решаю… Сердцу не прикажешь. Таня, ну противно мне это, пойми. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова относиться к мужчинам, как прежде…
– Для души, а не для тела?
– Да. Именно, – вздохнула я.
Мы помолчали.
– А если Андреев захочет большего, чем просто приятно вместе проводить время?
– Стараюсь об этом не думать. Но я в любом случае не буду его обманывать и обнадеживать. Я его не люблю. И не смогу полюбить. Слишком поздно.
– Как говорится – все сбудется, стоит только расхотеть.
Я развела руками. На том разговор и кончился. Надеюсь, все точки над i расставлены. Никого использовать для собственного утешения и развлечения я не собираюсь.
***
На самом деле все, что я хотела бы сказать еще дней пять назад, теперь неважно. И то, что Вика – полная идиотка, простившая человека, который ее использует; и то, что использует он ее теперь точно, чтобы насолить мне; и то, что Вика и Птица занимаются сексом прямо в соседней комнате посреди бела дня.
Я терпеливый человек. Я даже их понимаю. Но, черт возьми! У меня-то не было почти целый год! А Птица просто сука. В университете при любой возможности не отводит от меня глаз, при этом не разговаривает и снова стал наведываться к нам на квартиру. Я делаю вид, что не знаю его. Мне уже не обидно. Мне все настолько опротивело, что даже от этого становится противно еще сильнее. Все интриги и сплетни, плетущиеся вокруг меня завистливыми пауками со злыми языками… Просто хочется секса. Что может быть яснее и логичнее этого желания?
Да, я жутко непоследовательна. Да, теперь я делаю все это намеренно. Но когда я поняла, что Птица сидит на кухне один, а Вика принимает душ, и больше дома никого, я долго не раздумывала.
– Ну, привет, – сказала я, входя.
Птица, странное дело, улыбнулся. Подумал, что я зла на него?
За стеной, в смежной с кухней ванной, громко шумела вода.
– Вика обычно не вылезает из душа минимум сорок минут. За это время можно многое успеть.
– Например? – заинтересовался Птица.
– Например? Знаешь, мне плевать, чего ты там хочешь добиться своим примирением с Викой, демонстративными визитами сюда и так далее. Меня это, веришь, никак не трогает. Но мы в ответе за тех, кого возбудили, так что давай сейчас просто сделаем то, что мы когда-то так и не сделали?
Птица хотел что-то сказать, но осекся и помотал головой, будто приходил в себя.
– Ты серьезно?
– Абсолютно. Мне нужно только это. Без обязательств. Больше ничего.
Конкретнее ему объяснять не пришлось. Птица быстро поднялся, заломил мне руки за спину, нагнул над кухонным столом и с чувством, с толком, с расстановкой изменил своей девушке, беззаботно купающейся в соседней комнате. Давно мне это стоило сделать. Неважно, с кем, хоть с тем же Андреевым. Хотя его вот так вот использовать почему-то не хочется. К нему у меня более теплые чувства, о нем хочется заботиться. А вот Вика сама виновата. Нечего было его прощать. Пусть теперь получает свое. Каждому по его заслугам. Да.
Когда мы оба выгнулись, переводя дыхание, Вика еще даже не вышла из душа. Так что я успела поставить чайник, подождать, пока он закипит, и заварить себе чай, при этом мило переглядываясь с довольным до безобразия Птицей. Ему тоже явно понравилось.
– Ты можешь рассказать ей об этом, а можешь и не делать этого – мне все равно, – предупредила я, уходя. – Я лишь взяла от тебя то, что мне требовалось. Я к тебе ничего не чувствую, и можешь не ходить сюда, чтобы разбудить мою ревность или чего еще там.
Птица глядел в стену.
– Но я думал… после того, что сейчас… – он замолчал и скрипнул зубами.
– Ты тварь, понимаешь? Ты мне не нужен, точно так же, как я тебе стала не
