стало не по себе.
В это воскресенье? Я до сих пор не оправилась от потрясения после утренней встречи с полицией и предпочла бы выждать еще какое-то время. Я не могла избавиться от дурного предчувствия. Просто нервы, сказала я себе. Ничего больше. Я посмотрела на Анаис и кивнула. Это означало, что все остается в силе. Я должна прийти в воскресенье, чтобы сопроводить двух мальчиков в Булонский лес, где они встретят своего
passeur [28], который вывезет их из Парижа на юг и дальше, к швейцарской границе. Мне отводилась самая скромная роль, и я понимала, что мой риск – ничто по сравнению с тем, как рискуют другие.
Париж, апрель 1944 года
Себастьян
Париж весной. Себастьян всегда мечтал посетить Город света в это время года. Но не так. Не тогда, когда Париж шарахался от него, побежденный и безжизненный. Париж превратился в город темных мундиров, зловещих черных автомобилей, бесшумно проносящихся мимо, подкованных сапог, эхом отдающихся в тишине пустынных улиц. Это был уже не тот Париж, который он посетил восемь лет назад впечатлительным шестнадцатилетним юношей. Теперь он чувствовал себя потерянным и чужим в этом городе, когда-то распахнувшим перед ним свои двери. Он бы предпочел быть дома, в Дрездене, а не в оккупированном Париже.
Он бродил по набережной, разглядывая старые книги и фотографии на прилавках bouquinistes [29] в темно-зеленых деревянных домиках, выстроившихся вдоль берегов Сены. Ему бы хотелось завязать разговор с кем-нибудь из стариков-букинистов, но он знал, что они просто буркнут в ответ, нарочито глядя в другую сторону. Он не осуждал их и старался не принимать это близко к сердцу. Виной всему его военная форма, ничего личного. Он бы с удовольствием ходил в штатском в свободное от службы время, но именно потому их и заставляли носить форму постоянно; это служило своего рода напоминанием о принадлежности к Третьему рейху. Всю свою жизнь он принадлежал кому-то другому, но никогда – самому себе. Вот почему часто задавался вопросом, каково это – быть свободным. Иметь выбор.
Себастьян перегнулся через мост, вглядываясь в воды Сены, темно-синие в лучах весеннего солнца. Было тепло, но легкий ветерок с реки не давал разгуляться жаре. Себастьян решил зайти в свой любимый книжный магазин, пока тот не закрылся.
Когда он толкнул дверь, тренькнул колокольчик, заставляя хозяина оторваться от книги. Он кивнул Себастьяну.
– Bonsoir, monsieur. – Себастьян снял фуражку и сунул ее под мышку. Две женщины тотчас поспешили к двери, подчеркнуто не обращая на него внимания, проходя мимо с высоко поднятыми головами. Знакомая волна одиночества захлестнула его; их реакция произвела именно тот эффект, на который, безусловно, они и рассчитывали, подвергая его остракизму, вызывая желание провалиться сквозь землю.
Себастьян огляделся, замечая пожилую пару возле полки с атласами. Тяжелая тишина заполнила магазин, и он невольно задался вопросом, насколько оживленная царила здесь атмосфера до его прихода. Он на мгновение замер, собираясь с мыслями и раздумывая, что бы ему почитать. Он уже прочел «Мадам Бовари» и большинство романов Виктора Гюго. Но в тот вечер его одолевало беспокойство; он и сам не знал, чего хочет. Наверное, того, что уведет его от самого себя. Может, обратиться к поэзии?
Проходя мимо первого ряда полок, Себастьян заметил кого-то, склоненного над книгой. Короткие темные волосы свисали вниз, закрывая лицо, а мешковатые брюки, схваченные широким коричневым поясом, свободно болтались. Он остановился на мгновение, разглядывая тонкую хрупкую фигурку. Когда она подняла глаза, Себастьян увидел, что перед ним молодая женщина. Она холодно посмотрела на него и вернулась к чтению. Он перешел к следующему ряду полок.
Дверь распахнулась, и вошли двое полицейских. Себастьян отступил за стеллаж, с глаз долой; ему стало любопытно, что их привело именно в этот книжный магазин.
– Papiers! [30]
Себастьян выглянул из-за полки, когда пожилая пара предъявила свои удостоверения личности, но полицейские лишь мельком просмотрели их. Вместо этого они принялись расхаживать по рядам, как будто отлавливая кого-то, кто мог прятаться между стеллажами.
– Vos papiers! – Себастьян не мог видеть, но догадался, что они обращаются к той молодой женщине.
– Messieurs, мне очень жаль. Я оставила их дома.
Он услышал мужской хохот, громкий и насмешливый.
– Оставили дома? Здорово придумано.
– Это правда. Они в кармане моей куртки. Я вышла сегодня вечером без нее.
– Без куртки? Где ваша желтая звезда?
– Но… я не еврейка.
– Если у вас нет документов, мы вправе предположить обратное.
– Я не еврейка! Мсье Ле Бользек – он знает меня. Он может подтвердить.
– Мсье Ле Бользек? Слушайте, не пытайтесь втянуть кого-то еще в неприятности. Вам лучше пойти с нами.
Себастьян громко вздохнул, появляясь в поле зрения:
– Почему бы нам не спросить мсье Ле Бользека?
Полицейские уставились на него округлившимися глазами, явно удивленные тем, что немец говорит на безупречном французском, а затем скользнули взглядами по его воротнику и нашивке на левом рукаве с указанием звания. Себастьян был рядовым солдатом, но все же немцем, а они – французами. Иерархию никто не отменял.
– Они – обманщики. Они всегда лгут. – Полицейский положил руку на плечо женщины, словно подтверждая сказанное.
– Я предлагаю вам убрать руку с ее плеча. – Себастьян и сам удивился своему властному тону.
Полицейский тут же отнял руку. Женщина повела плечом, как будто освободилась от тяжелого груза. Себастьян наконец-то рассмотрел ее. Коротко подстриженные волосы едва доходили до подбородка. Черты лица тонкие и прекрасные, а глаза сияли, как у кошки: зеленые, с желтыми крапинками. В ее облике проступало что-то эльфийское, но при этом в ней чувствовалась внутренняя сила.
– У нее нет с собой документов. – Полицейский опять завел свою шарманку. – Существует закон! Она нарушила закон!
– Не рассказывайте мне про закон! – Себастьян повысил голос, подойдя на шаг ближе. Он намеренно избегал смотреть на женщину. Дело было не в ней. А в этих мелких служаках, злоупотребляющих своим положением. Как же он их презирал! Он повернулся к мужчине за прилавком. – Мсье Ле Бользек?
– Oui, monsieur [31].
– Вы знаете эту женщину?
– Да, знаю, как и ее родителей с тех пор, как она научилась читать. Ее зовут Элиз Шевалье.
– Тогда вы можете поручиться за нее?
– Да, могу. Она из хорошей католической семьи.
– Что ж, договорились. – Себастьян снова повернулся к полицейским. – Нет никакой необходимости беспокоить этим власти. Вы не думали, что у них и без того достаточно работы?
– Но… но… таков закон, – не сдавался высокий. Тот, что пониже ростом, смотрел себе
