class="p1">Ужин подали на подносах в гостиной. Когда Берджесс Нокс, расставив тарелки, удалился, Генри наполнил бокалы брата и невестки, а для Пегги нашелся шоколад. Уильям вернулся к своему томику и, читая, делал заметки. Было слышно, как его перо царапает страницу. Тянулось время, каждый был слишком занят своей книгой или своими мыслями, и никто не заметил, что Уильям давно уснул, пока он не начал храпеть.
– Можем подбросить дров в огонь, только так, чтобы его не разбудить, – прошептал Генри.
– Уже поздно, – вздохнула Алиса.
– Правила гласят, что я могу не ложиться спать, – напомнила Пегги.
– А Уильям пусть храпит сколько его душе угодно, – мягко добавил Генри.
К тому времени, как брат с семьей собрались уезжать, решив провести остаток зимы в более мягком климате на юге Франции, Пегги одолела еще несколько романов Диккенса, а утром в день отъезда Генри застал ее за поглощением «Дэвида Копперфилда». Не нужно торопиться и пропускать страницы, сказал Генри, она может взять с собой этот томик и любые другие книги, за исключением двухтомной биографии Наполеона, с которой его никто не разлучит, пока он не перевернет последнюю страницу.
После завтрака, увидев книгу, которую читала Пегги, Уильям расхохотался.
– Это та самая, из-за которой попался Генри, – сказал он.
Пегги уставилась на Генри, а отец пояснил:
– Когда мы жили на Четырнадцатой улице, наша кузина привезла из Олбани первый выпуск «Дэвида Копперфилда» и собиралась читать вслух, а Гарри отправили спать, потому что наша мама решила, что эта книга не для маленьких мальчиков. Но вместо того, чтобы поступить как велено, он спрятался.
– А что сделал ты, папа?
– Ну, я уже не был маленьким мальчиком.
– Он был на год старше, – уточнил Генри.
– И ваша кузина читала вслух?
– Да, и это было захватывающее чтение, потому что она умела подражать разным голосам. И вдруг из какого-то угла раздался истошный рев. Это Гарри, который тайком слушал вместе с нами, не выдержал жестокосердия Мэрдстонов, за что ему порядком влетело. Он был таким плаксой!
– А ты разве не плакал, папа?
– У меня каменное сердце. – Уильям коснулся своей груди и улыбнулся.
Генри как наяву увидел нью-йоркскую гостиную, в которой читали «Дэвида Копперфилда», тяжелую мебель, ширмы, скатерти с кисточками, но вместо голоса кузины вспомнил голос матери – когда его извлекли из его убежища, мать сначала рассердилась, а потом, заметив, что он плачет, крепко его обняла. Все это предстало так живо, будто не было многолетней дистанции между тем днем и нынешним. Он знал, что для Пегги это седая старина, но видел, что и Уильяму эти события кажутся невероятно отдаленными. Историю эту брат рассказал так, как ее принято было рассказывать на протяжении десятилетий, с тем же деловито-добродушным видом, с которым Уильям хватался за чемоданы.
Генри вышел из столовой, увидел, что Уильям уже вовсю готовится к отъезду, вздохнул и покачал головой. Алиса вручила Берджессу Ноксу пятифунтовую бумажку, а тот посмотрел на Генри, всем своим видом говоря, что это уж чересчур.
– Бери-бери, – сказал Генри. – Моя невестка принадлежит к зажиточной ветви семьи.
Берджесс со своей тележкой покатил вперед, за ним шли Генри, Уильям, Алиса и Пегги. Трое гостей уже достаточно долго прожили в Рае, чтобы местные жители тепло с ними прощались. Генри был поражен тем, как Уильяму не терпится поскорее уехать, до него вдруг дошло, что в этом весь Уильям – всегда готов к новым впечатлениям, к новым приключениям, даже если предстоит всего лишь перейти из одной комнаты в другую или встать, если ты до этого сидел. Когда они были детьми и читали книжку с картинками, он всегда переворачивал страницу прежде, чем Генри успевал рассмотреть рисунок, а потом наотрез отказывался возвращаться, но очень быстро книжка ему надоедала, и он выскакивал на улицу, предоставляя Генри спокойно насладиться ею в одиночестве.
Они ехали в Дувр, а затем во Францию. Когда пришел поезд, Генри почувствовал, что они не знают, радоваться им или грустить. Он понимал, что Пегги сейчас больше всего на свете желает снова взять в руки книгу. Он проводил ее в вагон и нашел местечко у окна, а потом снова вышел, наблюдая, как грузят багаж, а Алиса уговаривает Уильяма не поднимать чемоданы и ящики. Он обнял Уильяма и Алису, затем окончательно спустился на платформу. Они с Берджессом смотрели, как закрывается тяжелая дверь вагона.
Лэм-Хаус снова принадлежал ему одному. Он расхаживал туда-сюда, наслаждаясь пустотой и тишиной. Он поздоровался с шотландцем, который ожидал начала их рабочего дня, однако Генри хотел еще какое-то время побыть в одиночестве. Он то поднимался, то спускался по лестнице, но, хотя он и мог располагать всеми этими комнатами, казалось, они уже безвозвратно принадлежат прошлому, как и та гостиная с ширмами, затененными углами и скатертью с кисточками, как и все прочие комнаты, из окон которых он наблюдал мир, пытаясь запомнить, охватить и удержать.
В работе над романом мне чрезвычайно помог ряд книг о Генри Джеймсе и его семье. А именно: пятитомная биография Генри Джеймса, написанная Леоном Эделем, а также изданные Эделем письма и заметки писателя; «Генри Джеймс. Воображение гения» Фреда Каплана; «Генри Джеймс. Молодой мастер» Шелдона М. Новика; «Джеймсы. История семейства» Р. У. Б. Льюиса; «Биография Алисы Джеймс» Джин Страус; «Биография разрушенных судеб: Уилки и Боб – братья Уильяма, Генри и Алисы Джеймс» Джейн Маер; «Отец. Жизнь Генри Джеймса-старшего» Альфреда Хабеггера; «Частная жизнь Генри Джеймса: две женщины и его искусство» Линделла Гордона; «Метафизический клуб» Луиса Менанда; «Алиса Джеймс. Жизнь в письмах» под ред. Линды Андерсен; «Amato Ragazzo: Lettere a Hendrik С. Andersen» под ред. Розеллы Мамоли Цорци; «Уильям и Генри Джеймс. Избранные письма» под ред. Игнаса К. Скрипскеллиса и Элизабет М. Беркли; «Дорогие и великодушные подруги. Письма Генри Джеймса к четырем женщинам» под ред. Сьюзен Э. Гюнтер; «Легенда о мастере», сост. Саймон Ноуэлл-Смит.
Считаю нужным отметить тот факт, что я густо приправил свой текст предложениями и фрагментами из написанного Генри Джеймсом и его родственниками.
Я благодарен Питеру Строссу, Нэн Грэм, Эндрю Кидду, Элен Селиман, Катрионе Гроув, Брендану Баррингтону и Ангеле Рохан. Часть этой книги написана в Италии, в фонде Санта-Маддалена неподалеку от Флоренции, и я очень признателен Беатриче Монти за доброту и радушие.
В процессе перевода было весьма занимательно прослеживать способы, коими Колм Тойбин, прозаик интеллектуальный, глубокий и одаренный, решает в этом романе сразу несколько масштабных писательских
