как брат и сестра. А когда в минуту страсти я стою на коленях и говорю моей жене "люблю", я слышу чей-то тихий голос: "Ты мой! Ты ведь мой?" — И тогда я — неверный — не смею целовать ноги моей верной жены.
Константин Аксаков
«Облако»
Был жаркий полдень, листок не шевелился, ветер подувал то с той, то с другой стороны. Десятилетний Лотарий медленно выходил из леса. Он набегался и наигрался вдоволь. В руке у него был маленький детский лук и деревянные стрелы. Пот катился с его хорошенького, разрумянившегося личика, оттененного светло-русыми кудрями. Ему оставалось пройти еще целое поле. С каждым шагом ступал он неохотнее и, наконец, бросился усталый на траву отдохнуть немного. Лотарий поднял глаза кверху, где ослепительным блеском сиял над ним
безоблачный голубой свод со своим вечным светилом. Скоро эта однообразная лазурь утомила взоры ребенка, и он, поворотившись на бок, стал без всякой цели смотреть сквозь траву, его скрывавшую. Вдруг ему показалось, что на небе явилось что-то. Лотарий поднял глаза: легкое облачко неприметно неслось по небу. Какое хорошенькое облачко! Как отрадно показалось оно ему в пустыне неба. Облачко достигло до середины и как будто остановилось над мальчиком, потом опять медленно продолжило путь свой. Лотарий с сожалением смотрел, как облачко спускалось все ниже, ниже, коснулось земли, как бы опять остановилось на минуту и, наконец, исчезло на краю горизонта. В небе опять стало пусто, но Лотарий все смотрел вверх. Он ждал, не появится ли опять милое облачко. В самом деле, через несколько минут (благодаря переменному ветру) показалось оно опять на краю неба. Сердце у Лотария сильно забилось: облачко сделалось уже как бы ему знакомым. Ему даже показалось, что оно имеет человеческий образ, и он еще более стал всматриваться. Облако подвигалось так тихо, как будто не хотело сходить с неба, и, казалось, медлило. Лотарий долго еще любовался им; но другое большое облако поднялось, настигло легкое облачко, закрыло собою и исчезло вместе с ним на противоположном конце неба.
Крик досады вырвался у Лотария.
"Проклятое облако, — сказал он, — теперь, Бог знает, увижу ли я опять свое милое облачко!" Лотарий встал и пошел домой, в большой досаде. Следующий день был так же хорош. Лотарий пошел на то же место, в тот же час, но ничего не видал. Вечером, перед закатом солнца, сидел он над прудом. Широкое пространство вод отражало в себе чистое небо, и ребенок задумался. Вдруг он видит в воде, что что-то несется по небу. Каково ж было его удивление и радость, когда он узнал свое милое облачко! Он не смел отворотить глаз от пруда, он боялся потерять мгновение. Лотарий еще явственнее различал в облачке вид человека. Ему показалось теперь, что видит прекрасный женский образ: распущенные волосы, струящаяся одежда… и все более и более вглядывался Лотарий, и все явственнее и явственнее становилось его видение. Облачко достигло конца горизонта и исчезло. Лотарий ждал, не вернется ли оно, но облачко не возвращалось.
На третий день он почти не сходил со двора и беспрестанно взглядывал на небо, боясь пропустить свое облачко. Он увидел его около полудня; оно было уже на середине; за ним неслось другое облако, которое Лотарий также узнал и погрозил ему кулачком своим. Теперь он совершенно уверился, что любимое его облачко имело женский образ. Другое облако также он разглядел лучше; оно имело вид грозного старика с длинною бородою, с нахмуренными бровями. Облака, достигнув края небес, скрылись одно за другим.
Лотарий ждал следующий день, третий, четвертый, но облачко не появлялось, и он совершенно отчаялся его видеть и перестал ждать.
Прекрасная погода все продолжалась. В одну жаркую ночь все семейство ГрюненфЕльдов (это была фамилия Лотария) легло спать на дворе. Маленький Лотарий скоро заснул, и когда нечаянно проснулся, то луна была высоко, и мальчик, к удивлению и радости, увидал опять свое облачко, а за ним большое облако. Свет луны, сквозь тонкий мрак ночи, придавал еще более жизни фантастическим образам на небе. Промчались, пронеслись облака, спустились к земле и исчезли. Лотарий все еще смотрел на небо. Вдруг в роще послышался шум. Ребенок взглянул: между деревьев мелькала и приближалась стройная, бледная девушка, в которой он сейчас узнал свое облачко. А за нею шел высокий, мрачный старик, точь-в-точь, как то большое
облако, виденное им на небе. Они вышли из рощи и тихо между собою разговаривали.
— Пусти меня, — говорила девушка-облако, — я хочу взглянуть на этого милого, невинного ребенка, хочу поцеловать его.
— Дитя мое, — говорил старик, — оставь людей в покое. Не сходи на землю; не оставляй лазурного пространства. Человек рад будет лишить тебя твоего счастья.
— Нет, нет, отец мой; не променяю я небо на землю. Здесь мне трудно ходить, на каждом шагу спотыкаюсь я, а там привольно летать и носиться на крыльях ветра. Но мне нравится это милое дитя; мне хочется хоть раз подойти к нему, потрепать его русые кудри. Видишь — он спит. Потом мы опять унесемся с тобою на небо и, если хочешь, умчимся далеко, далеко отсюда. О, позволь мне, я обещаю долго не прилетать в страну эту, позволь мне взглянуть вблизи на это милое дитя.
— Изволь, — сказал старик, — но мы сейчас же оставим эту страну.
Лотарий, между тем, догадался и закрыл глаза. Он чувствовал, как девушка подошла к нему, наклонилась над ним, потрепала слегка его розовые щеки, разбросала кудри и поцеловала в лоб. Потом он слышал, как она удалялась. Открыв глаза, он видел, как между ветвями еще мелькали девушка и старик и, наконец, исчезли в глубине рощи. Через минуту легкое облачко, а за ним большое облако промчались по небу над головою Лотария.
Всю ночь не мог заснуть Лотарий. Ему становилось грустно до слез, что он долго, а может быть и никогда, не увидит своей милой девушки-облака.
Об этом происшествии из младенческой жизни Лотарий не рассказывал — как потому, что ему никто бы не поверил, так и потому, что воспоминание об этом было для него сокровищем, которого он ни с кем разделить не хотел. В самом деле, долго девушка-облако жила в его памяти, была его любимою мечтою, освежала его душу. Но потом время, науки, университет,
светские развлечения мало-помалу изгладили из сердца его память чудесного происшествия детских лет, и двадцатилетний Лотарий уже не мог и вспомнить о нем.
* * *
В освещенной большой зале гремела
