на продранном кожаном диване уже сидит Бард и смотрит в зеркало, и узнаёт себя, и говорит, вот он я, 31 год, и наверное, мой последний концерт, говорит он себе, вот он я, говорю и отвожу взгляд от зеркала, а все стены исписаны группами, что были здесь до этого, какие глупые надписи, никогда мне музыканты не были близки, вдруг думает Бард, никогда не любил всего этого, и коньячок в гримёрках перед концертом, и траву, и все эти надписи, и игра в рок-н-ролл, нет, я хотел тихой жизни, где-нибудь на пристани у реки, и туман по утрам, и удить рыбу, а в итоге сижу здесь, и в руках моих смартфон, а на руке пластырь, скрывающий след от укола, и возможно – копия верна, и тогда её копия верна, и её копия верна, получается мы с ней породнились, а если породнились, если копия верна, это – как бы это цинично не звучало – ещё один аргумент в пользу того, чтобы ей вернуться ко мне, и я думаю, написать ей или нет, своей бывшей жене, что всё-таки не придёт на мой концерт, надо было отменять, надо всё-таки написать ей и предупредить, и он заходит на её аккаунт в инстаграмме, открывает сториз и сидит не шевелясь целых десять секунд, пятнадцать секунд
– какой-то молодой парень целует её в щеку, целует её в щеку, целует её в щеку, и эмодзи сердечек, блядь, если моя копия верна, то её – копия верна и его копия верна, нет-нет, надо это остановить, надо написать ей, думает он, и громко выдыхает, эхо разносится по коридору, пугая пауков, и летит, летит к другому выходу, направо от сцены, где худая администраторша, старая наркоманка, которой и сорока нет, поднимает задумчиво глаза от обшарпанного макбука в кислотных стикерах, да уж, народа немного, не надо было давать этому Барду зал под концерт, хотя у нас давно ничего и так не проводится, вот раньше были времена, ох, какие раньше были времена, чего только ни видели эти стены, с самого 2007-го года, каких диджеев мы только ни привозили сюда, какие сумасшедшие вечеринки ни проводили, и я как дура кидалась во всё это, интересно, в каком году мой статус изменился, копия верна, надо не забыть забрать печать у этого идиота, сам проверяет билеты, где это видано, что артист сам проверяет, идиот, я бы его менеджеру отказала в концерте, если бы не трансляция от «Гидры», кстати, они уже в зале, расставляют свой треножный штатив, выставляют камеру, пусть рубрика «Цирк», но ладно, хоть что-то, думает она, и высыпает немного белого порошка на стол, чтобы затем втянуть носом, и эхо её вдоха летит по коридору в гримёрку, которая уже пуста, неужели наш Бард вышел на сцену, уже пора, нет, он ещё стоит в коридоре, перед выходом и смотрит в экран пятого айфона, которая подарила та, которой он только что написал, экран, по которому ветка разрослась так сильно, что напоминает лабиринт трещин на замёрзшем канале, он смотрит в экран, как в канал Грибоедова, перегнувшись через секцию перил, чугунное кружево, что напоминает чокер, что так и лежит в его кармане, и пахнет «Ультрафиолетом», он смотрит в экран, куда только что ушло его сообщение:
– привет. Прости что пишу. Короче. Тебе надо провериться. Возможно у меня В…(продолжение не разглядеть за краем экрана)
Он ждал, когда она прочитает. Она не читала. Возможно, была на съёмках.
Часы показывали 19:37. Словно год великих репрессий. Она не читала.
Концерт задерживается на 7 минут, хотя сбор гостей вообще поставлен на семь часов.
19:41. Начало войны. Она не читала. Возможно, спала. Возможно, с тем парнем из сториз. Передавала эстафету.
19:53 – смерть диктатора. Сообщение не было прочитано.
Саша сидел за сценой, смотрел в растрескавшуюся прорубь смартфона, обновлял.
20:01 – новое тысячелетие. Миллениум. Путин у власти. Не прочитано
Ему уже хлопали – один раз. Через 10 минут – ещё раз – раздражённо.
20:07 – сентябрь горит, убийца плачет. «Про-сим!» из зала.
Ещё 12 минут и время догонит его.
В гримёрку заглянула деловитая официантка. Саша кивнул и пошёл на сцену. Телефон он положил на зеркало. Сообщение не было прочитано.
15. Бард и Дракон. Последний концерт
Он выходит на сцену. К своим девочкам. Они облегчено хлопают. Немного. Человек 150. Он садится на стул. Берёт гитару. Пристраивает рот к микрофону. Просит всех выключить мобильные телефоны. Петь не хочется. Последний концерт в туре, думает Саша. Это будет последний концерт, понимает Саша. Он запевает.
Его девочки смотрят в него, но он их не видит. Он думает про свою бывшую жену. Как она берёт в руки телефон. Как читает. Как меняется в лице. Саше хочется бросить гитару и побежать, куда-то в сторону, из этого заброшенного клуба в центре – на Новослободскую, в Горлов тупик, в полгода назад, в тот день, отменить. Контрл Зет.
А вдруг прочитает кто-то другой? Коллега, начальница, парень? Ну вроде это ядовитое слово из трёх букв ближе к концу. Спрячется за краем уведомления. Господи, а ведь она это прочитает.
Саша вдруг понимает, что он на сцене. Поёт песню. И не понимает, на каком куплете. На втором или третьем? – думает Саша. Сейчас допою припев и – что? Какой? Конец припева близится, а я не могу вспомнить. Запеваю второй. И понимаю, что пел его минуту назад. Допеваю второй. Припев. Третий куплет не пою. Останавливаюсь. Смотрю в зал. Девочки, платья, свитера, алая помада, поднятые смартфоны, внимательные взгляды, блеск редких бокалов, пятна лиц, треножник камеры с прямой трансляцией «Гидры», тёмные силуэты мужчин, толпа раскидана по залу изогнутой фигурой по зелёной плитке, змея улеглась в зале, свернулась кольцами, какая-то гигантская саламандра или дракон, которого опять надо побеждать.
И там, среди зрителей треножник с камерой. Всё тот же чёрный глаз объектива.
Сколько людей смотрит трансляцию, смотрит на меня, Сашу Даля? Может, она смотрит сквозь чёрный зрачок на Сашу? Саша смотрит в лайнап.
Но пока Саша пел первых три, дракон набрался сил. По рядам гуляет шёпоток – выпускает пар из ноздрей. Сипит. Дымит. Кашляет. Переговаривается. Кружит над озёрным городом и оттесняет Сашу. Саша поёт «Паруса». Вся – сплошной припев. Саша закрывает глаза. Во все лёгкие, думает Саша. Вот так закрываю и пою. Мне не надо видеть – он отступает, я чувствую это, закрыв, раскачиваясь,
