что же сказать, какие у вас хорошие песни? или удачного концерта? или так здорово, что вы сами проверяете билеты? или что однажды ваши песни изменили мою жизнь? я слушаю вас с такого-то года? – как будто это какое-то соревнование – как долго кто его слушает – нет-нет, всё это такие глупости, это скажет каждая, и надо сказать что-то особенное, но это будет так нелепо, патетично, уж лучше сказать обычные вещи, общие слова, и потому все говорят ему – какие у вас хорошие песни, удачного концерта, так здорово, что вы проверяете сами билеты, я слушаю вас с такого-то года – и затем проходят внутрь.
А внутри их ждёт ещё пустой зал, такой огромный зал бывшего ночного клуба «Озеро», и то, что секунду назад за дверью казалось цельной очередью, телом дракона, в растерянности расходилось по гулкому залу, редким столикам, барной стойке, и сновала деловитая официантка – кстати, статус отрицательный, сдавала неделю назад – что-то уже выбрали, спрашивает она, и можно наконец посмотреть на других.
А у той хорошее платье, а у той такая пошлая красная помада, надеюсь, моя не выглядит так же вызывающе, а той совсем не идут её модные очки, но зато какие шикарные волосы, у меня никогда не было таких шикарных волос – и вот они расходятся по гулкому залу с зелёной плиткой – неужели он будет заполнен? – и чувствуют себя немного брошенными, и вдруг смотрят на друг друга уже без ревности, а беспомощно, растерянно, и видят сходств больше, чем различий, ей тоже неудобно на таких каблуках, а тут даже не сесть, мы думали, будут сидячие места, и впервые, увидев в другой – такую же, ощущают себя как единое сёстринство пришедших смотреть на него, и проникаясь к друг другу сочувствием, даже немного выступают против него, Барда.
Да, он привёл их в такой гулкий зал, бросил здесь, и ведь надо что-то заказать, у этой равнодушной официантки или у бармена за барной стойкой, что усмехается, не надо мной ли? надо достать айфон, и сделать вид, что мне интересна лента или даже сделать селфи, и подписать, что на концерте любимого Александра Даля, надеюсь, никто не увидит трещину на экране, и о чём так улыбается бармен, не надо мной ли, нет, он смотрит на мужчину в дверях, качает головой и даже причмокивает от удивления – артист, а проверяет билеты сам, неужели у него нет менеджера, надо будет угостить его после концерта, думает бармен и смотрит в зал, а людей пока немного, они тянутся и рассеиваются кольцами, словно змея по озеру, и бармен опытным взглядом видит, что парней-то немного, и девушки все в очочках, заучки, много не выжрут, но может, оставят на чай, да, сегодня нечего надеяться на большую прибыль, а девушки расходятся по залу, никак не заполняя его, и бегут от этой пустоты и оценивающего взгляда бармена – в туалет, что слева от входа, та же зелёная плитка, и несколько кабинок, и сломанные и переделанные замки – наследие былых времён, когда здесь танцевали и пили до утра, а в кабинках занимались сексом, даже не зная имени, или чертили «фен» из колпака от «Парламента», или передавали друг другу венерологические заболевания, включая заветные три буквы, но сейчас только редкие девушки поправляют помаду, причёску у зеркала, смотрят на печать – «Копия верна», о я его копия – вспоминая, что на руке мужчины на входе был пластырь, забор крови на анализ на то, что передали в этих кабинках за всю их историю 268 раз – из них 201 раз гетеросексуальным путём, 51 – гомосексуальным, и даже 16 – внутривенно, взяв меф у барыги, что раньше тусовался у входной двери, и всегда уходил за полчаса до приезда Госнаркоконтроля, на который и работал, у которого и закупался товаром – но сейчас в этих туалетах только приличные девушки-филологини, пришли посмотреть на своего Барда, и они не знают, что из 586 заражённых только 253 знают свой диагноз, а из них только 194 получают терапию и заботятся о других, но нашим девушкам это невдомёк, это приличные девушки, что поправляют помаду у зеркала, и прячутся в туалете от оценивающего взгляда бармена, и среди всех зрителей – а их здесь гораздо меньше, чем надеялся Бард, дай бог человек 120 – только у двоих есть это в крови, и один из них, парень, узнает об этом через полгода, заразив свою любовь, и он уже разговаривает с барменом за кружкой пива, с барменом, который знает свой статус, потому что статус бармена знает худая администраторша заведения, потому что сама знает свой статус, и бармен говорит с парнем о Барде, а парень говорит, какие у Барда хорошие песни, и удивительно, что он проверяет билеты сам, а бармен спрашивает, он каждый раз проверяет билеты сам? – нет, в первый раз такое вижу, чтобы проверял сам, и обрывок их разговора слышит деловитая официантка с подносом, что несёт колу трём очкастым клушам за столиком, могли бы заказать что-то нормальное, нет, жадные, трясутся за копейки, на чай и не рассчитывай, и она проходит сквозь весь зал до столика у стены и ставит колу в стеклянных бутылках – разговор стихает, они стесняются хмурой официантки, а она думает – считают её недостойной слышать их разговор – и молча открывает колу – пшик, спасибо, не за что, и быстро уходит с оставшейся бутылкой «Бонаквы» без газа на сцену и ставит её там у высокого барного стула, и чуть задевает гитару, которая тихонько гудит корпусом, отстроенными струнами, одна свежая после питерского концерта, и на другом конце зала, вверху, над входом, в рубке поднимает от ленты инстаграмма глаза скучающий звукорежиссёр, нет, всё в порядке, они хорошо и заранее отстроили звук с этим мужчиной, что стоит под ним и проверяет билеты на входе, гитара, шнур, две стойки, микрофоны – сцена ждёт своего Барда, что скоро выйдет к озеру, к стойке, сядет на барный стул, посмотрит в лайнап под ногой, переписанный и перечёркнутый несколько раз, и заиграет.
Высокая сцена освещена, и только тьма по краям – скрадывает выход за кулисами, такой низкий, что каждый бьётся головой о бетонную притолоку, бьётся неслабо так, а в гримёрку ведёт узкий коридор, облупленные жёлтые стены, залитые тусклым светом, труба отопления под потолком, где пауки давно не тревожимы никем, кроме редких сквозняков, коридор приводит нас в гримёрку, где
