- Ладно, хорош! Слышь, Гарика, говорят, тоже крепко уделали?..
-- Крепко, - Мишка прижег шрам зеленкой.
Воробей сидел задумчивый.
- Выходит, оборзел Гарик... Вконец. А Борька, значит, нe сунулся... Правильно - под горячую руку тоже башку проломили бы... А ведь корешил с Гариком... А Стаська где был?
- Выходной взял.
- Гм, может, специально и взял... - Воробей усмехнулся. - Слышишь, Миш, хочешь, я тебе фотку свою подарю? - Воробей полез в "портмоне" и достал небольшую карточку. - Дай ножницы!
Мишка достал ножницы.
- Сейчас мы его рубанем! - На карточке Воробей с Гариком стояли возле красивого памятника. - Та-а-ак, кыш! - Воробей отстриг Гарика. - Давай надпишу... Чего писать-то? - Он пососал пластмассовую ручку. - А!.. "Мишке от Лехи Воробья". Нормально? Что у нас сегодня? Тридцатое? - Он взглянул на часы. - Уже тридцать первое. Суд сегодня.
- А ты не волнуйся, не посадят.
- Так а я и не психую. Сидим с тобой... Музыку бы еще. Только не эту, не дрыгаловку.
- Сейчас заведем.
Мишка принес маленький магнитофон, поставил на холодильник, включил...
Магнитофон густым басом негромко пел под гитару: "Гори, гори, моя звезда..." Воробей пододвинул ухо ближе.
- Из старых кто-нибудь?
- Нет, товарищ мой школьный...
- Хочешь, мы его в церковь определим? Чего смеешься? Я с Батей поговорю, с Женькой-регентом. Свои ж все... Подучится малость и пошел религию петь! Все лучше, чем в службе геморрою насиживать... Давай приводи его... Бабок насшибает! Гори, гори-и-и...
- Кто это тут поет? - подергивая тронутой тиком головой, в кухню вплыла Мишкина бабушка, толстая уютная старуха. - А-а, у нас гости... Ну, здравствуйте... Как звать-величать?
- Воро... Леша, - Воробей осторожно, чтобы не сделать больно, помял пухлые старухины пальцы.
-- Алексей, значит. А по отчеству?
Воробей чуть напрягся, вспоминая:
- Сергеевич.
- Очень приятно, будем знакомы, Елизавета Михайловна. Ну, давайте чай пить... Вы вместе с Мишей на стройке работаете?
Воробей взглянул на Мишку, тот моргнул одним глазом.
- Ага, - кивнул Воробей и поднялся с табуретки.
- Домой пора.
- Ну, если пора... Заходите к нам... - Старушка улыбалась и подергивала головой.
Мишка проводил Воробья до лифта.
- Погоди, забыл! - Он метнулся назад, в квартиру:
-- Вот за отпуск, твои. - И виновато добавил: - Заказов мало было.
9
"...На основании изложенного обвиняется: Воробьев Алексей Сергеевич, 20 июня 1948 г. р., ур. гор. Москвы, русский, б/п, гр-н СССР, образов. 7 классов, инвалид II группы, работающий бригадиром в бюро пох. обслуживания, прож.: Москва, Алтуфьевское шоссе, 18, кв. 161, не судимый, в том, что он причинил умышленное телесное повреждение, не опасное для жизни, но вызвавшее длительное расстройство здоровья.
Он же совершил злостное хулиганство, т. е. умышленные действия, грубо нарушающие общественный порядок и выражающие явное неуважение к обществу, отличающиеся по своему содержанию особой дерзостью и связанные с сопротивлением гражданам, пресекающим хулиганские действия.
Так, 5 августа 1975 года, в первом часу ночи, находясь в состоянии алкогольного опьянения в квартире 161, дома 18 по Алтуфьевскому шоссе гор. Москвы, учинил скандал со своей фактической женой Ивановой В. И., выражаясь в ее адрес нецензурными словами, повалил ее на диван и подверг избиению кулаками, по лицу, голове и другим частям тела, причинив ей побои. На требования своего соседа по квартире Лукьянова Валерия Петровича прекратить хулиганские действия Воробьев А. С. не реагировал, продолжал браниться нецензурно и произносить угрозы в адрес соседа, а когда последний с целью пресечения хулиганских действий стал подходить к нему, Воробьев А. С. оказал ему физическое сопротивление и подверг его избиению, причинив ему менее тяжкие телесные повреждения, требующие длительного лечения (более 4 недель), в виде закрытого перелома челюсти справа, т. е. совершил преступление, предусмотренное ст. 109 ч. I УК РСФСР..."
Воробей смотрел в пол и грыз до мяса съеденный ноготь. Слышал он только в самом начале, когда судья говорил впустую: чего можно на суде, чего нельзя, права, обязанности, короче - то-се. Потом уши заложило, как залило, и над бровью, в проеме, стало с шумом бить. Все звуки в зале увязли в этом шуме.
Воробей посмотрел на Вальку - та спокойно слушала.
Сейчас он боялся только одного. Не машущего руками немого прокурора, не приговора - только одного: припадка, как тогда, в больнице после стакана красного.
Тогда, в больнице, он испугался себя самого, себя, умирающего, без воздуха, без боли, в неуправляемых корчах.
Горло перехватило после второго или третьего глотка, но неожиданности не было - врачи предупреждали о спазмах. Потом вот, когда начало крючить и гнуть, вот тут он понял, что все.
Об этом врачи не предупреждали.
Потом его заморозили, прямо в койке, не везя в операционную, а проткнули горло, задев ушной нерв.
Когда заморозка отошла, врачи ушли, он сравнивал этот припадок с тем тухлым заражением.
Позапрошлой весной он копал яму внизу, на пятнадцатом, и, стоя в грязи, не видя куда, саданул с размаху в заплывший прибывающей жижей подбой. Из гроба чуть брызнуло, и вонь, рванувшаяся из щели, выпихнула его из ямы.
Копал, как любил, без верхонок - брызги чиркнули по пальцам, по его навсегда драным в кровь заусеницам.
Потом он болел. Врагу не пожелал бы. Болело все: глаза, руки, волосы, туловище, нутро - все болело беспрерывно каменной, налитой болью.
Ребята говорили: заражение тухлым ядом. Врача не звал: боялся, подтвердит. Водка стояла в графине, как вода, все время. Томка, тогдашняя его, подливала в стакан день и ночь. Воробей оторвал ноготь ото рта, вытер мокрую ладонь о колено.
- Чего там?.. - прохрипел он Вальке.
- Ничего, ничего, дело читают.
- Заявление от ребят отдала адвокату?
- Тише.
"...В связи с тем, что Воробьев А. С. злоупотреблял спиртными напитками, в связи с чем состоял на учете в ПНД No 5 и после совершения преступления имел тяжелую черепно-мозговую травму, по вопросу которой длительное время находился на излечении в больнице и врачебной комиссией был признан инвалидом 2-й группы, ему была проведена амбулаторная судебно-психиатрическая экспертиза, по заключению которой он как душевнобольной был признан вменяемым в инкриминируемом ему деянии..."
- Встань. - Валька толкнула Воробья в бок. - Не грызи.
Да, достал-таки Воробья суд. Адвокат сказал, что хоть экспертиза вальтом не признала, все равно повлияет и смягчит сегодняшнее... за Лерку. Все-таки инвалид, группа вторая. И к сивухе год не прикасался - с того припадка, как горло проткнули. И это зачтут, сказал. И с кладбища в характеристике Петрович специально написал не "подсобный рабочий", а "бригадир Воробьев". Петрович - человек!..
Мишка, правда, советовал еще в ноябре, после больницы, когда познакомились, полежать в дурдоме: чтоб вальтом признали. На всякий случай.
Отказался тогда: от монеты в дурдом не очень-то потянет...
Суд удалился на совещание.
- Чего там?.. Отпустят?
- Аркадий Ефимович! - Валька рванулась к адвокатскому столику. - Чего они решат?
Аркадий Ефимович укладывал отговоренные бумажки в портфель.
-- Я думаю, условно года полтора-два...
Валька повернулась спиной к адвокату, лицом - к Воробью.
- Полтора - условно, - крикнула она и добавила тихо: - Не слышит...
Она подошла к первому ряду, села рядом и отчетливо, громко повторила в ухо Воробью: "Полтора - условно!.."
- В ухо не ори, - отдернулся Воробей, - болит. Не посадят, значит?
Суд возвратился на свое место. Председатель зачитывал приговор. Все стояли. Воробей смотрел в пол перед собой. Припадок то подкатывал к нему, то пропадал.
Дерг, дерг - Валька дергала его за рукав. Показала два растопыренных пальца - средний и указательный:
- Условно...
- Два?
- Полтора! Условно! - радостно шепнула она и вскрикнула: - Лешка! Ты что?! Лешка!..
Воробей закатил глаза и еле заметно затрясся. У Воробья началось.
10
- Спишь все. Монету так проспишь, - добродушно прохрипел Воробей, входя в сарай. - Пожрать хочешь? На котлетку. Выпить желаешь? - Он по столу пододвинул Мишке термос. - За то, что не посадили. Много не пей, у нас сегодня дел под кадык. Не пора еще за оградой?
- Сейчас пойдем. Как голова?
- Нормально... Психанул на суде чуток, бывает. Валька говорит: еще лежи, а чего лежать-то без толку? Закрывай термос, поплыли.
-- Опять он пришел, - Мишка покачал головой.
У сарая, опираясь на палочку, стоял старик. Остатки седых волос трепал ветер. Стоял он с трудом - отдыхивался. Кожаное стародавнее пальто его было заношено до серых шершавых плешей.
В руке старик держал перевязанную шпагатом картонную коробку из-под ботинок.
Воробей сразу просек: не клиент.
- Чего надо? - буркнул он.
- Стульчик бы мне, молодой человек.
- Громче говорите.
- Стул дайте, пожалуйста. Погода тяжелая, давит.
