- Стул дайте, пожалуйста. Погода тяжелая, давит.
- Дома сидеть надо, - проворчал Воробей. - Дай табуретку, Михаил! Ну, чего у вас? Только громче и побыстрому, спешу я...
Старик сел, коробку положил себе на колени.
- Позавчера в два часа ночи у меня умер кот. Треф. Было ему от роду восемнадцать лет. И все восемнадцать мы прожили с ним вдвоем. Так получилось - с детства котов люблю. Всю жизнь надо мной смеялись. С гимназии начиная, с приготовительного. Ну, да Бог с ними. Может быть, и действительно смешно: ни семьи, ни детей никогда не имел. Работа да кошки. У меня, бывало, по пятнадцать жило. Вероятно, смешно. Да... Я тоже много над чем смеялся за свои восемьдесят лет. Смеялся... И думаю, не всегда был прав... И просьба моя может показаться вам странной. Прошу вас, отнеситесь к ней, насколько возможно, внимательно. Я хочу похоронить Трефа. Я знаю, не положено, но поймите меня... Больше у меня никаких просьб... Вообще. Ни к кому... Кот здесь.
Он положил руку на коробку.
Воробей с лязгом захлопнул дверь сарая.
- Долго думал, дед!
Старик, казалось, не слышал его.
- Я уже приходил, но ваш помощник не решился... А моя могила, то есть моей матери, недалеко отсюда. Вот удостоверение. Я вас отблагодарю...
- В материну могилу кота?! Ну, ты, дед, даешь!
...Ограды ставить нельзя. Только взамен старой и - если она зарегистрирована. А люди желают отделить свою смерть от чужой. Им виднее. Дело хозяйское. За деньги чего не сделаешь. И склеп на три персоны из кирпича под землей выкладывают, и ограду клеткой, чтоб с неба кто не залетел на чужую территорию, и под гроб в могилу подставки ложут - от сырости. Чудят, кто как может.
- А дураков бы не было - мы бы лапу сосали, - разглагольствовал Воробей. - Эта, к примеру, которой сегодня ставить будем. Стоит у ней нормальная ограда, не ржавая, крепкая, чего еще? Так нет: сделай ей, как у Гольцманов, с золотыми шарами. И двести колов дуре не жалко!.. И этот сейчас, с котом, - десятку дал. Грех, конечно, с такого чирик дергать копнул пару раз. А если засечет кто? Выходит, нормально: за страх чирик, за риск.
За разговором они дошли до пролома, куда Витька, сварщик из мастерской, по соседству, уже доставил ограду.
Воробей осмотрел работу, ничего не сказал, значит, понравилась. Долго отсчитывал Витьке деньги, так долго, что тот даже стал за что-то оправдываться. Воробей не останавливал Витьку: пусть наперед чувствует вину, авансом. Потом мрачно без слов сунул деньги. Витьке ничего не оставалось, как выдавить "спасибо". У Воробья эта процедура называлась - "сбивать понт".
Быстро поставили новую ограду. Ножки забутили, раствором пролили. И быстрей красить. А старую ограду обновить - за сотню уйдет, как милая.
Молчок сегодня просил помочь захоранивать, значит, надо до двенадцати закончить.
На сегодня он отпустил часовню погулять, выходит, и завтра им хоронить втроем: Молчку, Воробью и Мишке. Часовня похмеляться будет.
В две кисти до двенадцати - должны управиться.
- Бесхоз толкнуть - самое то, - наставлял Воробей Мишку, он всегда наставлял его, когда красили. - Работа спокойная. Вот где бабки живые... У тебя, предположим, здесь родственники похоронены. Пятнадцать лет санитарных не прошло, а у тебя вчера новый покойник умер. Родственник близкий. Куда ты его денешь? Здесь хочешь. А здесь не выйдет - сроку мало прошло, а новые ямы копать нельзя: кладбище закрытое.
Ты к Петровичу: то-се. Он тебя пошлет для начала. А покойник-то тухнет... А если еще и лето вприбавок?
Ты опять к нему. Он покрутит, повертит: а может, ты из треста или из Обахаэса. Ну, а потом заломит, ясное дело... И никуда не денешься, дашь как миленький. Договорились по-хорошему - он тебе бесхозик подберет поближе к твоей могилке...
Воробей посмотрел на часы и положил кисть в ведро:
- Потом докрасим, первый час, хоронить пора.
- Леш, а что с покойником потом делается, в земле?
- Как чего? Лежит себе, следующего ждет.
- А что с ним происходит, с покойником? С телом?
- По-разному: от тела зависит и от земли. Суглинок если, так быстро его лучит; земля воду держит, как все равно в кастрюле. Если песок - еще полежит. Потом лопается. Брюхо лопнет - он течь начинает. Несколько лет текет. Быстро сохнет. В землю превращается. Одна кость остается. Лет за восемь целиком сделается. Все чисто. В землю ушел...
- А зачем тогда пятнадцать лет ждать?
- На всякий случай, мало ли что... Бывает. Вода почвенная стоит - так он парится, а в землю не идет. Не видел? Увидишь. На той неделе перезахоронка будет. Баба мужика в Киев перевозит. Не обделаешься со страху-то?
- Не знаю...
- Перезахоронка, считай, самая муть. Вонь забирается, хоть мылом нос полощи, не отобьешь. И стоит, падла, до пяти ден... Раз положили - и пусть бы лежал себе, чего его ворошить? При царе-то точняк руки бы поотрывали за такие штучки. Гниет себе человек тихо-благородно... В рай едет или еще куда. Так ведь нет, неймется: выковыривают! Другое дело, когда в него по медицинскому или судебному надо посмотреть...
Слышь, Михаил! Я тебе свой бесхоз не показывал? Покажу. Когда в больнице был, Петрович мне у заборчика отвел местечко... по закону, в трест ездил специально договариваться. Разрешили. А когда я вышел - смеется: вот, Воробей, твой бесхоз, не толкни по дурости, бездомным будешь.
Ты, Миш, тоже запомни: ложить меня только туда. А чего смотришь? Дырка-то у меня все ж без кости, и гной не перестает... Смех-то смехом.
На центральной аллее показалась знакомая фигура. Воробей прищурился:
-- Кутя, что ль? Ку-уть!
Кутя молча побрел на зов.
- Куда пилишь, могильщик хренов? - добродушно спросил Воробей. - Ты когда портки заменишь?
- Домой пойду, - невпопад ответил Кутя.
- Громче говори.
- Домой пойду! - крикнул Кутя. - Петрович отчислил. За прогулы.
- Куда домой?!.. Где он?! - заорал Воробей.
Петрович сидел в кабинете.
- Ты что, шакал, над дедом мудруешь? - прохрипел Воробей. - Ему до пенсии полгода, он сам отвалит!.. Неймется! Руки чешутся?.. Могу почесать!..
Петрович побледнел: в конторе никого, а Воробей неполноценный. Отоварит, потом поди разбирайся.
Воробья трясло.
- Не обижай деда, Петрович...
-- Воду пей! - завизжал заведующий, подталкивая к нему графин.
Bоробей послушно припал к графину.
-- Не обижай...
- Защитничек... - Петрович встал из-за стола. - Много вас... Что ты здесь разорался?.. Прибежал-прилетел!.. Все вы за чужой счет добренькие. А сам, если что?.. Знаю я вас!..
- Спасибо, Петрович, - пробормотал Воробей. - Ему полгода, он сам отвалит...
- Пошел вон. Иди работай, - буркнул Петрович.
- Вы чего наглеете? Полчаса гроб стынет. Оборзели вконец! - Молчок понес на них правильно.
Раскрытый гроб, окруженный немногочисленными родственниками, забыто прижался к массивной чужой ограде. .Появление Воробья с Мишкой разбудило притерпевшихся к своему горю родных: кто-то всхлипнул, потом громче...
- Попрощались? - спросил Молчок у пожилой толстой женщины с заплаканным лицом, по-хозяйски стоящей в изголовье. - Крышку давай! - скомандовал он Мишке.
- Цветы из гроба уберите, покрывалом прикройте.
Молчок с Мишкой накрыли гроб крышкой, состыковали края. Молчок вынул из-за голенища сапога молоток с укороченной для удобства рукояткой и тут-тук-тук - гвозди изо рта - забил.
- Сейчас мы подымем, а вы тележку из-под гроба на себя примете, руководил Молчок. - Заходи, Воробей. Мишка, веди его.
"Веди", - значит, бери Воробья, обхватившего тяжелое изголовье гроба, за бока и, пятясь сам, направляй его - тоже идущего задом - между мешающими оградами, по неровной почве, чтоб, не дай Бог, не оступился. Ничем больше помочь нельзя: слишком узка дорога.
Так, не торопясь, - быстрят только кошки да блошки - дошли до свежевыработанной кучи, поставили гроб на осевший под тяжестью рыхлый холм; веревки Молчок заранее разложил поперек могилы.
- С ломом давай, - буркнул Воробей, - неудобно.
- Давай. Ложи.
Мишка положил лом поперек могилы - подергал: не телепается ли. Молчок с Воробьем на веревках, зажатых в кулаках без намотки (упаси Бог наматывать: полетишь за гробом вдогонку), установили гроб на лом. Потоптались, побили сапогами землю для крепости.
Молчок натянул веревки.
- Ну, готов?
Воробью и слух ни к чему, по натягу команды ловил. Натянул свои концы гроб тяжело завис над могилой. Мишка вытянул лом.
- С Богом! - негромко скомандовал Молчок и, вытравливая веревку, стал заводить гроб.
Воробей травил чуть медленнее: гроб быстро и без зацепки лег на дно, ногами уйдя в подбой.
Молчок приподнял свой конец уже лежащего на дне гроба - ноги, - чтоб Воробей смог вытянуть веревку из-под изголовья. Затем быстро выбрал свою.
- По горстке земли киньте... Монеты медные, если есть.
Родственники заплакали и, оскальзываясь, потянулись к могиле, завозились в карманах, подыскивая мелочь.
Воробей закурил. Мишка через локоть сматывал веревки в скрутку.
