к себе.
Учитывая пластическую операцию, сходство между испанским гостем и фотографией на ее письменном столе было поразительным. Непрерывно глядя на снимок, она думала, что эта операция в основном коснулась именно глаз — глаз, которых, как она надеялась, как раз и не тронет рука хирурга.
Глаза, бесспорно, были другими. Другой была их форма, другим выражение. Снимок не давал никакого представления о цвете этих глаз, поскольку был черно-белым. Гость выглядел сорокалетним. Кроме того, что он прибыл из Испании, она не знала о нем ничего. Пока ничего…
Tea подняла руку, чтобы поправить волосы, и увидела в зеркале, что рука ее дрожит. Она приняла таблетку валиума и закурила сигарету. Так и сидела она на диване, молча, не двигаясь. Приближалось время ужина, после которого гость должен был прочесть лекцию. Не может быть, сказала себе Tea. И снова — не может быть. Это совершенно другой человек…
На ужин она не пошла. Но вскоре после него в ее комнату постучала пара друзей-коллег. Выглядели они весьма возбужденными и принесли с собою новость, которая, по их мнению, могла заинтересовать Тею: испанский красавец не перестает расспрашивать о ней всех, кого может. Он в восхищении и открыто, как это, очевидно, и принято в Испании, вновь и вновь говорит об этом тем, кто согласен его слушать. Знаешь, дорогая, что он говорит? Вы пожалеете, что пригласили меня сюда. Потому что вы теперь не избавитесь от меня, пока я не увезу с собой вашего преподавателя испанской литературы. Она пронзила мое сердце. С первой секунды и навсегда. Забавно, правда?
Tea почувствовала, что ее начинает трясти, когда возбужденные гости добавили еще одну деталь. Этот человек — не испанец. Он был приглашен в Мадридский университет по обмену около полугода назад… ты, разумеется, тоже заметила, что его испанский выученный, а не родной.
Войдя в столовую, она вздохнула с облегчением, только когда увидела, что гостя разместили вдалеке. Она могла хотя бы поглядывать на него, надеясь, что на расстоянии ее смущение будет не замечено.
Она поняла, что сходство с фотографией, так поразившее ее в первое мгновение, вовсе не было столь очевидным. Но и утверждать, что это сходство вовсе отсутствовало, тоже было нельзя.
Перед началом лекции, поднявшись со своего места, гость отыскал ее взглядом. И только потом обратился к своим записям. Он читал их на местном языке. Он читал их с акцентом, определить происхождение которого она не могла. Одно, по крайней мере, ей было ясно — акцент этот не был испанским.
Tea давно уяснила себе, что всех лекторов можно разделить на две категории — тех, кто начинают свои лекции какой-нибудь шуткой, и тех, что разбавляют научный текст поэтическими цитатами, даже если предметом лекции являются экономика или медицина. Она не удивилась, обнаружив, что гость относится именно ко второй разновидности. А поскольку он приехал из Испании, не было удивительным, что между Гоббсом и Кейнси прозвучали строки из Гонгоры. Удивительно то, что при этом она ощутила озноб, хотя истинной его причиной было, быть может, то, что, цитируя поэта, заезжий профессор поднял глаза от текста и отыскал ее взглядом. Впрочем, он делал это всякий раз, когда отрывался почему-либо от своих записок, а это случалось довольно часто.
Лекция была общедоступной и довольно забавной; такую мог прочесть любой не лишенный оригинальности старшекурсник с хорошо подвешенным языком — качества, которыми заезжий лектор был наделен в высшей степени, — кроме того, он оказался человеком веселым, лишенным псевдонаучного занудства, открытым и хорошо воспитанным; похоже, он был способен на самые неожиданные сюрпризы, будь тому возможность. Постепенно Tea чуть-чуть оттаяла — не исключено, что под воздействием транквилизатора; после лекции она подошла к человеку из Мадрида и сказала:
— До меня дошли слухи, что вы всем здесь рассказываете о некоей любви с первого взгляда. Такой большой мальчик должен был бы осторожнее относиться к словам…
Улыбка коснулась губ испанского гостя:
— А мне показалось, что мое присутствие здесь вам неприятно. Я был бы рад ошибиться. Очень рад…
Тее было нечего терять. Она взглянула приезжему прямо в лицо:
— Я скажу вам то, что говорят обычно подзагулявшие кавалеры девушкам, которые им понравились, — вам не кажется, что мы с вами уже где-то встречались?
Ей показалось, что по его лицу пробежала тень разочарования. Тем не менее он ответил вежливо и достаточно сердечно, подчеркивая при этом каждое слово:
— Моя дорогая и прелестная слушательница. Мне кажется, что я знаю вас с того самого мгновенья, что я помню себя самого.
Tea с каким-то отчаянием вглядывалась в его лицо, не думая о том, что это может показаться невежливым. Она не смогла обнаружить никаких следов операции. «У нас хорошие врачи», — вспомнилось ей. Так или иначе, не было ничего — ни подтяжек, ни шрамов на подбородке или на шее, равно как и за ушами; кожа вокруг глаз, чуть в лучиках морщинок, выглядела совершенно свежей и натуральной, какой она и должна быть у красивого и здорового человека сорока лет. И сходство этого живого лица с изображением на фотографии показалось ей в этот миг почти несуществующим.
Она почувствовала, что в ней, подобно волне, поднимается гнев. Гнев на себя, за то, что она позволила себе увлечься иллюзией, питавшей ее все эти долгие восемь лет. Поневоле сойдешь с ума. Каждый хлыщ может сказать: «Я знаю тебя с тех пор, как помню себя». Что может быть более банальным и пошлым? Человек, который стоял перед ней, мог быть кем угодно. За одним исключением. Он не мог быть неизвестным. И тем не менее у нее не хватило мужества отказаться от самой невероятной, самой призрачной надежды, надежды вопреки всему — а вдруг… вдруг… И потому она сказала:
— Пожалуйста… уделите еще несколько минут этому милому обществу, которое вы успели очаровать, а потом зайдите ко мне. Мне совершенно необходимо задать вам несколько вопросов; личных вопросов. Учтите — они могут вам не понравиться. Если не хотите — не приходите. И не стройте никаких иллюзий, пожалуйста.
«Принято», — сказал гость. И, вежливо поклонившись, отошел. Она, не отрываясь, смотрела ему в спину. В его походке, во всем его облике она прочитала грусть пополам с покорностью и, быть может, даже с обидой. Это выглядело так, будто он разом как-то устал.
19
Стул, предназначенный для гостя, Tea поставила напротив фотографии. Когда он вошел, она усадила его за стол и вышла в кухню, чтобы приготовить кофе; сдвинув чуть-чуть занавеску, она видела то,
