забыл гитару, подаренную ему руководством зоны. Колонна бывших подростковых заключённых направила шаги к машине за территорией зоны. Туда же шли и пятеро из взрослой зоны, что была недалеко. В их группе увидел Сашка тёзку, с которым познакомился, будучи на концертах. Ещё не до конца осознав, что он теперь на свободе, почувствовал беспокойство, так как подросток, который шёл с ним рядом, рассказал ему о разговоре между двумя пацанами. Смысл разговора в том, что Сашка вышел на волю не без денег, и ещё костюм у него хороший – не то, что их роба, поэтому нужно его поставить на «гоп – стоп». Начинать жизнь на свободе с таких проблем Сашке не хотелось. Поэтому, когда сели в машину, он не случайно оказался рядом с тёзкой. Тот ему обрадовался, по плечу похлопал, но, увидев тень заботы в глазах его, спросил:
– Жаль зону? Чего такой?
Наклонившись, Сашка прошептал тёзке о «гоп-стопе», глазами показав на сидевших в углу автомобиля пацанов.
– Вон те, что ль? – презрительно улыбнулся и громко спросил взрослый друг, глянув в упор на подростков, которые тут же съёжились. – Ты же в Омск едешь, – обнял он Сашку, – а я дальше, так что доставлю целым.
Прибыли на вокзал. Заместитель начальника зоны вручил освобождённым купленные билеты, поздравил с началом новой жизни, представил группу дежурному милиционеру и, попросив освобождённых вести себя тихо, укатил в машине. Разделившись на группы, подростки и взрослые разбрелись, кто куда. «Гоп – стопники» исчезли. Всё же он не отходил от тёзки, думая только о том, чтобы скорей доехать до Омска и начать новую жизнь: работать, обзавестись семьёй, взять к себе бабушку. Тёзка купил бутылку водки. Как же легко на свободе пьётся! Присев на лавочку перрона, они стали петь песни под звуки Сашкиной гитары. Пассажиры от них шарахались, старались спрятаться в вокзал.
– Прошвырнёмся? – предложил тёзка.
Гитару и чемоданчики оставили под охрану мальчишки, который Сашке рассказал про «гоп-стопников», и вошли в вокзал. Зал ожидания забит был битком. И у буфета людей было много.
– Не отставай, – приказал тёзка, вливаясь в массу, обступившую буфет.
Сашка успел увидеть, что на тёзку внимательно глянул толстый милиционер. Подвыпивший мужчина, кряхтя, тянул к прилавку сотенную бумагу. Тёзка тоже потянул свою купюру, но вторая рука его, Сашка это заметил, вытащила из внутреннего кармана пьяного пухлый портмоне. «Исчезаем!» – прохрипел тёзка Сашке, резко подавшись назад. Удаляясь за ним вслед, Сашка покосился на милиционера. Нет, не заметил. Уже на лавочке, тёзка открыл портмоне – денег куча! А Сашка продолжал дрожать, думая: «Только что могли отправить его снова за решётку, как сообщника. И оборвалась бы надежда на другую жизнь».
Пили всю ночь. А утром ввалились в вагон и вырубились почти на сутки, лёжа на полках под стук колёс. Когда проснулись, тёзка сходил в ресторан и принёс оттуда столько снеди и бутылок, что всему этому не хватало места на вагонном столике. И весь путь столик не пустовал. Пили и пели; и проводникам с их стола перепало кое-что, поэтому они не слышали брюзжанье порядочных пассажиров. Особенно возмущалась старушка, грозила дойти до начальника поезда, но тёзка умудрился напоить и её. Когда уже подъезжали к Омску, тёзка открыл портмоне и, вынув кучу купюр, отдал их Сашке:
– Не забывай. Ты пацан хороший, но, боюсь, ещё встретимся. Выпьем же, друг, на прощанье за то, чтобы не встретиться нам больше никогда.
Наконец-то, и город Омск. Сашку понесло ветром к знакомому бараку – захотелось скорей увидеть ту, которую вспоминал, находясь в зоне: оказывается, запала Нинка в душу. Мать Нинкина встретила Сашку радушно и многое за чаем поведала. Сначала объяснила отсутствие дочери: проживает у тетки и готовится к свадьбе. Вот так! И сказала, что умерла Агафья Кирилловна. Вот о ком думать надо было внуку, к кому торопиться. Весть о смерти её оглушила Сашку, вытеснила из головы его всё остальное. Ушёл последний человек, который любил его. Он представил её доброе, морщинистое лицо, грустные глаза. Она бы жизнь отдала за него. И теперь её нет.
Милая старая Агафья. Чувствуя, что уходят силы, она не жаловалась, не срывала настроение на других, как бывает со стариками, а честно выполнила назначенное ей судьбой: жила интересами детей, внуков, радовалась за них, огорчалась, болела душой за дочь, себя обвиняя, что вовремя не увидела, как та превращалась в настоящую ведьму.
Тётка Анна перебралась на Новостройку, жила в новом кирпичном бараке, и работала диспетчером в Водоканале. Сашка, потрясённый вестью о смерти бабушки, уже не мог вдаваться в подробности разговора с Нинкиной матерью, и не жалел об отсутствии Нинки. Поблагодарив за чай, он отправился разыскивать место жительства тётки. Анна, увидев племянника, всплеснула руками:
– Ты, что ли? Какой нарядный! Не подумаешь, что оттуда прибыл.
– Люди везде живут, – обняв её, ответил Сашка, в душе чувствуя удовлетворение от тёткиных слов. И, не дав охладиться её восторгу, вытащил несколько сотенных и швырнул на стол. – Это тебе на расходы.
Анна ещё раз взмахнула руками и побежала в магазин за продуктами. К Сашке подошла девочка – дочь Анны. Заметно выросла. Глаза тёткины, только брови не её – чёрные и широкие. Сашка знал, чьи они: водилась тётка с армяшкой – тот тренировал команду велосипедистов с Нефтезавода. Анна с ним надеялась связать судьбу, но тот хитро исчез. Тётка скоро возвратилась. Выпили.
– И как жить думаешь? – спросила Анна.
– Буду жить по-другому. – Сашка немного захмелел, и ему захотелось открыть тётке созревший в душе план жизни, в которую он сам поверил, но взглянув на неё, осунувшуюся, измученную, лишь спросил: – Писала, что брату большой дали срок. Как он?
– Сидит. Два месяца не была у него.
– Съезжу завтра.
Утром Сашка отправился на свидание с братом, вначале заехав в посёлок с интересным названием «Вим», где жил Вадик. Тот оказался дома. Он встретил Сашку с распростёртыми объятиями, за стол усадил, налил водки. Когда выпили и поболтали, Вадик, глядя на дружка добрым взглядом, сказал:
– Ты, Саша, настоящий друг: кражу гашу взял на себя. Только зря.
– Зря?
– Понимаешь, мне тоже клеили поножовщину – как соучастнику. Ни черта: я в психушку закосил. И отстали. И от кражи бы отстали. Вот так… Но всё равно мне надо поить тебя до конца жизни, или пока алкоголиком не станешь. – Последнее сказал, улыбаясь и разливая остатки бутылки.
Сашка болтовню дружка выслушал хмуро, смекнув, что, если бы не амнистия, сидеть бы ему ещё долго за чужое дело.
