Свадьба у ей скоро. А ты глядишь исподлобья. Ну что, сошьёшь ей платье?
– Не понадобится ей это платье, бабуся, – только и ответила девочка, глянув на бабушку, и задумчиво подпёрла кулачком щёчку.
– Да ты чего болтаешь? – ахнула Захариха, прижав к губам ладонь.
– Как это не понадобится? – после недолгой паузы вновь спросила старуха.
– А вот так. Не понадобится, потому что не будет никакой свадьбы.
– Вот тебе и здрасьте, – опешила старуха, – А что же я Марии скажу? Ведь она завтра уже снова придёт.
– Не придёт она бабушка, у неё завтра такое произойдёт, что ей не до нас будет, и не до платья, – так же задумчиво ответила Надийка.
Захариха вновь внимательно поглядела на внучку, покачала головой:
– Ох, Надийка, чем дальше, тем больше ты меня удивляешь. И откуда ты всё это берёшь?
– Не знаю я, бабушка, как-то само собой всё получается, вот отсюда, – и девочка снова показала ручкой на своё сердечко.
– Бабуся, – окликнула Захариху Надийка, которая после того, как они повечеряли, убежала к себе в светёлку.
– Ау?
– А когда мы с тобой на ярмарку поедем?
– Мы? На ярмарку? – удивилась Захариха.
– Да, – кивнула Надийка, выглядывая из своей комнаты, – Погляди-ка, сколько у меня уже всего накопилось!
Старуха вошла в комнату и села на кровать, девчушка раскрыла комод, вынула из ящиков салфетки, рушники, платочки да наволочки, все расшитые цветастыми, яркими нитками и подала бабушке. Захариха принялась перебирать работы, любуясь ровными стежками и красотой вышивки. До чего же причудливо и аккуратно всё было выполнено! И не скажешь, что сделано это всё было ручками девочки, словно искусная мастерица плела на полотне эти удивительные узоры – красногрудых снегирей, кисти рябины и калины, легкокрылых бабочек, колосья хлеба, пёстрые полевые цветы и вихрь голубых прозрачных снежинок, зайчики и ежи с грибочками на иголках, берёзки и ели. Каких только картин не было тут!
– Внученька, да как же это всё у тебя выходит-то? – ахнула Захариха, – Умница ты моя, разумница, золотые пальчики!
– Да как, бабуся, – пожала плечиками девочка, – Не знаю. Я просто закрываю глаза и вижу эти цветы, птичек или поля, избушки под снегом, травинки или ещё что. А потом, пока не ушло видение из головы, быстренько на ткань переношу. Похоже выходит?
– Не то слово! Будто живые, – кивнула Захариха и поцеловала внучку в макушку, – Кудесница ты моя! Всю ткань, поди-ка, исшила?
– Всю, всю, бабуся, – запрыгала вокруг на одной ножке Надийка, – Надо ещё прикупить! И ниточки, ниточки тоже у меня почти закончились. А вот бусинки я так пока и не придумала, куда пристроить, но чувствую, что скоро я это узнаю. Так что, поедем на ярмарку, а бабуся?
Она подскочила к Захарихе, и, ухватив её за руку, заглянула ей в глаза.
– Так и быть, егоза, – засмеялась Захариха, – Коль уж такое дело, значит надоть ехать.
– Ура, ура, – запрыгала Надийка, – А когда поедём?
– Ну, когда? Вот в воскресенье и пойдём. Точнее поедем, я завтра к соседям сбегаю, они как раз собирались ехать, видела, давеча их в деревне. А сейчас давай-ка спать уже.
***
В выходные Надийка с Захарихой с самого утра сели в сани к соседям, что подъехали к их воротам по договору с Захарихой, и по заснеженной дороге тронулись в путь. Они ехали мимо спящей подо льдом реки, мимо, покрытых инеем, кружевных елей, лип и орешника, мимо укутанных в сугробы домишек соседних деревень. Солнце светило ярко и весело, отражаясь и множась в льдинках тысячами маленьких солнышек, и просторы лугов и полей нестерпимо блестели, будто сказочные персидские ковры, расшитые драгоценными каменьями. Морозец покусывал щёчки и носы, снег скрипел под полозьями саней, лошадка бежала скоро и резво, звенели бубенцы на дуге, и у всех путешественников было весело и светло на душе.
Надийка в белой пушистой шали из козьего пуха и в таких же рукавичках, на которых она вышила рябиновые кисти, в валенках-самокатках и тулупчике, сидела на телеге и улыбалась, глядя на красоту вокруг, ей было тепло и радостно.
– Ой, бабуся, гляди, гляди, белочка скачет за нами вослед! – указала она пальчиком на деревья, стоящие вдоль дороги, – Ишь, какая шустрая, не отстаёт! Вровень с санями бежит! Да до чего красивая-я-я-я!
Вот впереди показалось уже и большое село, и все подобрались и заговорили о ярмарке.
Шумно было на торговых рядах среди разноцветной толпы, где-то пели песни и слышалась гармонь, торговцы громко зазывали покупателей к своим прилавкам, на которых царило такое изобилие товара, что глаза разбегались, и хотелось рассмотреть всё и сразу: были тут и жёлтые прозрачные петушки на палочках, и цветастые юбки да рубахи, и румяные баранки, и пушистые вязаные варежки, и яркие ткани, и деревянные свистульки с краснощёкими круглыми матрёшками, и многочисленные соленья и варенья, и нарядные полушалки. Надийка восторженно крутила головой по сторонам и дёргала бабушку за рукав, показывая то на один, то на другой прилавок.
Захариха же первым делом направилась к Корнею, тому самому мужчине, который купил у неё в прошлый раз Надийкину работу.
– О! Здравствуй, бабушка! – сразу же узнал Захариху Корней.
– Здравствуй, здравствуй, сынок!
– А это кто же у тебя такая раскрасавица?
Надийка зарделась и спряталась за спину бабушки.
– Это уж не та ли мастерица, что салфетки чудные вышивает?
– Она, она самая, – улыбнулась старуха.
– Вот это да, вот с кем мне познакомиться-то довелось, – всплеснул руками Корней, – Ну, здравствуй! Как зовут-то тебя, красавица?
– Здравствуйте, меня Надийка зовут, – вышла девочка вперёд.
– Какое имя у тебя замечательное. Ну, как ты там, нашила новых салфеточек?
– Нашила, – кивнула девочка, – И не только салфеточек, между прочим.
Она улыбнулась задорно и сморщила носик, как лисичка:
– А ещё и наволочек нарядных, и рушников, и даже скатёрку одну!
– Ох, и скорая ты, девка, на работу! – подивился Корней, – Неужто всё сама сделала?
– Сама. А у вас тоже имя красивое.
– Меня бабушка так назвала, – ответил Корней.
– И меня тоже бабушка, – засмеялась Надийка, всё её стеснение прошло, Корней был человеком хорошим, простым и улыбчивым, он ей понравился.
– Ну, показывайте, что привезли, а то мои покупатели уж меня замучали, когда, да когда будут, мол, ещё те вышивки красивые?
– Да уж больно добираться до вас неудобно, – ответила Захариха, – А зимой тем паче.
Тем временем Надийка вытащила из корзины все свои работы и Корней ахнул.
– Батюшки, какая лепота!
Тут же понабежали бабы от соседних прилавков, и тоже заахали, восхищаясь.
– Корнеюшка, неужели новую красоту привезли? Продай нам!
– Привезли, привезли, да погодите, бабоньки, и сам ещё не разглядел толком!
Разворачивая вышивку за вышивкой, Корней восторгался и дивился, а бабы охали да ахали. Всё вспыхивало огнём – были тут и красные маки, и фиолетовые колокольчики, и голубые васильки, и жёлтое солнышко, и зелёная травка. Божьи коровки и бабочки разлетались во все стороны по салфеткам, и когда Корней взмахивал очередной вышивкой, чтобы развернуть её, казалось, что они порхают в воздухе. Среди зимы наступило снова лето.
– Господи милостивый, какая красота! – приговаривали бабы, передавая наволочки и платочки из рук в руки.
Корней довольно улыбался и смотрел на Надийку, а та, засмущавшись и опустив реснички, стояла тихонько у прилавка.
– Так, бабоньки, разойдитесь-ка покамест, идите по своим местам. Я сначала с хозяевами дела порешаю, а потом уж и вас приглашу.
– Лады, лады. Да ты только, гляди, не обмани уж нас, Корнеюшка, – заговорили разом бабы, – А то заберёшь всё себе домой.
– Нет, – засмеялся Корней, – Не заберу. Мне деньги нужны. Они мне скоро пригодятся.
Надийка хитро поглядела на Корнея и сказала:
– Да, скоро они вам пригодятся.
Она вынула из-за пазухи небольшой свёрточек, и, протянув его Корнею, добавила:
– А вот это вам от меня подарочек. Только вы сами его не открывайте! А передайте его вашей жене, вместе дома и поглядите, хорошо? Это для неё.
– Хорошо, спасибо тебе, – удивился Корней, взял свёрточек и спрятал его за пазуху.
Он щедро рассчитался с Захарихой и позвал Надийку:
– Надийка, а это тебе от меня!
