и наемники, как при чувственном Антихристе быть обещано писаниями»; что «православная церковь -овощное хранилище, а единоверческая - ловушка»; что не надо причастия, ибо несть приношения в нынешния последния времена»; что трехперстная щепоть - печать Антихристова. На доказательства тому Дмитрич смел и неразборчив, он заносит в цветнички все в перетолкованном и искаженном виде. Когда выходит он походом на православных, то умеет ловко указывать на пример местночтимых святых, которые также искали себе спасения в тех же олонецких и каргопольских лесах: один - Александр на Свири, другой -Александр на Ошве. И жития Александров, свирского и ошвенского, носил Дмитрич при себе и прочитывал по требованию. Купца с семейством из города Мезени в лес увел. Таков Дмитрич - ловец в человецех.
При Никаноре же и другой его ученик из деревни Филатовой, Дмитрий Кузмин Беляев, хотя и неграмотный, но сильный враг православия, задорный, крикливый и драчливый в спорах, «строптивый на разговорах, хоть и не от Писания, но чтобы было по нем».
Этот полезен и дорог был Никанору-наставнику тем, что увлек в скрытничество всех своих детей и брата Никиту с женой и, шатаясь на миру, усердно и удачно проповедует. В проповедях у него любимое и наговоренное место о том, что не надо творить милостыни нищим, живущим в миру, а подавать ее подобает только скрытникам, яко стаду Христову. Умел он также внушить, что кто уйдет в их стадо, то из семейства такого человека впредь до 9 родов получат от Христа спасение.
- Доказать, - говорит, - от Писания не могу, а душой то чую и верно знаю, что покойная мать моя уже спаслась за то, что была с нами.
Не одобрял Никанор в Беляеве лишь то, что, где бы он в беседу ни вступил и ни замешался, везде умел разговор, тихо начатый, повернуть на спор и ссору; начнут плевать друг другу в лица и обещаться взаимно щипать бороды и царапать глаза.
Вот почему ближе и дороже был для Никанора смирный Владимир из беглых солдатиков, обладавший большим умением выгодно распродавать имущество обращенных и далеко припрятывать и хорошо хоронить на черный день те деньги, которые от того были выручены, и те, которые давно лежали у обращенных в запасах и хоронушках.
Когда этот Владимир состоял приставником и руководителем при Друганине, для искуса и согласил старика отдать капитал, нажитый им тяжелым трудом при участии приемыша. Владимир этот капитал прибрал и припрятал, а сам бежал от Друганина. Когда же старик разочаровался в учении скрытников и пожелал выйти на мир, приемыш его обратно принять в дом соглашался не иначе как под условием возврата вместе нажитых денег, но буквально брошенных на лес. Семидесятилетний Алексей Иванович, напуганный, сверх того, возможностью преследований со стороны правительства за скрытничество, принужден был против воли совсем остаться в странниках и доживать век в темных сюземках.
Оставшись в лесу против воли, загрустил Алексей Иванович о том, что жить теперь ни при чем стало, когда подобрались сомнения и разочарования. Когда стал меньше слушать, больше сам думать - не то выходит, и как бы даже скверное и очень лживое. Когда наставник уверял, что живем-де, как и впрямь со Христом апостолы, первая истинная соборная церковь, казалось, как будто и так - и имение раздали, и себя отверглись, и в горы забежали, живем сообща и тому подобное. Задумается он обо всем этом и станет как будто совсем похоже: и дух окрылится, и себя упрекнешь - как-де это раньше не надумано и тебе не указано. С гордостью на покинутый мир глядишь: во тьме, мол, ходит, Антихристову волю творит и нас, верных, гонит и мучает так точно, как указано на последние дни мира. И возгнушаешься, и возмнишь о себе.
- А тут вот поглядишь: и хотеневский Иван Дмитриев таскается с книгой «Альфа и Омега», тычет в страницы пальцем, а на те места, которые надо, не всегда попадает. «Вот, вот, видишь», - говорит ко всякому слову, словно петух кур скликает. Про Владимира, который деньги подобрал себе и про себя спрятал, - и говорить не приходится: это, может быть, и в самом деле Иуда Искариот, который, собирая на других, про себя оставлял. Это, может быть, так и надо, чтобы совсем было похоже.
- Это, пожалуй, ничего, что, когда соберутся книжники и начетчики, нет любы между ними, как велено. Когда же сойдутся грамотеи, мужик да баба, и любы есть, и согласие, и переписка бывает - «свету-пресвету - тайному совету». Так и у филипповских случается, и во всем мире так. Худа большого не видно, спорить искони веков не умеем, слушать другого не хотим, а норовим, как бы ухватить его за широкое горло, и чем кто толковее сказывает, тем тому скорее хочется перегрызть горло. Большое худо -неправильные толкования, да когда идут на кривотолки, да начнут подделывать и перевирать, как самим хочется, раздоры вводить, новшества предлагать.
Стал Алексей Иваныч сомневаться и разочаровываться с тех самых пор, как не полюбилось ему учение о милостыне Беляева, воспрещающее подавать ее мирским вопреки Христовой заповеди, обещающей блаженство тем, кто творит милостыню без разбора. Совсем он был смущен толкованием о крестном знамении и примириться не нашел в себе сил со враньем в цветнике о папе Формозе.
Толковал наставник:
- Печать Антихристова заключается в трехперстной щепоти.
И место в цветнике указал.
- У папы Формозы по умертвии его бысть отрублены три перста правой руки, и когда бросили их наземь, земля, разверзшись, поглотила их. А когда и самый труп Формозов бысть брошен в Тибер-реку, тогда вода претворилась в кровь и рыбы изомроша.
- Может, и так, и похоже, а сем-ко спрошу у единоверческого дьякона: сам он бывал мужиком, к истине-то тоже из-за хлеба заходил в тех же лыковых лаптях? Вот известно про него, что и в Сопелках он живал, и разные виды видывал. Пошлю-ка верного человека дойти до него и вопросить.
Сказывал дьякон, и на Кириллову книгу ссылался, и в ней то место указывал о еретичестве папином, где прямо говорится, что отрублены персты у Формозы не за то, что крестился и благословлял ими, как делают это никониане, а за то, что подписал этими самыми тремя перстами согласие об исхождении Св. Духа и от Сына.
С этих пор стал Алексей Иваныч еще чаще оглядываться и больше всматриваться. Чем дальше, тем стало хуже - перевертывается
